Наряду с культом мертвых и некромантией, существовали также  особые магические 
обряды умилостивления покойных героев. Вообще, этих  полубогов побаивались, но 
во времена опасности они становились  милосердными покровителями и защитниками 
людей. Как правило, культ  героя был тесно связан с каким-либо городом или 
районом; в более  древние времена он мог иметь форму культа предков или 
домашних богов,  центральным элементом которого являлось поклонение домашнему 
очагу. Усыпальницами некоторых героев служили небольшие здания, окруженные  
колоннадой, священными деревьями и садами. Могилы других были  недоступны 
всеобщему обозрению, располагаясь под фундаментами  общественных построек; 
точное их местонахождение хранилось в тайне из  опасения, что кости героя могут 
похитить. Кости эти, как впоследствии  мощи христианских святых, наделялись 
чудодейственной силой, дарующей  удачу городу или местности, где они погребены. 
Отличной иллюстрацией к  этому поверью служит миф об Эдипе. Узнав о том, что он 
убил  собственного отца и стал супругом своей матери, Эдип во искупление  этих 
чудовищных злодейств отправился в скитания по городам и весям  Эллады. Несмотря 
на то, что все питают к нему отвращение, несмотря на  то, что на нем лежит 
тягчайшая вина, города соперничают между собой за  право предоставить ему кров, 
ибо всем известно: Эдип принесет удачу  той земле, где будет похоронен.
	Магические обряды в честь героев совершались ночью, в весьма  торжественной 
обстановке. Они отличались от ритуалов, входивших в  культ богов. Жрец культа 
открывал отверстие в западной стене гробницы  героя и произносил магические 
формулы. В жертву герою приносили вино,  молоко и умащения для волос; в 
отверстие вливали кровь, которая, как  считалась, на время возвращала покойного 
к жизни. От усыпальницы героя  исходила могучая сила, влиявшая на жизни людей и 
на благосостояние  города, а подчас таинственным образом отражавшаяся и на 
судьбе всей  страны. Агамемнон, покоящийся в такой усыпальнице, играет активную 
 роль в действии трагедии Эсхила "Хоэфоры": он ни разу не появляется на  сцене, 
но без него трагедия осталась бы незавершенной. В "Персах"  герой-царь Дарий 
восстает из могилы, чтобы принять участие в действии. В этой трагедии Эсхил 
впечатляюще воссоздал магический ритуал  заклинания мертвого.
	Но, как известно, от великого до смешного один шаг. Греки  превращали в героев 
и причудливых аллегорических персонажей, шутливое  поклонение которым 
становилось пародией на героический культ. В  Мунихии воздавали почести 
мифическому Акратопоту, который пил  неразбавленное вино. В глазах любого 
порядочного эллина он был  закоренелым пьяницей: ведь греки всегда разбавляли 
вино водой. В  Спарте поклонялись Кераону и Маттону - виночерпию и хлебопеку, а 
в  Беотии место героев в аналогичном культе и вовсе заняли хлеб и пироги. Такая 
самоирония очень характерна для греков. В противовес им, все  ближневосточные 
культы преисполнены торжественного пафоса. В Ветхом  Завете невозможно 
обнаружить даже следов чувства юмора. Фригийцы,  вавилоняне и ассирийцы 
неисправимо благоговейны в своей обрядности, а  персы и евреи бесконечно суровы 
и строги.
    
 	Знамения, оракулы и астрология.
  
	Христианская церковь осуждала даже те магические операции,  которые ставили 
перед собой благие цели. Знахарь, исцеливший  заговорами соседскую корову, 
подлежал столь же суровому наказанию, что  и ведьма, наславшая на эту корову 
порчу. Но греческая религия была  далеко не столь сурова: она не подчинялась 
церковным авторитетам. Бережно поддерживая старинные обычаи, она в то же время 
приветствовала  новые откровения. Главное, чтобы магия преследовала достойную 
цель и  служила общему благу. И это условие относилось ко всем, кто занимался  
практической магией, - как к жрецам, так и к "свободным художникам" в  области 
магического искусства.
	Платон в "Законах" постановляет: "Если окажется, что человек  из-за своих 
магических узлов, заговоров и заклинаний уподобился тому,  кто наносит другому 
вред, пусть он умрет,  если он прорицатель или  гадальщик"(. Однако в "Тимее" 
он объявляет гадание на печени  жертвенных животных благим и вполне законным 
действием, ибо "цель бога  состояла в том, чтобы исходящее из ума мыслительное 
воздействие  оказалось отражено печенью, словно зеркалом, которое улавливает  
напечатления и являет взору призраки"((. С третьей стороны, то же  гадание, 
сопряженное с преступлением, каралось смертью: Аполлоний  Тианский предстал в 
Риме перед судом, когда "было объявлено, что он  принес в жертву некоего отрока,
 дабы узнать тайны будущего посредством  гадания на внутренностях юноши". Такие 
случаи, по-видимому, не были  единичными, ибо против них была направлена 
отдельная статья закона.
  	Способность к спонтанному пророчеству считалась божественным  даром, 
ниспосылаемым лишь тем, кто его достоин, и в особые моменты  жизни. В 
платоновской "Апологии" Сократ, выслушав смертный приговор,  объявляет: "А 
теперь, о мои обвинители, я желаю предсказать, что будет  с вами после этого. 
Ведь для меня уже настало то время, когда люди  особенно бывают способны 
пророчествовать, - когда им предстоит  умереть"(.
	В "Пире" же Платон именует искусство гадания "творцом дружбы  между богами и 
людьми"(*.
  	Первым пророком и основателем всех мистерий считался мифический  Орфей. 
"Своей музыкой он возвращал мертвых к жизни". Орфическая  религия процветала в 
Греции уже за шесть столетий до Рождества  Христова. Голова Орфея хранилась на 
острове Лесбос и верили, что она  сохранила свою магическую силу и способна 
предсказывать будущее. Легендарного прорицателя Мелампа змеи научили языку птиц.
 Еще один  мифический провидец, Эпименид, прожил три столетия, а проспал из них