бедствия не были делом природы или случая, но были вызваны искусственно. 
Неведомые умы, о которых он говорил, действовали подпольно и время от времени 
выказывали свою силу какой-нибудь катастрофой. Я отказывался этому верить, но 
пока он развивал свои примеры, с удивительной ясностью показывая ход игры, у 
меня не нашлось ни слова возражения. В конце концов я не выдержал. - То, что вы 
описываете, - это сверханархия. И все же она ни к чему не ведет. Чем 
руководствуются эти умы? Он засмеялся. - Откуда мне знать? Я только скромный 
исследователь, и мои поиски дали мне в руки любопытные документы. Но от меня 
ускользают мотивы. Я только вижу, что существуют гигантские антисоциальные умы. 
Допустим, что они презирают Машину. Если только это не идеалисты, которые хотят 
создать новый мир, или просто любопытные, преследующие истину ради истины. Если 
бы я был поставлен перед необходимостью сформулировать свою гипотезу, то сказал 
бы, что речь идет, скорее всего, как раз об этих двух последних категориях 
людей, потому что вторые находят знания, а первые обладают достаточной волей, 
чтобы их использовать. Во мне пробудилось одно воспоминание. Как-то я был в 
горах Тироля, на лугу, залитым солнцем и усыпанном цветами. Там, на берегу 
потока, струившегося по камням, я завтракал после того, как все утро карабкался 
по белым утесам. На пути я встретил немца, маленького человечка, похожего на 
школьного учителя, с благодарностью разделившего со мной мои бутерброды. Он 
довольно бегло, хотя и неважно, говорил поанглийски и оказался ницшеанцем, 
пылко восстающим против установленного порядка. "Беда в том, - воскликнул он, - 
что реформаторы не обладают знаниями, а те, кто ими обладает, слишком 
равнодушны, чтобы попытаться провести реформы. Настанет день, когда знания и 
воля объединятся, и тогда мир устремится вперед". 
         - Вы рисуете ужасную картину, - сказал я. - Но если эти антисоциальные 
умы так всемогущи, почему же они столь бездеятельны? Какой-нибудь вульгарный 
полицейский агент, за спиной которого Машина, может лишь посмеиваться над 
большей частью покушений анархистов. 
         - Верно, - ответил он, - и цивилизация будет торжествовать до тех пор, 
пока ее противники не узнают от нее самой подлинное значение Машины. Договор 
должен иметь силу до тех пор, пока существует анти-договор. Посмотрите, как 
работает этот идиотизм, который теперь называют нигилизмом или анархией. Из 
глубины парижской трущобы несколько каких-то неграмотных бросают вызов миру - и 
через восемь дней они уже в тюрьме. В Женеве дюжина восторженных русских 
интеллигентов замышляет заговор, чтобы свергнуть Романовых, - и вот уже их 
преследует вся полиция Европы. Все правительства и их скудоумные полицейские 
берутся за дело, и - опля! - с конспираторами покончено. Потому что цивилизация 
умеет использовать энергию, которой она располагает, в то время как бесконечные 
неофициальные возможности обращаются в дым. Цивилизация торжествует, потому что 
она - всемирная лига; ее враги терпят поражение, потому что они всего-навсего 
кружок. Но предположим... 
         Он снова замолчал и встал с кресла. Подойдя к выключателю, он залил 
комнату светом. Ослепленный, я поднял глаза на хозяина дома и увидел, что он 
любезно улыбается мне со всей обходительностью старого джентльмена. 
         - Хотелось бы услышать конец ваших пророчеств, - заявил я. - Вы 
сказали: "предположим..." - Я говорил: предположим, что анархия научилась у 
цивилизации и стала международной. О, я не говорю об этих бандах неучей, 
которые с большим шумом именуют себя Международным союзом трудящихся, и о 
прочих аналогичных глупостях. Я имею в виду, что международной станет подлинная 
мыслящая элита мира. Предположим, что звенья, ограждающие цивилизацию, 
испытывают влияние других звеньев, составляющих гораздо более мощную цепь. 
Земля извергает беспорядочную энергию, она рождает множество неорганизованных 
умов. Думали ли вы когда-нибудь о Китае? Там миллионы мыслящих мозгов, 
подавленных иллюзорной деятельностью. У них нет ни директив, ни руководящей 
энергии - результат их усилий равен нулю, и весь мир смеется над Китаем. Время 
от времени Европа бросает ему заем в несколько миллионов, и он в благодарность 
за это лицемерно повторяет христианские молитвы. Но, говорю я, Предположим... 
         - Это жестокая перспектива, - воскликнул я, - и, слава Богу, я не 
думаю, что она может осуществиться. Разрушать ради разрушения - это слишком 
убогий идеал, чтобы он мог соблазнить нового Наполеона, а без него вы не 
сможете ничего сделать. 
         - Это не было бы полным разрушением, - тихо возразил он. - Назовем 
иконоборчеством это уничтожение формул, на которые всегда равнялась толпа 
идеалистов. И нет нужды в Наполеоне, чтобы это осуществить. Для этого не нужно 
ничего, кроме приказа - а он может быть отдан людьми куда менее одаренными, чем 
Наполеон. Одним словом, достаточно Энергетического центра, чтобы началась эра 
чудес".

* * *

         Если вспомнить, что Бьюкенен писал эти строки в 1910 г., если 
вспомнить о потрясениях, пережитых после этого миром, и о движениях, охвативших 
ныне Китай, Африку, Индию, то можно спросить себя: не имеет ли место в самом 
деле активизация одного или несколько "энергетических центров"? Такое 
предположение может показаться романтическим лишь поверхностным наблюдателям, т.
е. историкам, находящимся во власти заблуждения, именуемого "объяснением 
посредством фактов", заблуждения, которое в конечном счете является лишь 
способом эти факты отбирать. 
         В другой части этой работы мы опишем энергетический центр, который 
потерпел крушение, но только после того, как погрузил мир в огонь и кровь - это