обычаи чужеземных народов. Но накапливаемые ими сведения были  поверхностными: 
внимание к чужим верованиям проистекало лишь из  потребностей преходящей 
политической ситуации, а вовсе не из глубокого  исследовательского интереса.
	Мудрость философов шла следом за победоносными армиями и  торговыми караванами.
 Александр Великий распахнул ворота Азии перед  изумленным Западом. Когда же 
Рим освоил все тонкости искусства  управления огромной державой, культурное 
взаимодействие наций достигло  своего апогея. В основе религиозной политики 
Рима лежала универсальная  терпимость. Учение Будды проникло в Средиземноморье 
и стало довольно  влиятельным: правители из династий Селевкидов и Птолемеев 
легализовали  его. Буддисты объяснили Западу, что материальные богатства не 
всегда  бывают благом и что один из возможных путей к спасению заключен в  
абсолютной моральной чистоте и отказе от имущественного достояния. Для  
индийских монахов высшая степень нравственности состояла уже не в  напряжении 
всех сил ради борьбы за существование, а в смирении перед  превратностями 
судьбы и полном самоотречении.
	Заметное влияние на многие провинции Римской империи оказал также  иудаизм, и 
императоры поспешили заручиться поддержкой нового небесного  покровителя - 
Иеговы, распорядившись ежедневно приносить ему жертвы за  счет императорской 
казны. Август высоко оценил поступок своего внука,  посетившего иерусалимский 
храм во время поездки по Палестине. И после  падения Иерусалима влияние 
иудаизма в Римской империи не только не  сошло на нет, но стало еще сильнее. В 
Александрии иудеи некоторое  время занимали ведущее положение среди ученых и 
философов. Их  воззрения смешивались с элементами греческих учений. 
Эллинизированный  рабби Аристобул проводил параллели между греческой философией 
и  иудейской теологией. Александрия превратилась в исключительно  плодотворный 
интеллектуальный центр: Восток и Запад слились здесь в  дружеском объятии. 
Здесь встречались и переплетались между собой  великие духовные учения. 
Сочетание вавилонской астрологии,  зороастрийской магии, египетского тайного 
знания, эллинской философии,  иудаизма и христианства породило уникальное в 
истории человечества  религиозно-философское течение - синкретизм, объединивший 
в себе  множество разнообразных доктрин и религий. В основу гностицизма легло  
широко распространившееся убеждение, что откровение и божественная  мудрость не 
могут быть прерогативами какой-либо отдельной нации, -  напротив, они должны 
присутствовать в культуре каждого цивилизованного  народа. В каждой религии 
содержится семя великой истины, обретшей свою  кульминацию в учении Христа.
	Греки давно были готовы принять идею религиозного  интернационализма. Понятия 
зла, греха, ада, спасения и бессмертия были  знакомы им еще до Платона. 
Эллинские философы выступали против  примитивного политеизма своих 
соотечественников. Идею спасения  подсказали им мифы о Геракле, Беллерофонте и 
Прометее. Они понимали,  что Геракл совершал свои подвиги не для собственного 
удовольствия, а  ради блага всего человечества. За человечество пострадал и 
Прометей;  не случайно миф о нем напоминает историю восхождения Христа на  
Голгофу. Идея о том, что спаситель человечества должен претерпеть  муки, 
зародилась в недрах греческой философии. Разве Платон не  утверждал, что 
совершенный праведник будет подвергнут пыткам и  бичеванию? "Они ослепят его, и,
 подвергнув его мучительнейшим пыткам,  повесят на столбе".
	Вавилонские идеи, прежде всего астрологические, также издавна  оказывали 
влияние на Запад. Стало известно, что вавилонские жрецы  поклоняются "единому 
богу" - Илу, первозданному, от которого произошли  все прочие божества. 
Ипостасями Илу являлись Ану (владыка времени),  Нуах (разум), и Бел (посредник).
 Эта первая триада богов положила  начало сотворению материального мира, 
представляющего собой эманацию  верховного божества. Также выделялась первая 
триада женских божеств,  пассивные соответствия Ану, Нуя и Бела: Нана, Белит и 
Давкина. Роль  этих богинь не вполне ясна. Впрочем, Белит можно определить как  
женское начало в природе, материнское чрево, порождающее богов и  людей. Этим 
божественные эманации не исчерпывались: на свет появилась  вторая триада - 
самая величественная из зримых манифестаций верховного  божества. Ее составили 
Син (бог луны, сын Бела), Шамаш (бог солнца,  сын Нуя) и Бин (бог воздуха, 
ветра, дождя и грома, сын Ану). Поскольку  каждому богу в халдейских верованиях 
обязательно сопутствовала  богиня-супруга, то и у представителей второй триады 
были свои женские  аналоги. Далее следовали в нисходящем порядке пять планетных 
богов:  Адар (Сатурн), Мардук (Юпитер), Нергал (Марс), Иштар (Венера) и Набу  
(Меркурий). И у этих богов были супруги. Вся эта сложная иерархия,  
возглавляемая единым божеством, вызывала у приверженцев синкретизма  глубокий 
интерес. Ведь и они верили в единого бога, стоящего во главе  еще более сложной 
многоступенчатой иерархии небесных сфер - эонов.
	Так как гностицизм зародился на египетской почве, можно не  сомневаться, что 
основатели этого учения заимствовали многие элементы  древней египетской магии. 
Некогда магические заклинания и слова силы  открывали перед усопшим врата в 
подземный мир и защищали от демонов,  подстерегавших душу на пути в царство 
Осириса. А теперь похожие слова,  звуки и фразы открывали гностику дорогу в рай.
 Магия слова была для  него бесценным орудием достижения вечной жизни. Гностик 
верил, что  после смерти он будет подниматься на небеса по ступеням эонов, - и  
восхождение это виделось столь же трудным и опасным, как нисхождение  древнего 
египтянина в подземный мир. Без знания магических слов  праведник не смог бы 
отыскать дорогу к раю. Знание это было настолько  важным, что Христос после 
распятия вернулся к людям и прожил на земле  еще много лет, обучая своих 
последователей тайнам восхождения на  небеса.
	Две примечательные особенности гностической картины мира -  дуализм и доктрина 
эманаций - были заимствованы из зороастризма (или  из учений, зародившихся на