Погружаясь на наших занятиях в переживания Брейгеля и Платонова, еще раз 
убеждаемся в том, что страдание, именно страдание, есть основа высокого 
творчества. Помогает и то, что поделившись своей депрессией с другим человеком, 
человечеством с помощью бумаги, холста, пациенты, обнаруживающие хотя бы малую 
грань созвучия с переживаниями Брейгеля и Платонова, учатся выбираться из 
собственных расстройств тоже через доброту, доброе творчество в широком смысле, 
в том числе – через непосредственную, сердечную помощь тому, кому еще тяжелее. 
Здесь проглядывает серьезный, сложный психотерапевтический механизм “лечусь 
леча”(Бурно М. Е. 1992). Задушевная доброта – это часто целебный свет 
дефензивного творчества – тот свет, которым наполнены и брейгелевская “Сорока 
на виселице”, и платоновская повесть “Епифанские шлюзы”. Это ощущается еще 
отчетливее, когда сравниваем творчество Брейгеля и Платонова с творчеством, 
например, Дюрера, Гессе, Дали. Так, Р., 32-х лет, почувствовал, осознал 
благодаря этому занятию свое творческое, депрессивно-личностное, 
дефензивно-глубинное созвучие с Брейгелем и Платоновым, созвучие в способе 
целительного выживания – через земную доброту, человеческую жалость к 
страдающим людям, животным вокруг нас. Когда это есть в душе, то, несмотря на 
то, что день – пытка, жизнь все же продолжается, душа живет, как и в картине 
Ярошенко, где несчастные арестанты кормят птиц из своего вагона с решеткой 
(“Всюду жизнь”). 
Четвертое занятие: “Огонь Прометея” или “Двенадцатиглавый Змей” Н. С. Фомичева 
Слайд указанной в названии занятия картины Н. Фомичева на экране. Змея (или 
Змей) – амбивалентно-многозначный народный “символ (…) силы в чистом виде” 
(Керлот Х. Э. 1994, с. 210). “Богатырски могучий, с незаурядным умом и 
воображением, Змей знает целебные травы, обладает несметными богатствами, живой 
водой, превращается в прекрасного юношу и искушает дев. и т. п.” (Афанасьев А. 
1868, с. 509). Но в русской мифологии Змей (Змей Горыныч) – “представитель 
злого начала, дракон с тремя, шестью, девятью или двенадцатью головами” (Иванов 
В. В. и Топоров В. Н. 1990). Во всяком случае, чистая, честная душа вынуждена 
противостоять Змею, а то и бороться с ним. Фомичев изобразил Двенадцатиглавого 
Змея, и каждая его голова олицетворяет какую-то жизненную трудность, искушение, 
без которых нельзя прожить, и с которыми надо справиться, чтобы не погасить 
свет своей души, не дать злу задуть твою свечу-совесть. В нижнем правом углу 
картины путник прикрывает иносказательно рукой пламя свечи (Прометеев огонь), в 
другой руке – оберегает-охраняет свет своей души от происков Змея. Эти 
жизненные трудности, искушения – поясняю пациентам – есть уже, были или будут у 
каждого из нас. Давайте же, вспоминая наши горести, неприятности, страдания, 
подумаем вместе, и каждый скажет по-очереди (как это обычно происходит у нас), 
что означает каждая змеиная голова. 
После того, как пациенты выскажутся, нередко интересно, но с понятной 
неудовлетворенностью своими объяснениями и потому с напряженно-вопросительным 
вниманием к психотерапевту, рассказываю эту картину так, как когда-то объяснял 
ее сам художник, но, конечно, развивая его рассказ. 
Первые три головы (ребенок со вздутым животом, истощенная старушка, женщина, 
просяще протянувшая руки) – это Семья, которая просит есть. То есть, вообще 
какие-то люди, даже не родные, а, может быть, и животные, о которых необходимо 
заботиться, потому что больше о них никто не позаботится, потому что мы за них 
в ответе. И надо делать для них все возможное, дабы не погасить свою совесть. 
Далее – красный мужик, размахивающий руками. Это – пылающие страсти, пагубные 
влечения-желания. Каждому из нас (во всяком случае, в глубине души), бывает, 
хочется совершить что-то запретное, способное принести горе, неприятности 
другим людям, даже близким. И здесь надобно, по возможности, справиться с собою,
 не дать злу задуть свое светлое, нравственное начало. Потом – два заскорузлых, 
напряженных мужика – Жадность и Корысть. В каждом из нас это есть в каком-то 
количестве. Например, добрая женщина ловит себя на том, что своему ребенку 
хочется дать кусок получше, нежели соседскому. Или даже совестливый человек 
бывает, ненароком, стыдливо подумает: чем же отблагодарит его тот, кому он 
сейчас так серьезно помогает. Три противных, дрожащих старика – это 
властолюбцы-консерваторы, требующие от нас, чтобы мы говорили, делали всякое не 
так, как нам хочется, а так, как это положено, как им нравится (авторитарные 
родственники, знакомые, начальники). И здесь нельзя опускаться до грубых 
взаимных обвинений, ссор. Следует всякий раз, не покривив душой, с 
дозволительными компромиссами, отойти от возможности конфликта, мягко, но 
непреклонно отстаивая свое принципиальное. Наконец, каждого из нас, рано или 
поздно, охватывают какие-то лишения, невозможность получить что-то, чего очень 
хотелось бы. Пусть это не Голод, пронзительно протягивающий руки путнику, пусть 
более легкое лишение, но все это надо так же достойно, без сделок с совестью, 
преодолеть. Чаще ближе к концу жизни приходит к нам тяжелая Болезнь – в лице 
лежащего, осунувшегося, страдающего человека – или старческая немощь – и это 
тоже приходится с честью преодолевать. В самом конце пути каждого из нас ждет 
безликая дама Смерть, и ее тоже надобно встретить достойно, без паники, не 
доставляя близким лишних хлопот. 
Занятие приобщает дефензивных, депрессивных пациентов к общечеловеческим 
трудностям, к которым всем нужно быть готовыми. Стало быть, не только у меня 
эти переживания, они у всех – сильнее или слабее. Я не один такой уж несчастный.
 Всем, получается, “жизнь прожить – не поле перейти”. Остается изучить свое, 
свойственное характеру, особенностям депрессии, отношение к этим 
трудностям-невзгодам и целебно-честно идти по своей дороге жизни, как этот 
благородный путник, пронести как он, сквозь все это трудное свет, огонь своей 
души, а это и есть духовное творчество.