Разумеется, можно неким законодательным образом нормализовать и 
стандартизировать составляющие стиля, как это делается в манифестах Бретона или 
Маринетти, однако эти программы сами являются продуктами стиля, а не понятиями, 
используемыми для научной классификации.
В поисках независимого установления стилистических направлений историки 
искусств зачастую определяют стили, исходя из политических или культурных 
периодов их расцвета. Искусство династии Сун описывается как стиль, тем не 
менее нет каких-либо априорных причин считать все искусство трехсотлетнего 
периода принадлежащим одному стилю.
Чтобы установить, был такой стиль или нет, не утверждая этого голословно, 
нельзя давать дефиницию стилю, например Сун, как искусству, получившему 
распространение во время правления императоров династии Сун. То же можно 
сказать и о географически ориентированных понятиях стиля, таких, как 
венецианское или флорентийское искусство. Наименее удачным представляется 
определение стиля исходя из календарных дат. Если еще можно ожидать сходства 
среди множества проявлений общественных, культурных и художественных тенденций, 
то от различного содержания календарных вех, распределенных по шкале 
хронологического времени, никакого родства ждать не приходится. Время само по 
себе не является причинным фактором. Фактически, когда мы говорим, что 
пятнадцатый век в Италии был периодом кватроченто, мы контрабандой вводим 
эстетические коннотации в чисто временное понятие. (В своей ранней работе 
психолог Курт Левин изучал отношение между "типами" явлений и их воплощением в 
опыте. Он обнаружил, что в истории искусств предпринимались попытки, в 
частности, Полом Франклем, отделить одно понятие "барокко", рассматриваемое как 
исторически и географически отграниченную группу произведений искусств от 
других групп, от другого "барокко", понимаемого как вневременная разновидность 
стиля.)
Безнадежная сложность
Ситуация не была бы столь серьезной, если бы стили были компактными цельными 
сущностями. Именно такими казались крупные направления, когда их удавалось 
интерпретировать как малые. Вызывающий беспокойство историков хаос связывается 
обычно с самое большее двумя последними столетиями. Однако по мере того, как 
историки пристальнее вглядываются в прошлое, все яснее становится, что старые 
монолитные стили фактически представляют собой сложные комбинации разных 
стилевых пластов, находящиеся в весьма не простых соотношениях с теми или иными 
местами и датами. Примеры можно найти повсюду. Хаузер отмечает, что остается 
"открытым вопрос, какие из разнообразных по действию тенденций, проявившихся в 
Италии в период смерти Рафаэля, следует считать наиболее характерными и важными.
 Классицизм, маньеризм и раннее барокко соседствовали и процветали друг возле 
друга, так что ни одно из этих направлений нельзя было назвать ни устаревшим, 
ни преждевременным". Эрвин Панофский высказывает парадоксальное суждение, что 
"своей кульминации средневековый классицизм достиг внутри готического стиля 
точно так же, как классицизм семнадцатого века, представленный творчеством 
Пуссена, достиг своего апогея в пределах барокко; да и классицизм позднего 
восемнадцатого и раннего девятнадцатого веков, выраженный в работах таких, 
например, художников, как Флаксман, Дэвид и Асмус Карстенс, расцвел также в 
другую эпоху - эпоху "романтической чувствительности". Стало к тому же 
очевидным, что чем крупнее художник, тем менее вероятно совпадение его 
индивидуальной творческой манеры с общим стилем современной ему эпохи. На самом 
деле совсем не просто вообще найти художника, чьи работы, взятые в совокупности,
 можно было бы отнести к какому-то одному течению, например, к импрессионизму 
или к кубизму.
Затруднения, связанные с традиционно принятым подходом, напоминают один из 
эпициклов птолемеевской Солнечной системы. Придерживаясь традиционной модели, 
приходится мириться с поистине неразрешимыми проблемами. На симпозиуме, 
посвященном понятию стиля, материалы которого вышли сравнительно недавно под 
редакцией Бэрела Ланга, историки искусств выглядели обреченными и 
капитулировавшими перед огромными трудностями. Поскольку основные проблемы со 
стилем возникают в связи с его временной интерпретацией, Джордж Каблер 
предложил ограничить понятие стиля исключительно пространственными рамками, а 
именно, понимать под стилем "описание недлящихся, синхронных ситуаций, 
состоящих из взаимосвязанных событий", что кажется мне решением, напоминающим 
попытку представить анализ законченного музыкального сочинения с помощью одних 
только нескольких вертикальных линий, ограничивающих такты нотного клавира. 
Светлана Алперс предлагает менее радикальный выход. Она хочет избежать 
упоминания о стиле вообще, настаивая, например, на "обучении живописи 
голландцев семнадцатого века, а не художников северного барокко". Между тем 
живопись как вид искусства нельзя описать иначе, как с помощью стилистических 
категорий, и если мы не хотим, чтобы искусство голландских художников выглядело 
беспорядочной кучей не связанных друг с другом картин, нам все равно следует 
искать признаки этого искусства как единого художественного стиля.
Объекты против силовых полей
Вместо того, чтобы покинуть этот тонущий корабль, разумнее посмотреть, нет ли 
другой парадигмы, и таковая вскоре находится. Самое радикальное изменение, 
происшедшее в истории теоретического мышления, вероятно, заключалось в переходе 
от атомистического представления о мире как о множестве четко очерченных 
предметов к представлению о мире как о поле сил, изменяющемся во времени. 
Известная нам, главным образом из современной физики, концепция силовых полей 
утверждает, что силы организуются в поля, взаимодействуя друг с другом, 
группируясь, соревнуясь, соединяясь и расходясь. Плотные твердые тела больше не