|
созерцать очертание славы Ветхого Днями, вечно озаряющей его присутствие
в мире.
Итак, 25 ноября 1861 года я выехал из Лондона и направился в Париж. Прибыв туда,
я начал знакомиться с тамошним положением дел в оккультных науках. Среди
прочих оккультистов, о которых будет рассказано несколько позже в отчете
Обществу, мне особенно хотелось посетить Элифаса Леви Захеда. Он известен как
аббат Альфонс Луи Констан, автор нескольких работ по священной каббале,
оккультной философии и иллюминизму.
Утром 3 декабря 1861 года я отправился к Элифасу Леви, который проживал в доме
№ 19 на авеню де Мэн, в симпатичном трехэтажном здании искусной кирпичной
кладки, с квадратным газоном перед фасадом и изящными воротами, рядом с
которыми находилось помещение для привратника. От привратника я узнал, что Леви
проживает на втором этаже. Первый этаж, вероятно, отводился под различные
конторы. Я вошел в дом и оказался в узком коридоре, по правой стороне которого
находились четыре двери, очевидно, ведущие в небольшие комнаты. На четвертой
двери висела маленькая табличка длиной около трех дюймов. На ней были начертаны
несколько еврейских букв, соответствующих имени Элифаса Леви (Альфонс Луи). В
каждом углу размещалось по одной из четырех букв, образующих священное слово
INRI. Эта еврейская надпись была выполнена тремя основными цветами: красным,
желтым и голубым.
Было около 10 часов утра. Я постучал. Дверь открыл сам Элифас Леви. Я увидел
невысокого плотного человека, с румяным лицом, маленькими, но проницательными
глазами, которые светились доброжелательным юмором. У него было широкое лицо с
густой черной бородой и усами, губы тонкие и сжатые, ноздри широкие. Также я
заметил, что уши у него маленькие и изящной формы. В целом он производил
впечатление крепкого, здорового человека. Одет Леви был скромно и неброско, на
голове нечто вроде фетровой шляпы, сдвинутой на затылок, с загнутыми спереди
полями. Здороваясь со мной, он приподнял шляпу, и я заметил, что он лысоват.
Волосы его оказались темными и блестящими, а часть черепа, предназначенная для
тонзуры, немного заросла. Леви извинился, что не снимает шляпы, объяснив, что
он вынужден так поступать из-за болезни головы. Он остерегался оставлять голову
непокрытой.
Кратко представившись и вручив рекомендации, я выразил свое удовлетворение той
информацией, которую извлек из его книг, а также объяснил причину своего
приезда к нему. Она заключалась в том, чтобы выяснить, над чем он сейчас
работает и насколько он расположен поведать мне об этом, и в то же время
предоставить ему последние сведения о том, как развиваются оккультные науки в
Англии. Отвечал Леви по-французски, так как это был один из трех известных ему
языков, наряду с ивритом и латынью. Он сказал, что очень рад любому чужестранцу,
чьи исследования сродни его собственным, и выразил удовлетворение, узнав, что
его работы по теории магии принесли ему признание многих пытливых умов во всей
Европе. Среди своих учеников Элифас Леви особенно выделил графа Брашинского,
польского миллионера, которому он был обязан множеством манускриптов, некоторые
из них к тому же перешли в его владение. Я сказал, что уже некоторое время
собираю коллекцию всего, что относится к оккультной игре Таро и что особенно
хотел бы узнать, собирается ли он осуществить намерение, выраженное в «Учении и
ритуале высшей магии» - издать полную колоду карт Таро. Он ответил, что охотно
готов это сделать, и достал из своих манускриптов небольшой том, в котором были
изображены 22 карты Таро. Среди них была карта Зеро, или Дурак, согласно ранним
версиям. Карты были нарисованы его собственной рукой. Этот маленький томик
содержал также большое количество символов из теургии и гоетии, многое из Ключа
равви Соломона и других подобных трудов - хранилищ оккультного знания.
Чтобы составить эту маленькую работу (как он мне сказал), ему потребовалось 20
лет. Далее он любезно заметил, что если я намерен опубликовать в Англии любой
вариант карт Таро, то я могу рассчитывать на его помощь, и что он снабдит меня
всеми необходимыми рисунками и инструкциями, а также указаниями, как ими
пользоваться.
После этого предварительного и формального разговора мы перешли на обычную
беседу, и только тогда я впервые позволил себе окинуть взглядом обстановку его
жилища. Комната была маленькой и несимметричной и казалась еще меньше из-за
нагромождения мебели. В алькове, позади обыкновенного письменного стола,
находился своего рода алтарь с набором позолоченных сосудов, какие обычно
используются в римских католических церквях во время проведения мессы. Сам
алтарь был покрыт великолепной тканью желтого цвета с тускло-коричневым
рисунком. В центре лежал еврейский свиток Торы; поверх него -позолоченный
треугольник с именем Иеговы; по правую сторону от алтаря стоял сервант, также
накрытый тканью. Под стеклянным футляром я заметил манускрипт. Он был о
талисманах. Это я понял по раскрытым страницам.
Рядом с буфетом находилось окно, выходящее на северную сторону. Возле него
стоял обычный письменный стол Элифаса Леви - большой и прочный, напротив, на
стене висели полки, полные книг и манускриптов. Позади стола на стене рядом с
письменным столом и ближе к окну была повешена большого размера картина,
изображавшая женщину, которая, прижав руки к груди, поклоняется Священному
Слову, явившемуся ей в ореоле Славы. Элифас Леви сообщил мне, что эта женщина
символизирует Священную Каббалу. Под картиной стоял старинный диван с красными
вельветовыми подушками. В конце комнаты размещался камин с причудливой решеткой.
Каминная полка была заставлена рядом массивных стеклянных сосудов, в которых
хранились
монеты, медальоны и талисманы. По другую сторону камина, напротив картины,
стоял небольшой шкаф со стеклянными дверцами. Он был покрыт красной тканью,
|
|