римского рыцарства; по, вот, что далеко не все знают - Юлиан был 
мечтателем и посвященным первой степени, он верил в единство Бога и 
мировое ученье о Троице; словом, он сожалел только о величественных 
символах древнего мира и слишком привлекательных его образах. Юлиан не 
был язычником; это был гностик, набивший себе голову аллегориями 
греческого политеизма и имевший несчастье находить имя Иисуса Христа 
менее звучным, чем имя Орфея. В нем император заплатил за вкусы философа 
и ритора; и после того, как он доставил самому себе зрелище и 
удовольствие умереть как Эпаминонд, произнося фразы Катона, - он получил 
от общественного мнения, в то время уже всецело христианского, проклятия 
в качестве надгробного слова, и прозвище, позорное для последней 
знаменитости.

   Пропустим маленькие дела и таких же людишек падающей римской империи и 
приступим к средним векам... Возьмите эту книгу, прочтите седьмую 
страницу, затем садитесь на плащ, который я расстелю и полой которого мы 
закроем себе глаза... Не правда ли, у вас кружится голова, и кажется, что
земля бежит под ногами? Крепко держитесь и не смотрите... Головокружение 
прекратилось. Мы прибыли. Встаньте и откройте глаза; но остерегайтесь 
сделать крестное знамение или произнести какое-нибудь христианское 
слово... Местность похожа на пейзаж Сальватора Розы. По-видимому, это 
пустыня, только что успокоившаяся после бури. На небе нет луны, но разве 
вы не видите, как пляшут маленькие звездочки в вереске? Разве вы не 
слышите, как летают вокруг вас гигантские птицы и, пролетая, бормочут 
странные слова? Приблизимся молча к этому перекрестку в скалах. Слышен 
хриплый и зловещий звук трубы; повсюду зажигаются черные факелы. Вокруг 
пустого сиденья толпится шумное собрание; смотрят и ждут. Внезапно все 
простираются ниц и шепчут: "Вот он!" Вот он! Это он!" Вприпрыжку 
появляется князь с козлиной головой; он всходит на трон, оборачивается и,
нагнувшись, подставляет собранию человеческое лицо, к которому, с черной 
свечой в руках, подходят все для поклонения и поцелуя; затем он 
выпрямляется с пронзительным свистом и распределяет между своими 
соучастниками золото, секретные наставления, тайные лекарства и яды. В 
это время зажигаются костры; ольха и папоротник горят в них вперемежку с 
человеческими костями и жиром казненных. Друидессы, увенчанные петрушкой 
и вербеной, золотыми серпами приносят в жертву детей, лишенных крещения, 
и приготовляют ужасное пиршество. Накрыты столы; замаскированные мужчины 
садятся около полуголых женщин и начинается пир вакханалии: ни в чем нет 
недостатка, кроме соли, символа мудрости и бессмертия. Вино течет рекой и
оставляет пятна, похожие на кровь. Начинаются непристойные разговоры и
безумные ласки; и, наконец, все собрание опьянело от вина, преступлений, 
сладострастия, и песен; встают и беспорядке и спешат составлять адские 
хороводы... Тогда появляются все чудовища легенды, все фантомы кошмара; 
громадные ящерицы прикладывают ко рту флейту навыворот и дуют, подпирая
бока своими лапами; горбатые жуки вмешиваются в танцы; раки играют на 
кастаньетах; крокодилы устраивают варганы из своих чешуек; приходят слоны
и мамонты, одетые купидонами, и танцуя подымают ногу. Затем, потерявшие 
голову хороводы, разрываются и рассеиваются... Каждый танцор, горланя, 
увлекает танцовщицу с растрепанными волосами... Лампы и свечи из 
человеческого жира тухнут, чадя во мраке... Там и сям слышны крики, 
взрывы смеха, богохульства и хрип... Проснитесь и не делайте крестного 
знамения; я привез вас домой, и вы у себя на постели. Вы немного устали, 
даже слегка разбиты этим путешествием и этой ночью; но зато вы видели 
нечто такое, о чем все говорят, не зная его; вы посвящены в секреты столь
же ужасные, как и тайны пещеры Трофания: вы были на шабаше! Теперь вам 
остается только не сойти с ума и держаться в спасительном страхе перед 
правосудием, и на почтительном расстоянии от церкви и ее костров.

   Нс желаете ли увидеть что-нибудь менее фантастичное, более реальное и, 
поистине, более ужасное? Я позволю вам присутствовать при казни Жака Молэ
и его соучастников, или братьев но мученичеству... Но не ошибайтесь и не 
принимайте виновного за невиновного. Действительно ли обожали Бафомета 
темплиеры? Совершали ли они обряд унизительного лобзания заднего лица 
козла Мендеса? Наконец, чем была эта тайная и могущественная ассоциация, 
грозившая гибелью церкви и государству, и, которую убивают, не выслушав 
даже ее оправдания. Но не судите легкомысленно: они виновны в великом 
преступлении: они позволили профанам мельком увидеть святилище древнего 
посвящения; они еще раз сорвали и разделили между собой, чтобы стать 
таким образом властителями мира, плоды познания добра и зла. Осудивший их
приговор, восходит гораздо выше трибунала пары или короля Филиппа 
Прекрасного. "В тот день, когда ты вкусишь от этого плода, - ты будешь 
поражен смертью" сказал сам Господь, как мы это видим из книги "Бытия".

   Что же такое происходит в мире, и почему задрожали попы и короли? Какая 
тайная власть угрожает тиарам и коронам? Вот несколько безумцев, 
скитающихся по свету, и, как говорят они сами, скрывающих философский 
камень под лохмотьями своей нищеты. Они могут превращать землю в золото, 
и у них нет убежища и хлеба! Чело их увенчано ореолом славы и отблеском 
позору. Один нашел мировое знанье, и не может умереть, чтобы освободиться
от мук своего триумфа: это - уроженец Майорки Раймонд Лулл. Другой