Все эти люди были верными слугами церкви, под эгидой которой  встретились 
мудрость прошлого и настоящего. Насколько широко  простиралась эта эгида, можно 
судить по полотну Андреа да Фиренце (XIV  век), где изображен Фома Аквинский, 
восседающий на престоле славы, с  раскрытой Библией на коленях. Рядом с ним 
стоят "столпы веры": Иов,  Давид, святой Павел, четыре евангелиста, Моисей, 
Исайя и царь Соломон. Ниже изображены четырнадцать сидящих женских фигур, 
олицетворяющих  различные области богословия и свободные искусства. У ног их 
сидят  знаменитые деятели искусств и наук. Император Юстиниан, папа Климент  IV,
 Петр Ломбардский, Дионисий Ареопагит, Боэций, Иоанн Дамаскин и  святой 
Августин представляют семь областей теологии. Представителями  свободных 
искусств выступают Пифагор, Евклид, Зороастр (астрономия),  библейский 
Тувал-Каин (музыка), Аристотель, Цицерон и латинский  грамматик Присциан. 
Деятели церкви мирно соседствуют с мудрецами  древности, в том числе с 
Зороастром, который считался изобретателем  магии. Такая картина мира смогла 
появиться лишь благодаря более  глубокому пониманию прошлого и расширенной 
концепции мудрости. Она,  конечно, не столь универсальна, как картина мира 
ранних синкретических  религий, но отлично упорядочена, и каждый ее элемент 
понят достаточно  глубоко и точно.
В трудах Альберта нередко можно встретить выражения "я это  проверил" или, 
напротив, "я не проверил этого на опыте", или, наконец,  "я доказал, что это 
неверно". Такой подход принципиально нов: он  свидетельствует о том, что слепое 
доверие к авторитетам прошлого  исчезло. Относительная объективность Альберта 
отражается и в том, что  он критикует своего любимого Аристотеля, этот столп 
схоластики. Нередко он, перечисляя факты, добавляет, что они не были адекватно  
подтверждены экспериментами, "хотя и упоминаются в сочинениях  древних". Эти 
"древние" - античные философы, а цель философии состоит  в достижении истины 
путем наблюдений и рассуждений, а не посредством  опытов(.
  	Впрочем, и Альберт, рекомендуя выдвигать гипотезы и проверять их  на опыте, 
все же остается в первую очередь философом. Его рассуждения  хороши, но 
эксперименты весьма поверхностны, а выводы нередко  оказываются ошибочными. 
Роль, которую Альберт сыграл в развитии науки,  определяется не столько его 
реальными открытиями, сколько общими  установками и отношением к научному 
методу. Примером тому служит,  например, его описание чудесных свойств хрусталя.
 Если подставить  хрусталь солнечным лучам, то можно зажечь огонь. Это 
действительно  так, но Альберт забывает сообщить самое важное, а именно, что 
кристалл  хрусталя должен для этого иметь форму линзы. Альберт, по-видимому,  
считает причиной такого эффекта чудесные свойства хрусталя, а не  преломление 
света. Однако временами ему все же удается сорвать с древа  познания съедобный 
плод. "Страус ест и усваивает железо", - утверждают  древние, на что Альберт 
отвечает: страус ест не железо, а камни, и сам  он, Альберт, был тому 
свидетелем. Это скромное, на первый взгляд,  наблюдение имеет гораздо большую 
ценность, чем может показаться. Еще  лет триста после того, как Альберт 
обнародовал свое открытие, страуса  продолжали изображать с подковой в клюве. В 
подходе Альберта к научным  проблемам похвальная любознательность объединилась 
с традиционными  схоластическими методами. А эти методы, как мы уже знаем, 
требовали  поверять частные утверждения общим законом жизнедеятельности  
организмов в том виде, как его сформулировал Аристотель.
В тексте постановления о канонизации Альберта, восхваляющем  заслуги этого 
выдающегося деятеля, ни слова не сказано о его отношении  к магии. Некоторые 
авторы даже прямо опровергали всякие предположения  о том, что Альберт проявлял 
интерес к алхимии и астрологии. Однако в  трактатах самого Альберта мы находим 
множество упоминаний о магических  искусствах. Аббат Тритемий (1462 - 1516) 
говорит, что этот "святейший  из святых" был сведущ в натуральной магии и вовсе 
не считал ее злом:  "Ибо зло состоит не в знании, а в дурных делах". 
Напрашивается вопрос:  как можно овладеть каким бы то ни было искусством, не 
практикуя его?  Сентенция Тритемия может показаться ключом к разгадке еще одной 
тайны,  а именно, почему средневековые схоласты так интересовались магией. Они  
стремились изучить зло, чтобы затем распознавать его и судить о нем  без труда. 
И все же этого недостаточно. Чрезмерное любопытство,  которое подчас проявляли 
ученые Средневековья к данной теме, может  свидетельствовать лишь об одном: 
запретный плод манил их с необычайной  силой. Благими или дурными были 
магические опыты Альберта, зависело  только от его намерений, а намерение у 
него, несомненно, было только  одно: обрести знание.
Альберт ни разу не выразил сомнения в том, что магия и впрямь  способна творить 
чудеса. Конечно, он не отрицал и того, что существуют  фокусы и иллюзии: люди 
подчас "видят" то, чего нет на самом деле. Конечно, он признавал и то, что злые 
демоны могут сбить человека с  пути истинного при помощи магии, что гораздо 
хуже, нежели обман  чувств. И все же, по мнению Альберта, существует также 
натуральная  магия, благая по своей природе, и немало полезного в этом 
отношении  можно найти в трудах арабов и в герметической литературе. Более того,
  многие травы и камни наделены чудесными достоинствами, о которых не  
говорится в сочинениях отцов церкви. Буквица дарует способность  заглядывать в 
будущее; вербену можно использовать как любовный  талисман; некая травка 
"меропис" раскрывает перед жаждущим познания  морские глубины; и многие другие 
удивительные вещи можно совершить при  помощи трав, как сказано в книга Коста 
бен Луки и Гермеса. Есть также  магические камни, исцеляющие болезни. В своем 
трактате о минералах  (согласно изданию 1518 года) Альберт подробно описывает 
тайные  свойства камней, кое-какие из которых он сам проверил на опыте. 
"Lapides preciosi praeter aliis habent mirabiles virtutes"  ("Драгоценные камни 
обладают большим числом чудесных достоинств,  нежели прочие"). И Альберт