Детерминизм и индивидуальность
Благодаря теории гештальта мы можем более четко изложить ряд проблем стиля. 
Среди них особо выделим проблему соотношения между исторической причинностью и 
единичной случайностью каждого отдельного события или факта. Хаузер пишет, что 
"несмотря на широкое участие в историческом процессе индивидуальных и 
социальных факторов, историческая мысль и исторические сочинения демонстрируют 
постоянный перекос в симпатиях то в сторону детерминизма, то в сторону 
индивидуализма".
Мне представляется, что детерминизм и индивидуализм следует рассматривать 
вместе. Каждый индивид всецело является порождением генетических факторов и 
свойств окружающей среды, а детерминирующие силы не производят ничего, кроме 
индивидных структур отдельного лица, группы лиц или структур объектов, таких, 
как, например, объекты искусства. Проблема возникает по той причине, что иногда 
каузальность понимается исключительно как свойство линейных цепочек событий. 
Такие каузальные цепочки, однако, попадая в гештальт-контекст, теряют свою 
индивидуальность. Каузальность, обусловливающая и управляющая образованием 
гештальта, представляет собой не линейную цепочку, а структурную организацию, 
не сводимую к простой сумме отдельных частей. Отсюда возникает представление, 
будто каузальность кончается там, где начинается индивидуальность, а история 
представляет собой процесс, управляемый каузальными связями, в то время как 
индивидуальные продукты истории интерпретируются как необъяснимые инородные 
образования, плывущие в потоке детерминированных событий. Это представление 
абсурдно.
Каждый индивид есть результат действия таких детерминистских факторов, как 
наследственность, среда и другие. Гештальт-контекст не способен ни вводить 
новые, дополнительные элементы, ни подавлять уже имеющиеся. Нельзя, 
следовательно, отделить художника как человека и гражданина от художника-творца,
 что пытался сделать, например, Курт Бадт, устраняя исторические факторы места 
и времени как "негативные определители". Единственная причина, по которой 
индивидуальное не равно сумме своих частей, состоит в том, что сам процесс 
образования гештальта организует части в совершенно новую структуру. Что же 
касается интеллектуальных объяснений линейной каузальности, то гештальт 
является предельным случаем, к которому можно подойти (хотя всякий раз не 
достигая полного соответствия), умело прослеживая и разумным образом 
устанавливая элементы и связи между ними в гештальт-процессе. Если данная 
процедура и не достигает цели из-за чрезмерных амбиций детерминизма, она все же 
избавляет гештальт от нигилизма не идущего ни на какие компромиссы человека. 
Больше того, человек может утешиться, осознав, что подобное ограничение 
свойственно каждой науке, общественной или естественной, когда та сталкивается 
с некоей целостной структурой. В конце концов мы приходим к единому взгляду на 
генетические и исторические процессы, при котором отдельные фазы этих процессов 
всякий раз объясняются причинно-следственными связями.
Для уяснения, почему одни наборы составляющих лучше других и, в частности, 
почему результирующая структура оказывается иногда согласованной, а иногда 
противоречивой, иногда мощной и ясной, а иногда слабой и рыхлой, можно 
усовершенствовать правила, управляющие формированием гештальт-структур. Если 
согласиться с этим положением, то можно констатировать, что хотя до объяснения 
причин появления гениев или имбецилов, хорошего или плохого искусства еще 
далеко, путь к их осмыслению в принципе больше не заблокирован.
Zeitgeist и формирование гештальта
С проблемой каузальности тесно связана другая проблема, которую ряд историков и 
психологов пытались решить, обратившись к понятию Zeitgeist (дух времени), по 
их мнению объединяющему началу философии и искусств данного периода. Такой 
подход вызывает серьезные возражения.
С похожей проблемой гештальтпсихология столкнулась еще на заре своего 
существования, когда Кристиан фон Эренфельс в своей первой работе "О свойствах 
гештальта" предположил, что гештальты отличаются от простого множества 
элементов некоторыми дополнительными свойствами. Прошло еще какое-то время, 
прежде чем такие психологи, как Макс Вертгеймер и Вольфганг Келер, с полным 
основанием смогли утверждать, что структура гештальта создается его составными 
частями и контекстом и ничем больше. Сегодня, однако, формулировки, описывающие 
отношение между "целым" и его частями, рискуют вызвать представление о том, что 
целое будто бы является порождающей единицей, действующей на составные части и 
находящейся под их воздействием.
В частности, Хаузер считает, что групповое сознание - это просто собирательное 
понятие, которое, как таковое, следует считать не "первичным", а "вторичным" по 
отношению к "объединяемым компонентам". Очевидно, что такое представление по 
существу верно, но Хаузер, видимо, не заметил возможности различения двух 
способов формирования гештальтов. Один тип гештальтов возникает при встрече 
отдельных изначально самостоятельных частей и их дальнейшей структурной 
интеграции; такая ситуация имеет место, например, при вступлении в брак двух 
людей и появлении вслед за тем нового поколения детей, начало которому положил 
именно этот брачный союз. Примером такого гештальта в искусстве может служить 
встреча и соединение линий импрессионизма и кубизма в картинах Сера или Сезанна,
 а также объединение мексиканского искусства с барокко, принесенным с собой 
испанскими завоевателями. При таких условиях борьба за единую и целостную 
структуру может как привести, так и не привести к успеху, и результирующий 
гештальт может состоять из более или менее одинаково сильных элементов. Эта 
борьба также может проходить под решающим действием одного или нескольких 
доминантных факторов, оказывающих сильное влияние на целое.