Более пятидесяти лет назад Джон Бьюкенен, игравший в Англии большую 
политическую роль, написал роман, явившийся одновременно посланием тем, кто 
способен различить в нем скрытый смысл. В этом романе, не случайно 
озаглавленном "Энергетический центр", герой встречается с выдающимся и скрытным 
господином, который в тоне легком беседы во время гольфа ведет речь, в 
достаточной мере сбивающую с толку: "... Если своды цивилизации обрушатся, то, 
конечно, рухнет все здание. Но опоры прочны. 
         - Не так уж... Ведь их прочность со дня на день уменьшается. По мере 
того как жизнь усложняется, ее механизм становится все более запутанным и все 
более уязвимым. Ваши так называемые санкции множатся в таком изобилии, что 
каждая из них - ненадежна. В эпоху обскурантизма была одна-единственная большая 
сила - страх перед Богом и Его церковью. Сегодня у нас множество маленьких 
божков, одинаково слабых и хрупких: вся их сила в нашем молчаливом согласии не 
подвергать сомнению их могущества. 
         - Вы забываете одно, - ответил я: - тот факт, что люди на самом деле 
согласились поддерживать машину на ходу. Это то, что я сейчас назвал 
"цивилизованной доброй волей". 
         - Вы коснулись единственно важного пункта. Цивилизация - это заговор. 
Зачем была бы нужна ваша полиция, если бы каждый преступник находил убежище по 
другую сторону пролива, и чего стоили бы ваши курсы юриспруденции, если бы 
нашлись суды, не признающие этих положений? Современная жизнь - это 
несформулированный договор имущих, чтобы поддержать их претензии. И их договор 
действителен до того дня, пока не будет заключен новый, чтобы содрать с них 
шкуру. 
         - Мы не оспариваем неоспоримого, - сказал я. - Но я представлял себе, 
что общие интересы заставляют лучшие умы участвовать в том, что вы называете 
заговором. 
         - Я ничего об этом не знаю, - сказал он, пометив. - Но действительно 
ли лучшие умы осуществляют эту сторону договора? Посмотрите, как ведет себя 
правительство. Если учитывать все, то окажется, что нами руководят любители и 
люди второго сорта. Методы нашей администрации привели бы к краху любое частное 
предприятие. Методы парламента - вы уж меня извините - заставили бы устыдиться 
любое собрание акционеров. Наши руководители хотят приобрести знание 
посредством опыта, но они далеки от того, чтобы платить за знания ту цену, 
которую заплатил бы деловой человек; и когда они это знание приобретают, то у 
них не хватает смелости его применить. Где вы видите ту притягательную силу, 
которая заставила бы гениального человека продать свой мозг нашим 
правительствующим жрецам? И тем не менее, знание - это единственная сила, как 
теперь, так и всегда. Маленькое механическое приспособление отправляет на дно 
целые флоты. Новая техническая комбинация перевернет все правила войны. То же 
самое и с нашей торговлей. Достаточно будет нескольких небольших изменений, 
чтобы довести Великобританию до уровня Эквадора, или чтобы дать Китаю ключ к 
мировому богатству. Но мы не хотим думать, что эти потрясения возможны. Мы 
принимаем наши карточные домики за нерушимые укрепления. 
         Я никогда не обладал даром красноречия, но я восхищаюсь им у других. 
Речь такого рода излучает болезненное очарование, некий род опьянения, которого 
почти стыдишься. Я был более чем заинтригован. 
         - Но, видите ли, - сказал я, - первая забота изобретателя - 
опубликовать свое изобретение. Оно становится неотъемлемой частью мирового 
знания, которое постоянно изменяется. Так произошло с электричеством. Вы 
называете нашу цивилизацию машиной - но она гораздо гибче, чем машина. Она 
обладает такой же способностью приспособления, как живой организм. 
         - Я бы не спорил, если бы новые знания действительно становились 
всеобщим достоянием. Но разве это так? Время от времени я читаю в газетах, что 
знаменитый ученый сделал великое открытие. Он подает отчет об этом Академии 
наук, о его открытии печатаются фундаментальные статьи, газеты пестрят его 
фотографиями. Этот человек им ничем не угрожает. Он - только колесико в машине, 
он - участник договора. Считаться нужно с людьми, которые остаются в стороне; 
это мастера открытий, которые используют свою науку только в тот момент, когда 
они смогут сделать это с максимальным эффектом. Поверьте мне, самые великие умы 
- вне того, что называют цивилизацией. Казалось, он на мгновение заколебался, а 
потом сказал: - Люди скажут вам, что подводные лодки уже заставили отказаться 
от броненосцев и что завоевание воздуха свело на нет владычество на морях. Так, 
по крайней мере, заявляют пессимисты. Но неужели вы думаете, что наука сказала 
последнее слово, создав массивные подлодки или хрупкие аэропланы? - Нет 
сомнений, что они будут усовершенствованы, - возразил я. - Но средства защиты 
от них будут прогрессировать параллельно. Он покачал головой. - Это 
маловероятно. Уже теперь знание, которое позволяет создавать страшные орудия 
разрушения, намного превосходит оборонительные возможности. Вы просто видите 
людей второго сорта, которые спешат завоевать богатство и славу. Подлинное 
знание, опасное знание еще держат в секрете. Но поверьте мне, мой дорогой, оно 
существует. 
         Он помолчал мгновение, и я увидел, как на фоне темноты расплывается 
неясным контуром дым его сигары. Потом он привел мне несколько примеров, не 
торопясь, словно опасаясь сказать лишнее. Эти примеры меня встревожили. Они 
были различны: большая катастрофа, неожиданный разрыв между двумя народами, 
болезнь, уничтожающая большую часть урожая, война, эпидемия. Я не буду их 
пересказывать. Я в это не верил тогда, и еще меньше верю в это сегодня. Но в 
совокупности, изложенные этим спокойным голосом, в этой темной комнате, этой 
темной июньской ночью, они просто поражали. Если он говорил правду, эти