Возвратимся к нашим дням. Можно ли представить себе, что существуют некие
лаборатории, сверхсекретные центры неких еще более засекреченных ведомств,
пытающихся воздействовать на политических, государственных деятелей в мире,
в котором мы живем?

Косвенным свидетельством интереса к подобному кругу проблем со стороны
спецслужб могло бы быть сообщение, появившееся какое-то время назад в
зарубежной печати об американском корреспонденте в Москве Роберте Тосе,
проявлявшем повышенную любознательность к работам закрытых советских
парапсихологических центров. Интерес этот привлек внимание КГБ, и
корреспондента несколько раз приглашали для собеседования, чтобы выяснить,
что именно удалось ему узнать.

Очевидно с моей стороны равно бессмысленно было бы утверждать, что такие
работы ведутся где-то, как и настаивать на том, что они не ведутся нигде. Я
этого просто не знаю. Такое незнание не исключает, однако, некоторых
соображений на этот счет.

Когда Петр 1 вводил в свое время картофель в России, некоторые крестьяне,
едва дождавшись всходов, пытались использовать в пищу ботву, полагая, что
это и есть то, ради чего его растят. Не так ли поступает и тот, кто, едва
почувствовав какие-то свои возможности, начинает пытаться практиковать,
воздействовать на других? Как торопливые и неразумные крестьяне, он не
догадывается, не ведает, где есть истинные плоды и, не дождавшись их,
получает лишь отравление и резь в животе. Ужасный конец Распутина не
случаен. Но даже это далеко не самое ужасное в его участи.

Для человека, который хотел бы приблизиться к истинам высшего плана,
суетные реалии этого мира теряют свой смысл и значение. Такой человек не
переступит порога секретных лабораторий, не сможет и не станет служить ни
властителям, ни политическим группам, как не сможет служить ни собственным
амбициям, ни интересам повседневного бытия. И наоборот. Тот, кто готов
служить политикам и владыкам, кто приемлет ценности их круга, неизбежно
оказывается чужд, отторжен от высших истин. В этом и есть неизбежность и
суть выбора.

4. ЛЕГЧЕ ВОЗДУХА, БЫСТРЕЕ СВЕТА

Власть над телом

Если экстрасенс не впал в гибельный соблазн манипулирования другими, то,
продолжая свое восхождение, он начинает обнаруживать, что куда более
благодарный и благодатный объект такого воздействия - это он сам. Те, кто
преуспел в этом или, говоря точнее, чей путь вывел их достаточно далеко,
редкие люди эти являют порой пораженным современникам удивительные
возможности и поразительные способности воздействия на самих себя.

Некоторые из "туземных" обычаев поверхностному и неискушенному европейскому
взгляду представляются порой воплощением варварства и отсталости. Что,
кроме возмущения и ужаса, может испытать, например, такой наблюдатель при
виде мусульманского обряда, сопровождающего праздник шахсей-васхей: по
улице медленно движется толпа верующих, время от времени они
останавливаются, и под дружные выкрики каждый принимается зверски царапать
себе лицо и тело, избивать себя плетью, железной цепью, наносить себе удары
кинжалом. После того как шествие удаляется, постовая оказывается обильно
окрашена кровью. Казалось бы, это ли не варварство, это ли не дикость!

Однако все куда сложнее, чем видится на первый взгляд. Судя по всему, обряд
этот - не более, чем блеклый след, полузабытая память уникальных
способностей, бытовавших среди шаманов в давние домусульманские времена. О
таких способностях, делающих тело не только невосприимчивым к боли, но и
неподвластным даже ударам ножа, кинжала, - сегодня можно найти
свидетельства в шаманской практике там, где она сохранилась.

Этнографы и антропологи, наблюдавшие шаманов во время камлания,
констатируют значительное изменение их психико-физиологических и личностных
свойств. Масштабы таких изменений, однако, значительно глубже, чем это
могут вообразить себе ученые.

Вот рассказ очевидца о том, что делал на глазах многих собравшихся
туркменский шаман Оразназар.

"Во время закира* впавший в экстаз Оразназар бросался на отточенную саблю,
которую острием вверх держали за оба конца два человека. Задрав рубашку,
обнаженным животом он наваливался на саблю, и приказывал двоим людям сесть
на него с двух сторон, как на качели. На глазах зрителей под тяжестью этой
ноши сабля входила в тело шамана и разрезала его до позвоночника. Затем
все, кто держал саблю или сидел на шамане, возвращались на свои места, в
ряды зрителей. Оразназар оставался один с саблей в теле. Он садился один
посреди юрты, играл на дутаре и пел песню туркменского поэта Кемине