Часть 3
Лестница Иакова, или Эволюционный архетип
От микрокосма до макрокосма
Описанный в предыдущей части триадический архетип проливает свет на загадочную 
семеричную диалектику древних индусов, доставшуюся нам в виде учения о семи 
эволюционных уровнях, имена которых обозначаются санскритскими словами 
муладхара, свадхистхана, манипура, анахата, вишудха, аджна и сахасрара. Эти 
уровни считаются представленными в тонком теле центрами (чакрами), идущими, как 
утверждает йоговская традиция, вдоль позвоночника от копчика вверх до макушки 
черепа.
В этой книге автор рассматривает, однако, не физиологический и не 
тонко-анатомический, а скорее философский аспект семеричной концепции 
эволюционных уровней. Их описание автор дал в девятой главе своей книги 
“Возвращенный оккультизм, или Повесть о тонкой семерке”, однако приведенное там 
описание целиком феноменологично и трудно понять, откуда берется число семь и 
почему эти уровни именно таковы, какими они описываются. Ниже предлагается 
определенный подход, который может дать ответ на эти вопросы.
Эволюционные уровни ниже подробно описываются в первую очередь в их 
психологическом аспекте, то есть автор описывает модальности, которые 
сознательно или бессознательно использует человек, находящийся на данном уровне 
или старающийся его акцентировать.
Одна из величайших загадок, предлагаемых древней индийской философией, 
заключается в неоднократно постулируемом тождестве микрокосма (человека) и 
макрокосма (Вселенной) и, более того, в утверждении, если говорить на 
современном языке, голографической природы мира: мир целиком и полностью 
отражен в каждом своем объекте; и в то же время каждый объект имеет богатую 
собственную структуру, которая совершенно различна у разных объектов. Как же 
все это можно понимать?
Один из возможных подходов заключается в том, что вообще само по себе членение 
мира на объекты и выделение в мире различных качеств есть продукт человеческой 
психики и в конечном счете определяется его способом видения. Вот простейший 
пример.
Представим себе новорожденного младенца. С точки зрения его счастливых 
родителей, он находится в самом начале длинного и сложного пути, который они 
понимают как взросление и развитие человека. С точки зрения акушера-гинеколога, 
который наблюдал развитие беременности и принимал роды, новорожденный - это 
финал, итог его усилий, после которого его внимание переключается на другой 
многообещающий женский живот. Поэтому, говоря о развитии объекта, может быть, 
уместнее и более точно говорить о развитии способа видения человеком или 
человеческим коллективом данного объекта, и именно описание различных способов 
видения и восприятия различных объектов, в том числе людей, и есть главная тема 
предлагаемых читателю последующих глав этой книги.
Итак, основной темой дальнейшего изложения является семеричная диалектика, то 
есть семь уровней развития любого объекта. Как же мы можем представлять себе 
это развитие? Первые три уровня: муладхара, свадхистхана и манипура 
соответствуют развитию объекта в окружающем мире как в среде, то есть в чем-то 
бесконечно большом, может быть дружелюбном, или враждебном, но, во всяком 
случае, настолько объемлющем и громадном, что помыслить и ощутить его целиком 
совершенно невозможно.
Уровню муладхары соответствует первичное появление объекта в среде 
(синтетическое проявление), когда объект еще совершенно не проявлен, и у него 
нет еще никаких качеств, но он уже имеется в среде как таковой. Свадхистхана 
соответствует качественному проявлению объекта в среде, то есть качественному 
уровню синтетического архетипа, когда объект уже в какой-то мере осваивается и 
обнаруживает свои различные атрибуты и качества. И, наконец, уровень манипуры 
соответствует более подробному, предметному явлению объекта в среде, когда он 
имеет уже не только качества, но и элементы (части), объединенные в 
определенную структуру.
Уровень анахаты, это промежуточный уровень, находящийся между первыми тремя и 
вторыми тремя. Ему соответствует представление о безусловной любви, которую 
являет объект и которая является основной энергией взаимодействия между 
объектом и миром.
Следующие три уровня: вишудха, аджна и сахасрара соответствуют более высокому 
уровню развития объекта, а именно, на этих уровнях он является уже частью 
внешнего мира, воспринимаемого как единое целое. 
На уровне вишудхи объект является одним из элементов мира, на аджне объект 
становится одной из граней или качеств мира, а на сахасраре объект являет собой 
мир целиком, а точнее, становится его фокусом.
Таким образом, трем высшим эволюционным уровням соответствуют уровни 
триадического архетипа: сахасраре - синтетический, аджне - качественный, а 
вишудхе - предметный уровень видения мира, и изучаемый нами объект как бы 
вписывается в мир, рассматриваемый с соответствующей точки зрения. Следующие 
главы посвящены более подробному рассмотрению предложенной выше схемы.
Итак, тема последующих глав это эволюция объекта в окружающем мире, а говоря 
точнее, эволюция взглядов человека на объект в окружающем мире.

Глава 1
Муладхара
“Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен!”
М. Булгаков, “Мастер и Маргарита”
Муладхарный объект только-только появился в мире, он предъявлен одним лишь 
символом, одним лишь фактом своего существования, он еще никак не проявился в 
этом мире, у него нет ни качеств, ни элементов, он подобен атому, только что 
появившемуся в энергетическом поле, и отсюда его незащищенность, отсутствие 
оборонительных систем укрепления, защищающих его, и случайность факта его 
бытия: как он мгновенно появился, так он может и мгновенно исчезнуть, не 
оставив за собой никаких следов, исчезнуть вовсе или превратиться в нечто 
совершенно другое, обладающее другим именем. Он не проявлен, у него существует 
пока что только его имя, и не более того.
Таким образом, объект на муладхаре тотален, поскольку он переживает себя 
целиком, и субъективно он ощущает или свою абсолютную свободу, или свою полную 
марионеточную зависимость от окружающей среды, которая имеет над ним временами 
абсолютную власть, и тогда он находится в позиции раба или маленького винтика, 
к которому приставлена очень большая отвертка. Когда же ощущение зависимости 
пропадает, он ощущает свою абсолютную свободу - однако в мире, который для него 
абсолютно непостижим и непонятен. В этом мире он существует как единое целое, 
как таковой и, будучи непроявлен, к проявлению не стремится; он говорит: “Дайте 
мне жить!” - сам плохо понимая, что имеет в виду.
Среда воспринимается муладхарным объектом как непонятная, индифферентная, 
доброжелательная или враждебная, но в любом случае непостижимая и чаще всего в 
объекте никак не заинтересованная, и выжить в ней можно лишь напряжением всех 
сил, поэтому характерная для человека муладхары этика звучит так: “На войне, 
как на войне: или ты убьешь, или убьют тебя”. Среда никак специально в данном 
объекте не заинтересована, она живет своей жизнью. Если он полезет куда-то не 
туда, он будет использован, утилизирован, может быть, уничтожен (съеден, 
например), и никто не несет за это ответственности, в этом случае он должен 
пенять сам на себя. Что-то в среде съедобно для него, для кого-то съедобен он 
сам, и ему нужно быстро сориентироваться в данной ситуации и принять адекватное 
решение. Здесь всякое выживание это чудо, и то, что оно произошло сегодня, 
никак не гарантирует того, что оно произойдет завтра. Этика чрезвычайно проста: 
“Победить или быть побежденным”, “Победителей не судят”. Объект ощущает себя 
абсолютно обособленным в среде, он от нее отделен, у него нет устойчивых связей,
 а есть связи лишь кратковременные, спонтанно возникающие и тут же рвущиеся, 
как положительного, так и отрицательного порядка. Причем он никогда не 
задумывается о том, что означают его связи и он сам для среды, для него важна 
лишь его собственная реакция. То, что для него является отходами его 
жизнедеятельности, он совершенно спокойно отправляет в среду, нимало не 
беспокоясь о том, насколько эти отходы для нее полезны или вредны. Уровень 
включенности этого объекта в жизнь среды минимален, то есть он ее не понимает и 
даже не стремится к этому, потому что она для него принципиально непостижима. 
Тем самым, его жизнь течет как бы совершенно отдельно от жизни среды. Расплатой 
за такое отношение служит его непредсказуемое и немотивированное уничтожение в 
случае внезапного повышения агрессивности среды. Для него причина ее 
агрессивности совершенно непонятна и принципиально непостижима.
Человек муладхары
Для того, чтобы изложение было не слишком абстрактным, автор дает описание 
эволюционных уровней через описание человека, в чьей жизни данный уровень имеет 
господствующее значение. Конечно, реально в жизни каждого человека может быть 
активен любой из семи уровней, но все же, как правило, есть некоторый основной 
уровень, на котором он находится, и на который настроены его сознание, его 
поведение и способы взаимодействия с другими людьми. Поэтому можно различать 
семь психологических типов и ниже описывается психологический тип, 
соответствующий муладхаре. Этот тип человека можно условно назвать странником 
или воином.
Мироощущение и самоощущение. Как же ощущает себя этот человек? Для его 
самоощущения характерны такие качества как атомарность, тотальность, 
непроявленность, незащищенность, случайность его бытия или небытия. 
Непроявленность означает, что он ощущает себя как потенциальное целое, которое 
явлено в этот мир именем или каким-то другим единым символом, за которым 
скрывается его сущность, но которая никому, в том числе ему самому, еще не 
видна и непонятна. Чаще всего он ощущает себя атомом, то есть отдельной 
частичкой большого мира, в котором он появился совершенно случайно и совершенно 
случайным образом перемещается. Он не защищен никакими связями, он не защищен 
никакими качествами, которые делали бы его хоть в какой-то степени устойчивым. 
У него нет ни прошлого, ни будущего, у него есть только настоящее, которое он в 
данный момент и проживает. В какую-то минуту среда может быть к нему 
благосклонна ,и тогда она дает ему возможность выжить, в какую-то минуту она 
может стать к нему враждебной и тогда он, вероятно, моментально погибнет.
Пафос его жизни можно обозначить как выживание в среде. Он обладает именем и 
более ничем, поэтому подробности его бытия для него не так важны, для него 
важен сам факт: существует он или же не существует. Символом человека этого 
уровня является его имя, кличка или прозвище: так он являет себя миру, и на 
большую глубину пока что не доступен ни миру, ни самому себе.
Опыта как такового не существует, вся предшествующая жизнь человека не более, 
чем последовательность случайностей, из которых никакого вывода сделать нельзя, 
потому что окружающая обстановка меняется непредсказуемым и непостижимым 
образом, и даже сама попытка сделать какие-то выводы из того, что было раньше, 
заведомо обречена на провал, потому что будущее будет качественно другим.
Религиозность. Бог человеку муладхары представляется тотальным деспотом, 
непостижимым и неуправляемым, однако Он не вездесущ и не всеведущ. В какие-то 
моменты Он проявляется и тогда выступает в виде Бога, беспощадно карающего и 
уничтожающего или, наоборот, в виде Бога, спасающего от гибели, но моменты Его 
проявления совершенно непредсказуемы, а вступать с Ним в какие бы то ни было 
отношения в остальные моменты невозможно. Кроме того, этот Бог, вероятно, 
смертен; для муладхары естественно идолопоклонство с разочарованием в своем 
идоле, его сокрушением и созданием следующего.
Одной из важных ипостасей Бога человека муладхары является Бог победы; для него 
существует альтернатива: или победить или быть побежденным, и если он победил, 
то любые издержки оказываются оправданными, здесь действует принцип 
“победителей не судят”. Его религиозность спонтанна, то есть действует далеко 
не всегда, но в случае, когда она внезапно возникает, Бог должен проявляться 
совершенно конкретным образом. Как правило, таких богов много, но они не 
конкурируют друг с другом, поскольку проявляются в разные моменты времени. 
Однако в своей религиозности такой человек абсолютно нетерпим и признает истину 
только того Бога, которому он в настоящий момент поклоняется, а все остальные 
боги или ложные, или его прямые враги. Для этого уровня характерна поляризация, 
то есть разделение Бога на доброго и злого, каждый из которых могущественен, но 
ни один не всемогущ.
Вера. Для человека муладхары характерны примитивность отношений с внутренним 
миром и с Богом, фанатизм. Твердость веры сочетается в нем с ее одномерностью: 
существует лишь имя Бога или какое-то основное Его качество, которое он 
воспринимает как имя, а все остальное отметается за ненадобностью. Типичная его 
позиция: “Бог - машина, а я - орудие”.
Карма. Человек муладхары видит себя в тотальном подчинении слепой, 
неуправляемой и непостижимой воле. Среда для него чаще всего индифферентна или 
враждебна и непонятна, и выжить в ней можно лишь напряжением всех сил. Всякое 
выживание рассматривается как чудо, кармически всегда немотивированное. На 
муладхаре нет никакой связи времен, и поступки в прошлом никак не влияют на 
обстоятельства жизни в настоящем, или, по крайней мере, это влияние не 
поддается познанию и контролю: “Если я сделал что-то плохое, возмездие меня, 
может быть, когда-то и настигнет, но я никак не могу на это повлиять, а также 
никак не могу определить момент времени и характер этого возврата, поэтому 
проще считать, что никакой связи между моими прежними поступками и настоящим 
состоянием просто не существует, так же как и мое поведение сейчас никак не 
повлияет на обстоятельства моей жизни в будущем. Прошлое и будущее это химеры, 
есть лишь настоящее”.
В потоке событий для человека муладхары нет никакой закономерности, и поэтому 
нет никакого опыта, ничему нельзя выучиться, точнее, некоторый опыт 
интуитивного порядка приходит, но приходит лишь сам по себе и как именно его 
следует применять, никогда не понятно. На этом уровне отсутствует понятие 
положительной и отрицательной кармы: сегодня на гребень успеха и славы взлетаю 
я, завтра мне отрубают голову и на моем месте оказывается кто-то другой.
Для человека муладхары речь идет не о карме, а скорее о судьбе в русском ее 
понимании, о некоторой слепой, неуправляемой и непостижимой силе или воле, 
которая ведет жизнь данного человека, которую нельзя постичь и с которой нельзя 
договориться. В тех случаях, когда она проявляется, ей можно только подчиняться,
 потому что ее сила заведомо превосходит силу сопротивления самого человека. В 
тех случаях, когда она не проявляется, можно делать все, что угодно, и 
конкретные выборы человека никак не повлияют на его возможную или 
предопределенную заранее судьбу. Никакого кармического возврата или воздаяния 
не существует, вся жизнь есть максимальное напряжение в попытке прожить текущий 
момент, и если встречается что-то хорошее, за ним может последовать все что 
угодно, и точно так же если человек сделает что-то плохое, то никакой логики в 
том, что последует в ответ на его действия, не будет. Поэтому, сделав что-либо 
для человека муладхары, не следует ждать от него благодарности: вы для него - 
часть непостижимой среды, которая может обернуться для него благом, а может - 
злом, но в следующий момент времени он встретится с другой частью этой среды, и 
предыдущее переживание будет полностью забыто или вытеснено. Здесь нет как 
угодно понимаемой справедливости, а есть некоторый слепой, но могущественный и 
непостижимый закон, который правит миром и под действие которого попадают все 
без исключения и малейшего снисхождения. Естественно, что о благодарности в 
таких условиях говорить не приходится.
Вера человека муладхары слепа и тотальна, он верит в этот закон и подчиняется 
ему в тех случаях, когда закон действует. Во всех остальных случаях он не 
подчиняется ничему, кроме собственной прихоти. На высоком уровне это можно 
назвать волей его творческого гения. Каждый, кто имел дело с творческими людьми,
 знает насколько трудно понять логику их поведения. Трудно, в том числе, и им 
самим.
Бог на муладхаре абсолютный деспот и тотальный тиран; спасает лишь то 
обстоятельство, что богов, как правило, много и они сменяют друг друга, а в 
некоторые моменты не ощущается ни один из них. Тогда в роли Бога выступает сам 
человек муладхары, полностью подчиняя своей воле и прихотям окружающую его 
среду, вернее, ту ее часть, до которой он может дотянуться. В принципе Бог 
непостижим и несопоставим с человеком, это нечто громадное и трудно вообразимое,
 и вообразить его сколь-нибудь ясно человек муладхары и не стремится. Бог 
существует где-то далеко, он отделен и от среды, и от человека муладхары, и 
реализует свой закон лишь там, где в данный момент находится, и лучше его, Бога,
 без надобности лишний раз не звать. Рамакришна приводит такую притчу:
Однажды умирающая лягушка сказала Раме: “Когда меня ловит змея, я прошу у Тебя 
защиты, но сейчас я умираю, пронзенная Твоей стрелой, и потому молчу.”
Таким образом, на уровне муладхары никакой справедливости нет, а есть лишь 
принципиально непостижимая Божья воля, или как говорят индусы, лила - игра 
Абсолюта, случайная и неотвратимая - но пока Бог отвернул свой гневный лик от 
человека, можно делать все, что угодно.
На низком уровне человек муладхары считает, что кармы вообще нет, что он живет 
“здесь и сейчас”, и включен в эту свою деятельность тотально, целиком, 
безраздельно. Такова же и религиозность человека муладхары. Она либо полностью 
отсутствует (то есть он сам себе является всемогущим Богом), либо является как 
рабское, тотальное поклонение могущественному Богу, полностью иррациональному и 
отключающему разум, и требующему полного и беспрекословного подчинения. 
Типичный для уровня человека муладхары образ это “человек - раб Божий”, а идеал 
религиозности - слепое и полное подчинение Божьей воле, какой бы она ни была, и 
в каком бы виде ни являлась.
Время. Человек муладхары локализован во времени и пространстве. Другими словами,
 он находится “здесь и сейчас”, все остальное время и все остальное 
пространство находятся от него чрезвычайно далеко. Практически можно считать, 
что их не существует или, по крайней мере, он от них не зависит. Отсюда 
вытекает его чрезвычайная прагматичность: для него актуально то, что происходит 
в данный момент времени, и в том месте, где он находится, а все остальное ему 
представляется весьма туманной абстракцией. На психологическом языке это 
означает, что он не зависим от прошлого и от будущего, в частности, он не 
зависит от наработок своих предшествующих жизней, как положительных, так и 
отрицательных. Когда-то наработанная отрицательная карма, абстрактно говоря, 
существует, но в какой момент она проявится и проявится ли вообще, неизвестно, 
и поэтому в каждый момент времени можно жить так, как будто ее нет. То же 
относится и к положительной карме: какие-то добрые дела, совершенные в прошлом, 
могут, возможно, оказать какое-то влияние на будущее, но скорее всего они никак 
не связаны с настоящим, по крайней мере, в настоящем они не чувствуются - за 
исключением отдельных моментов, когда, наоборот, человек муладхары ощущает свою 
полную рабскую зависимость от прошлого, положительного или отрицательного, и в 
таком случае он уже ничего сделать не может. В целом это чаще всего дает 
психологию фатализма, и изменить подобные установки посредством систематической 
методичной работы практически невозможно. Точно так же невозможно работать в 
настоящем ради будущего, ибо совершенно неизвестно, каким оно окажется, да и 
сами условия внешнего и внутреннего мира таковы, что систематически заниматься 
чем-то одним практически невозможно, так как все меняется с такой скоростью и 
происходит с такой интенсивностью, что максимальные усилия требуются просто для 
того, чтобы оказаться минимально адекватным в настоящий момент. Так турист, 
проходящий на байдарке через мощные пороги, не думает о том, какую он вечером 
будет варить кашу.
На низком уровне человек муладхары игнорирует прошлое и будущее; на высоком он 
понимает, что, несмотря на видимую несвязность временного потока, точное и 
адекватное поведение в настоящем невидимым для него образом обеспечивает и 
формирует его будущее, но как именно это происходит и на что будет похоже его 
будущее, ему все равно непонятно, и он догадывается об этом в лучшем случае в 
общем.
Однако иногда настоящее словно бы исчезает под мощным напором прошлого, и 
реальная жизнь становится не более, чем площадкой для неуклонного и 
неуправляемого повторения прошлых сюжетов. Субъективно человеком муладхары это 
состояние переживается как тотальная порабощенность прошлым и совершенная 
неспособность выйти из-под его власти, он может только надеяться, что в 
какой-то момент власть чудом закончится и наступит новая качественно другая 
жизнь. Следует подчеркнуть, что это состояние совершенно не похоже на состояние 
ленивого мечтателя, праздно обращающегося своей мыслью к излюбленным местам 
своей прошлой жизни или планирующего в своих фантазиях те или иные аспекты 
будущей жизни: у человека муладхары власть прошлого, когда оно включается, или 
будущего, когда оно императивно требует внимания к себе, совершенно 
непререкаема и абсолютна. Власть будущего, когда оно врывается в его настоящее, 
чаше всего реализуется в виде некоторой нависающей угрозы, напряженного 
положения, которое неминуемо должно возникнуть и требует подготовки и, в то же 
время, не дает никакой возможности подготовиться к встрече с ним реально; 
однако оно сильно меняет положение точки сборки, то есть характер внимания 
человека, полностью настраивая его на будущий сюжет и подчиняя ему всю текущую 
жизнь. Это будущее не обязательно угрожающее (хотя нередко оказывается таковым),
 оно может быть очень большим, важным и напряженным, и потому человек не может 
от него отвлечься для того, чтобы заняться настоящим как таковым.
В любом случае человек муладхары полностью порабощен и поглощен каким-либо 
фрагментом прошлого, или настоящим, или каким-либо фрагментом будущего, и он не 
в силах управлять этими своими состояниями. Он может их проживать так или иначе,
 но он полностью на них сосредоточен, и в этот момент ему не до самоконтроля.
Логика. Основное качество логики человека муладхары заключается в том, что она 
всегда относительна; говоря более точно, она подчинена текущему моменту его 
жизни и то, что он утверждал и во что он верил вчера, может не иметь для него 
никакой силы сегодня. Для него типичны высказывания типа: “Я хозяин своего 
слова: вчера дал, сегодня взял обратно”. Это не означает, однако, его 
ненадежности, просто реальность вокруг него меняется настолько быстро и 
настолько быстро меняются его качества, что сколько-нибудь постоянная логика 
просто не в состоянии следовать за этими изменениями, и ей приходится меняться 
самой: то, что было аргументом вчера, перестает быть аргументом сегодня; то, 
что вчера казалось легковесным, сегодня приобретает силу полноценного 
доказательства или замечательного аргумента. Но в глубине души он не очень 
высоко ценит логику, так как для него существует единственный аргумент: это 
иррациональный закон, ведущий его по жизни и проявляющийся любыми способами. То,
 что засвидетельствовано этим законом, истинно, а все остальное ложно или 
сомнительно.
Логика человека муладхары, как правило, черно-белая, то есть “да” или “нет”, 
“возможно” или “невозможно”, “доступно” или “недоступно”; при этом полутона или 
промежуточные варианты им, как правило, не только не используются, но и 
признаются принципиально невозможными. Понятие “затруднительно” для него не 
существует: или “возможно”, и тогда очень легко, или “невозможно”, и тогда не 
нужно даже пробовать.
Энергия. Для муладхары характерна дикая, неоформленная, необузданная энергия, 
порабощающая человека и берущая у него то, что ей надо, безжалостная и 
хаотичная. В то же время она представляет собой творческий поток в его наиболее 
чистом виде, и всякий человек, который хочет создать или изобрести что-то новое,
 так или иначе должен опуститься на уровень муладхары и столкнуться с этой ее 
вулканической силой, на время стать ее рабом, а потом в нужный момент выйти из 
этого состояния. Это может по разным причинам оказаться трудным; в частности, 
переживание муладхарной энергии может оказаться настолько привлекательным, что 
человек будет стремиться пережить ее снова и снова. Особенность этого 
переживания заключается в том, что оно с необходимостью тотально, то есть его 
очень трудно смоделировать и воспроизвести условно, так как переживание теряет 
при этом свой основной смысл: так переживание зрителя фильма-триллера 
отличается от переживаний героев этого фильма.
Энергия муладхары переживается как непосредственная, захватывающая, опасная, 
порабощающая, свежая и непредсказуемая. Переживания, которые она вызывает, для 
человека обязательно должны быть новыми, никогда раньше он ничего подобного не 
чувствовал и даже не знал, что такие ощущения существуют в природе. Энергия 
муладхары всегда по-новому поворачивает его к самому себе. Он говорит: “О-о! 
Оказывается я могу и это!” или: “Я даже не знал, что я способен на такие 
подвиги!”. “Подвиг” - одно из ключевых слов для уровня муладхары, здесь это 
норма жизни.
Любимые роли и герои. На муладхаре, как правило, существует весьма ограниченный 
набор типичных для человека ролей. Обычно они берутся из сказок, мифов или 
художественной литературы, причем в плоть облекаются лишь наиболее примитивные 
психологические черты. Типичные роли: Невинная Жертва, Грозный Бог, Лапидарный 
Спаситель, Чудо-юдо, Злой Волшебник. Невинная Жертва обычно имеет некоторый 
объект, который выступает в роли злого рока. Это может быть враг, определенным 
образом обозначенный или же абстрактный, такой например, как постоянно плохо 
складывающиеся обстоятельства или злая судьба, но в любом случае Невинная 
Жертва страдает от абсолютно неотвратимого рока, пресекающего любые ее попытки 
нормальной жизни или конструктивной деятельности. Впрочем, до последней дело, 
как правило, не доходит, а речь идет о элементарном выживании и сохранении 
минимального социального статуса. Если вы попытаетесь поговорить с Невинной 
Жертвой и помочь ей найти выход из ее неодолимо мрачных и разрушительных 
обстоятельств, то через короткое время обнаружите, что сами оказались в роли ее 
злейшего врага, хотя, казалось бы, стоите на ее стороне. Невинная Жертва 
сокрушит ваши предложения с такой силой и злобностью, что вы и не поймете, чем 
вызвали такую ее реакцию. В действительности ее игра абсолютно тотальна, то 
есть если хотя бы в какой-то ситуации человек перестает быть Невинной Жертвой, 
то разрушается вся его игра целиком, поэтому он играет очень жестко и до конца, 
незаметно для себя выступая по отношению к окружающим в роли того самого 
грозного и злобного врага, жертвой которого он постоянно оказывается.
Грозный Бог это ипостась роли Невинной Жертвы, которую иногда берет на себя 
человек муладхары, когда окружающие обстоятельства складываются для него 
благополучно, и он чувствует за собой моральное право наконец навести порядок в 
этом жестком и неуправляемом мире. Делает он это муладхарными методами, грозно 
карая или лапидарно милуя, то есть вручая тому или иному несчастному субъекту 
милостыню или иное вспомоществование, нимало не заботясь о том, как сложится 
судьба благотворимого существа далее.
В устойчивой роли Лапидарного Спасителя человек муладхары оказывается лишь при 
условии существенной проработки этого уровня. Это, например, врач скорой помощи,
 работник службы спасения на водах, пожарный или психотерапевт, занимающийся 
потенциальными самоубийцами. Интерес Лапидарного Спасителя заключается в том, 
чтобы спасти жизнь или вытащить другого человека из крайне неприятного 
положения; но сделав это, Лапидарный Спаситель моментально теряет к нему 
интерес и предоставляет ему далее жить собственной жизнью, полагаясь лишь на 
самого себя.
Черные учителя для человека муладхары это в первую очередь агрессивная среда, в 
которой он находится, и различные ее персонификации - как правило, это носители 
абстрактного зла, которое ничем не мотивировано. В сказках это Чудо-юдо, дракон,
 пожирающий принцессу, злой волшебник, который ведет интриги против добрых 
людей, и логика которого в конечном счете совершенно непонятна. Если этот 
черный учитель силен, от него можно пытаться убежать, а если удается накопить 
достаточную силу, его лучше всего просто убить, не разбираясь в логике его 
поступков и не пытаясь обратить его в свою веру. В крайнем случае можно его 
сковать, лишив свойственной ему силы и забрав ее себе.
Психология. Для человека муладхары характерно отсутствие полутонов. Собранность 
у него мгновенно сменяется растерянностью, жестокость, часто немотивированная, 
сменяется милосердием, также не имеющим разумных границ; типичная для него 
неуверенность в себе внезапно сменяется гипертрофированным самомнением. 
Человеку муладхары свойственен крайний эгоцентризм, закрывающий от него весь 
окружающий мир, за исключением той небольшой его части, в которой он в данный 
момент заинтересован. Этот эгоцентризм особенно ярко проявляется в ситуациях, 
когда человек своим поведением как бы перечеркивает свое будущее, например, 
портит отношения с важным для него лицом, словно забывая о том, что кроме 
настоящего с момента есть еще и какое-то его продолжение; однако если вспомнить 
о том, что настоящее для него продолжения не имеет, это становится более 
понятным. Ему свойственны непостоянство, стремление оборвать что-то, едва 
начатое, с целью начать что-то другое (возможно, весьма сомнительное) или 
вообще безо всякой цели.
Фазы творения и растворения для него как бы слиты воедино; фазы осуществления 
как последовательной реализации определенной программы для него как будто и не 
существует вовсе. Основные инстинкты, ведущие его по жизни, это инстинкты жизни 
и смерти, или самоуничтожения: либо он съедает что-то, либо выступает в 
качестве объекта питания для другого существа, причем во втором случае он как 
бы сам подставляется под съедение.
Познакомившись и подружившись с человеком муладхары, человек другого 
эволюционного уровня иногда с изумлением наблюдает, как тот словно нарочно 
портит отношения, уничтожая связь(порой весьма сильную), которая между ними 
установилась, и понять его поведение можно лишь как (возможно, подсознательное, 
но весьма последовательное) уничтожение этой связи, как будто она человеку 
муладхары мешает. В известной степени так оно и есть, он подсознательно не 
хочет привязываться ни к чему: ни к плохому, ни к хорошему; якоря его стесняют. 

Символически жизнь человека муладхары можно представить как прыжки по льдинам 
или болотным кочкам: слишком долго ни на одной из них не простоишь, и ничего с 
собой не унесешь. Непроработанные типы нередко характеризуются неугомонной 
жаждой деятельности, оканчивающейся поражением, и это не случайно: успех 
подразумевает необходимость закрепления достигнутого, в то время как поражение 
оставляет человека свободным для следующей деятельности. Для этого человека 
характерна непривязанность к плодам своей деятельности: если она приносит 
какой-то результат, который можно продать, или съесть, или использовать иным 
образом, он скорее всего этот результат проигнорирует или раздаст случайным 
знакомым, с которых ничего взамен не спросит. На низком уровне это означает 
крайнюю безответственность ко всему, что он делает, на высоком уровне это 
реализация идеала карма-йоги - труда без привязанности к его результатам.
Дойдя до творческого уровня, человек муладхары склонен разбрасывать свои идеи 
во все стороны, ничуть не заботясь об их дальнейшей судьбе; начав разрабатывать 
свою идею, он тут же ее бросает и принимается изобретать новую, поскольку 
прежняя ему уже надоела. Его принципиальная установка: я не отвечаю за 
реализацию своих идей, это - дело остального человечества. С одной стороны, ему 
действительно свойственны неожиданные решения, и вообще муладхара - самый 
творческий из всех уровней, но, с другой стороны, большая часть его идей, как и 
идей любого человека, ничего не стоит, и для того, чтобы выделить те его идеи, 
которые представляют некоторую ценность, и проявить эту ценность, нужен порой 
большой и последовательный труд, к которому он совершенно не склонен.
Человек муладхары ощущает колоссальную личную свободу и низкую ответственность 
за окружающую среду; эта низкая ответственность оборачивается невниманием и в 
конечном счет ненужностью или малой ценностью его идей для мира, в котором он 
живет - но это чаще всего его нисколько не волнует. Субъективно в окружающем 
мире он ощущает себя посторонним, чужим, иным, нередко неприкаянным и 
отчужденным, непонятным, гениальным, своеобразным, ни на кого не похожим, и 
очень любит в себе свои своеобразие, творческое начало, непредсказуемость, 
независимость, оригинальность и непонимание себя другими, и склонен всем этим 
гордиться.
Память. Что касается памяти, то кажется, что у человека муладхары ее просто нет.
 Встретившись с ним сегодня, вы можете обнаружить, что он полностью забыл, что 
он говорил, думал, чувствовал вчера; с другой стороны, он способен позвонить 
своему знакомому спустя десять или пятнадцать лет после последней встречи и как 
ни в чем ни бывало продолжить разговор, нисколько не заботясь о том, что его 
знакомый и его обстоятельства за эти годы могли сильно измениться. Кроме 
исключительных и в чем-то патологических для него состояний, когда он порабощен 
прошлым или будущим, он живет настоящим и способен упиваться им, игнорируя то, 
что было с ним вчера и что будет с ним завтра. Жить произвольным, то есть 
выбранным им самим, прошлым или будущим, имея возможность жить настоящим, для 
него нетипично и в целом скучно. Его жизнь настолько ярка и так поглощает его 
внимание, что о прошлом и будущем он обычно не думает и о них не беспокоится. 
Конечно, подсознательно они на него как-то влияют, но он этого влияния как бы 
не замечает.
Инстинкта самосохранения на поверхностный взгляд у него нет. С другой стороны, 
он выживает, и иногда живет довольно долго; таким образом, можно говорить о 
некотором специфическом инстинкте самосохранения, не очевидном ни для 
окружающих, ни для него самого. Часто он выражается в том, что когда опасность 
оказывается слишком близко, человек муладхары изменяет свою реальность, и для 
этого у него есть различные искусные методы, которыми он инстинктивно 
пользуется. Однако его способ перемены реальности это всегда прыжок из одного 
пространства в другое. Так, например, если разговор с другим человеком заходит 
в достаточно неприятную и опасную для него область, он может моментально 
переменить тон и тему разговора, так что его собеседник на какое-то время 
забудет, о чем они говорили, и вернуться к прежней теме ему окажется очень 
нелегко.
Работа. Человек муладхары это не обязательно каскадер или 
путешественник-первооткрыватель новых земель, хотя это, вероятно, является его 
мечтой. Его привлечет взаимодействие с людьми, когда каждый день появляются 
новые и новые; любая работа, в которой есть творческий элемент и не нужно 
застревать подолгу на одном и том же; деятельность, которая требует полной 
самоотдачи и постоянного риска. Он очень не любит работать “на дядю” и во все, 
что принимается делать, погружается целиком, даже если это впоследствии 
принесет ему большие страдания; впрочем, он погружается целиком и в свои 
страдания, и в болезни. 
Ответственность. Способен ли он привязываться к чему-то? Во всяком случае, он 
этого никогда не покажет, и признаться в этом даже самому себе ему чрезвычайно 
трудно. Ему кажется, что все что угодно можно чем-то заменить; это может быть 
признаком отсутствия ответственности. Может ли человек муладхары быть 
ответственным? Вопрос острый, в том числе и для него самого; во всяком случае, 
принимая на себя ответственность, он никогда не признается, что это для него 
серьезно. Легче всего ему взять ее на себя как бы играя, как нечто 
несущественное. “О чем тут говорить?” - легко скажет он, принимая на себя 
обязательства, которые другого человека погрузят в мрачно-сосредоточенное 
уныние, заставят согнуть голову и плечи. Ему легче принять вариантную 
ответственность, то есть взять на себя обязательство сделать что-то, а если это 
что-то не получится, то сделать что-то другое. Если таких вариантов у него 
три-четыре, то психологическая нагрузка на него резко падает.
Для него морально тяжела не ответственность сама по себе, а предопределенность 
той ситуации, которую надо поддерживать для того, чтобы исполнить взятые на 
себя обязательства; если же у него будет несколько вариантов развития этой 
ситуации, и он не будет привязан к какому-то одному из них, ему будет гораздо 
легче: у него всегда должно быть ощущение свободы, свободы выбора хотя бы из 
двух, а лучше из трех-четырех вариантов.
Добродетели и пороки. К числу его добродетелей относится умение мгновенно 
собраться и выложиться до конца, но при этом не привязываться ни к чему, умение 
реализовать свободу выбора, умение быть творческим в ситуациях, когда никакому 
другому человеку не придет в голову, что есть еще какие-то дополнительные 
варианты выбора или способы рассмотрения затруднительной ситуации. К числу 
отрицательных его качеств следовало бы отнести коварство, непоследовательность, 
неуместную и несвоевременную инициативу, неумение довести до конца начатый план,
 сохраняя все условия, которые были оговорены. Творчество для него ключевое 
понятие; может быть, иногда он вместо него употребит какое-нибудь другое 
выражение, например, свобода поведения, а творчество он понимает как постоянное 
изобретение каких-либо качественно новых идей, переживание качественно новых 
для себя ощущений, преодоление непривычных трудностей, которые он, не скупясь, 
для себя создает и с непонятно откуда берущимся энтузиазмом преодолевает. 
Следует, однако, иметь в виду, что качественно новые идеи в жизни любого 
человека, в том числе в жизни человека муладхары, возникают достаточно редко, и 
даже если они качественно новы для него самого, это не значит, что они будут 
интересны другим. Тем не менее, рядом с ним нередко интереснее, чем с другими 
людьми: он развлекает хотя бы своими безобразиями или бесчинствами. 
Неожиданность, непредсказуемость, дерзость - вот характерные черты его 
поведения, рядом с которыми поведение людей других уровней кажется иногда 
скучноватым, по крайней мере, ему самому. Ему трудно идти ровно, он предпочтет 
скакать; если он идет в горы, он непременно пройдет по краю скалы, да еще и 
заглянет вниз, полезет под водопад и попытается провести ночь в самом зловещем 
ущелье из всех имеющихся в данном горном районе.
Свободу он понимает, в первую очередь, как личную свободу, то есть 
независимость от ограничений окружающей среды; впрочем, он и не очень озабочен 
теми ограничениями, которые она на него пытается наложить, но будь он чуть 
повнимательнее к среде, это был бы уже человек не муладхары, а какого-то иного 
уровня.
Его связи, в том числе и с другими людьми, не видны, их как бы и нет, они 
случайны, так же как случайны его связи с прошлым и будущим, с тонким и плотным 
планами. Лишь иногда они возникают и проявляются воочию, и тогда с ними уже 
ничего не сделаешь и на миг они кажутся необыкновенно сильными и даже вечными, 
так что им приходится подчиняться, и человек муладхары на секунду оказывается в 
рабстве у той или иной ситуации, у того или иного своего знакомого; однако эта 
“секунда”, которая длится день или (в редких случаях) месяц, проходит, и связь 
обрывается (иногда как будто сознательным усилием самого человека, хотя чем 
именно она ему мешает, окружающим непонятно; ему же она мешает как таковая, 
поскольку ограничивает для него возможность перейти в иное состояние и в иную 
реальность). Это не означает, что он свободен, например, от травматических 
воспоминаний своего детства, приходящих к нему в форме невроза, но этот 
невротический симптом воспоминаний о тяжелых детских переживаниях, делающих 
мучительными те или иные ситуации в настоящем, приходит, когда захочет, и 
уходит так же, то есть помимо всякого контроля со стороны человека муладхары, 
причем приходит с необыкновенной яркостью и живостью, так что преодолеть его 
совершенно невозможно; связь с прошлым кажется совершенно непреодолимой до тех 
пор, пока она не разрывается полностью, после чего прошлое на время уходит в 
абсолютное небытие.
К слабым местам человека муладхары следует отнести, в первую очередь, 
неуверенность в себе при взаимодействии с окружающей средой, неуверенность 
очень глубокого психологического уровня, создающего в крайних случаях неврозы и 
фобии, в том числе иррациональные. Оборотной стороной этой неуверенности в себе 
является творческое начало, которое идет с ней бок о бок, и назначение которого 
- дать возможность индивидууму выжить или найти понимание совершенно 
иррациональной для него окружающей Среды, а также способов взаимодействия с ней.
 В некоторых отношениях положительной чертой или преимуществом человека 
муладхары является отсутствие памяти, страх смерти у него мгновенно сменяется 
первичной радостью выживания - может быть, самым ярким положительным 
переживанием, которое свойственно этому человеку. Это переживание стирает 
негативные воспоминания: “Жив состою”, - думает он, и ликование переполняет всю 
его душу. К другим его негативным чертам следует отнести инфантилизм, детский 
эгоцентризм, как бы даже противоестественная сосредоточенность на себе, часто 
во вред своим собственным программам (которых у этого человека чаще всего нет, 
но окружающим это не всегда понятно).
Для него жизнь есть случайное неконтролируемое стечение обстоятельств, 
счастливое или несчастливое, но всегда неустойчивое. Подобный взгляд может дать 
человеку сильное творческое начало, но крайне неудобен во многих социальных 
программах, в которых требуется устойчивость и стабильность. Другой негативной 
чертой человека муладхары является представление о том, что любого человека или 
ситуацию можно отложить, отвлекшись от них и занявшись другим делом; при этом 
ему кажется, что в то время, когда он переходит в другую реальность, все 
остальные реальности как бы замораживаются и течение времени в них 
останавливается, что, конечно, не так: вернувшись обратно, он пытается 
продолжить свое участие в прежней ситуации как ни в чем ни бывало, то есть как 
будто он только секунду назад вышел, - что, конечно, не соответствует 
действительности, и в таких случаях он нередко попадает впросак, оказывается в 
глазах окружающих откровенным негодяем или дураком. Во многих случаях он 
склонен думать, что если от него ничего прямо не требуется, он ничего и не 
должен делать: “Что же вы мне прямо-то не сказали?” - восклицает он недоуменно, 
когда ворох претензий вываливается на него из окружающего пространства. “А 
почему мы должны были говорить тебе прямо? Почему ты сам не смотрел?”- хочется 
сказать его обиженным партнерам, но произнести вслух эти слова у них не 
получается.
К слабым местам человека муладхары следует отнести иррациональность и 
неуправляемость внешнего и внутреннего мира, подчиненность его воли любым 
прихотям. “Мне не понравилось, с каким лицом этот человек подходил ко мне 
знакомиться, поэтому я общаться с ним не буду”, - хотя этот человек ему и важен,
 и нужен, и несмотря на то, что сам человек муладхары знает, что своему 
собственному первоначальному ощущению доверять нельзя - но тем не менее он ему 
следует. Помочь человеку муладхары можно, лишь устрашив его и постоянно 
поддерживая этот страх: “Если ты не приготовишь мне ужин, я с тобой разведусь”, 
- как ни странно, на него (нее) подобная угроза может действовать в течение 
многих лет, то есть он (она) будет верить в ее реальность, хотя уже рождены и 
воспитаны дети, и угроза носит явно формальный и ритуальный характер, но, тем 
не менее, модальность найдена правильно, и способ управления оказывается 
эффективным.
К числу его преимуществ следует отнести постоянный поток новых переживаний, 
которые он извлекает изнутри, если они не приходят из внешнего мира. У него во 
внутренней реальности идет как бы постоянное подсвечивание и оркестровка тех 
цветов и мелодий, которые поставляет ему внешний мир. Эти яркие краски и сочные 
звуки делают его бытие чрезвычайно экзистенциальным и сущностным, и к этому 
добавляется также легкость безответственности: солдат отвечает только за самого 
себя.
Символически уровень муладхары можно представить как танец только что 
родившегося эго на тонком льду проявленного мира. Внутренний мир и “я” человека 
муладхары настолько ярки и очевидны, что у него возникает иллюзия, что он и его 
обстоятельства, внешние и внутренние, всем хорошо известны и все окружающие 
разделяют его чувства. Ему всегда кажется, что он прозрачен и очевиден и 
сводится в данный момент к своему сиюминутному состоянию, настолько ярко и 
остро оно переживается. Как сказал один пылкий юноша, объяснившись в любви к 
своей избраннице: “Если ты мне сейчас откажешь, я погибну от горя; если 
согласишься - умру от радости”.
Отличительные черты его поведения: недисциплинированность, нарушение любых 
договоренностей (хотя бы в каких-то аспектах), стремление оказаться в центре 
водоворота сгущенной энергии, в критической точке, пережить там кризис и идти 
дальше. У него есть интуиция на открытие новых энергетических каналов, как 
светлых, так и темных, его влечет к белым и черным духовным учителям: первых он 
искушает или становится на некоторое время их рабом, вторых он также искушает и 
на некоторое время притворяется их послушным исполнителем - но обычно 
ненадолго; надолго ему трудно задержаться где угодно.
Общение. В принципе для человека муладхары общение - достаточно острая проблема.
 Для него характерны цельность и неадаптивность. “Я - такой, какой я есть, и вы 
должны меня принять или отвергнуть”, - как бы говорит он своим поведением, и 
говорит с большим нажимом. При этом он в какой-то степени ломает окружающих 
людей, но чаще ломаются его отношения с ними, и тогда он бывает вынужден уйти. 
Как провозгласила свою жизненную позицию одна барышня: “Я всегда, придя в гости,
 где мне хорошо, сижу до конца, пока меня не выгонят, потому что знаю: во 
второй раз меня уже не позовут”.
Проблема этого человека заключается в том, что меняться по частям, в чем-то, 
постепенно строить отношения для него чрезвычайно сложно. Он считает, что 
изменяться по частям он не умеет и не может, и поэтому искусство общения и 
приспособления людей друг к другу осваивается им с чрезвычайным трудом. У него 
нет привычки к пристальному вниманию к окружающей среде, кроме тех случаев, 
когда она откровенно ему угрожает, а друзья, как правило, не прибегают к прямым 
угрозам, рассчитывая на то, что будут восприняты их тонкие косвенные намеки. 
Человек муладхары как бы говорит: “Меняться я не умею, не хочу и не буду. 
Изменение для меня равно смерти”. Но если вы хотите построить с ним отношения, 
вы должны потребовать от него этой смерти и убедиться, что она пойдет ему 
только на пользу. Общаться с ним интересно, но неудобно: его надо держать на 
некотором расстоянии или приспосабливаться к нему такому, какой он есть, а для 
этого его нужно любить. Если же у вас этой любви нет или не хватает, вы можете 
потребовать, чтобы он изменился сам, и удивитесь, насколько легко это ему 
удается, если, конечно, он поставит это своей целью.
К числу его добродетелей относится умение не терять надежды до конца, 
выкладывать все свои силы и уповать на внезапное неожиданное спасение или 
победу в трудных обстоятельствах, когда в нее уже совершенно не верится, и это 
качество привлекает к нему людей. Однако любая критика человеком муладхары 
всегда воспринимается тотально, он не видит подтекстов, частей, подробностей. 
Если он слышит какую-то частную или аспектную критику, он воспринимает ее как 
глобальную: “Значит, ты меня не уважаешь. Значит, ты меня не ценишь. Значит, ты 
мне не друг!”. Он ждет тотальной поддержки, а все остальное, хотя бы 
минимальное несогласие, воспринимается им как обвинительный приговор и жернов 
на шею. Никакой конструктивной критики в его понимании не существует, вопрос 
всегда стоит тотально: есть у меня, моей идеи, моего проекта, будущее или нет? 
Если есть, то какие могут быть возражения и оговорки?!
В общении он либо подчиняется, либо подчиняет, и если вы попадаете ему в 
рабство, оно может оказаться весьма неудобным и жестким - впрочем, оно вряд ли 
продлится долго: либо вы ему надоедите, либо убежите прочь. Если вы хотите 
иметь с ним длительные отношения, научитесь выдерживать дистанцию. Она во 
многих случаях оказывается спасительной для отношений, хотя и делает их более 
скучными.
Его речь, как правило, достаточно кратка и выразительна и тяготеет к 
афористичности или, по крайнем мере, к эллипсису, то есть он пользуется 
незаконченными конструкциями, предлагая продолжить и развить его мысли и 
впечатления вам самим. Кроме того, он пользуется выразительными жестами, но 
главное при его взаимодействии с другими людьми - это взгляд: необыкновенный, 
пронзающий, проникающий в глубину, многозначительный, бросающий в дрожь и плохо 
переносимый людьми с тонкой нервной организацией. Что же означает этот взгляд, 
чаще всего вам приходится только догадываться, причем ваши догадки могут быть 
весьма далеки от того, что имеет в виду сам человек. В конечном счете, он 
никогда не может себя точно определить и охарактеризовать; он непостижим.
Обучение. С точки зрения человека муладхары, лишние знания мешают; его крайняя 
позиция выглядит следующим образом: “Если ты не познал Бога, зачем тебе все 
остальное знание?” С одной стороны, трудно с этим не согласиться, но, с другой 
стороны, в этом есть какая-то несомненная лживость, поскольку людей, которые 
познали Бога, очень мало, а всем остальным тоже жить как-то нужно. Однако 
рассуждение такой длины не помещается в голове человека муладхары. Реально, 
познав что-то, он моментально это забывает, освобождая место для чего-то нового,
 и это есть, в принципе, идеал обучения. Однако само по себе обучение как 
процесс для человека муладхары чрезвычайно мучительно, нежелательно и даже 
невозможно в виду отсутствия у него памяти и дискретности восприятия 
пространства и времени. “Зачем мне нужно учиться, если я, во-первых, ничего не 
усвою, поскольку для глубокого усвоения нужны последовательные усилия, на 
которые я не способен, а, во-вторых, мне это никогда не понадобится, потому что 
я не знаю, что со мной будет даже завтра?” Тем не менее, каким-то непостижимым 
образом чему-то он учится, по большей части вспоминая то, что знал и умел 
раньше: в нужный момент эти знания и умения всплывают у него в голове, так что 
возникает ощущение, что он что-то знает и что-то умеет; самому ему так никогда 
не кажется. У человека муладхары всегда есть ощущение спонтанного чуда: ему 
кажется, например, что почему-то в его голове возникла спасительная мысль или 
его руки сами собой произвели должное движение, которое спасло его от гибели, 
например, при вытаскивании удачного билета на экзамене и случайного озарения, 
которое, как оказалось, устраивает экзаменатора.
Вообще, он мыслит обучение как первобытный обряд инициации: он умирает и затем 
возрождается с уже готовым знанием или умением. Поэтому наилучший способ 
изучения иностранных языков для него это погружение в реальность, где все 
говорят на незнакомом для него языке и создают для него острую, почти с риском 
для выживания ситуацию, где он непостижимым для себя образом, сам не замечая 
того, начинает на этом языке объясняться, а затем и говорить свободно.
Эмоциональная жизнь. Человеку муладхары свойственны фундаментальные эмоции, 
которые он переживает чрезвычайно ярко. Это эмоции, связанные со страхом, 
чувством свободы, своей собственной цельности, гордостью, мужеством, трусостью, 
гневом, яростью, отчаянием, злостью и переполнением первобытной силой, которая 
его куда-либо ведет и полностью себе подчиняет. Его эмоции носят черно-белый 
характер: это или радость, или горе, или страх, или тотальная уверенность в 
себе, или любовь, или ненависть - полутона ему непонятны и не нужны.
Представления о психике. В подсознание человек муладхары не верит или оно 
представляется ему единым иррациональным и непостижимым океаном. В то же время 
ему свойственна некая примитивная цельность самоощущения, то есть он никогда не 
признает у себя существования нескольких субличностей, которые имеют 
относительно автономное существование; он скажет: “Я это я, все мои проявления 
это есть я; вчера я был такой, а сегодня другой, но я при этом остаюсь единым”. 
Чаще всего он идентифицирует себя со своим нынешним состоянием, воспринимая 
вчерашнее и позавчерашнее как невероятные отклонения от его истинного 
актуального сиюминутного я: “Вчера я был злой и ругался на тебя, но это был не 
я, вчера со мной что-то случилось; настоящий я теперь и я тебя люблю и я тебе 
всегда буду служить”. И нужно быть таким же человеком муладхары, чтобы искренне 
верить этим словам.
Личность для человека муладхары есть нечто нерасчленимое: “Я это я”. Если с ним 
работает психолог, преодолеть это убеждение ему будет чрезвычайно сложно, 
гораздо проще работать с человеком муладхары, апеллируя к его актуальному 
состоянию “я” и актуальным проблемам. Все разговоры о его прошлом и влиянии его 
прошлого на настоящее являются для него не более, чем абстрактными идеями, не 
имеющими никакого отношения к его актуальному бытию. Он “здесь и сейчас”, а все 
остальное это не то, чтобы несущественные, а прямо-таки несуществующие 
подробности его бытия.
Тело и пластика. По телу человека муладхары видно, что оно хорошо приспособлено 
к жизни на земле: он хорошо на ней стоит. При этом его движения могут быть 
резкими и скованными, он вынослив, что называется, жилист, в чем-то совершенен, 
в остальном довольно неуклюж. Иногда можно сказать, что у него медвежья грация. 
В глаза нередко бросаются его суставы; если он заболевает, то его проблемы 
также нередко начинаются с них. Если по конституции он полноват, эта полнота 
воспринимается как совершенно естественная, но чаще он тощ и костляв.
Уровни проработки
На варварском уровне человек муладхары дик, необуздан, непредсказуем, с ним 
совершенно невозможно о чем бы то ни было договориться, предварительно его не 
устрашив. Получив власть, он становится кровавым тираном, жестоким деспотом. На 
низших уровнях власти это асоциальные личности, уголовные элементы, 
профессиональные возмутители спокойствия. Это люди, в которых клокочет дикая 
неукрощенная энергия, находящая свое яркое выражение в народных смутах, 
временах революций и истребительных войн.
На любительском уровне человек муладхары может быть просто любителем 
неожиданностей, неловких для себя и для других положений, радостных сюрпризов; 
он может обладать оригинальным умом и нестандартным видением ситуаций. Его 
влекут дальние странствия и острые ситуации, но он не выходит при этом из 
разумных рамок, когда подвергается серьезной опасности его собственная и чужая 
жизнь. Естественно, что уровень остроты жизни и яркости впечатлений у него 
несколько ниже, чем на варварском уровне, но зато он в некоторых случаях может 
найти остроумное решение проблемы, не доступное другим и в то же время не 
выходящее за рамки гуманного отношения к людям и окружающей среде. Его критика 
не только остроумна, но и во многих случаях содержит в себе конструктивные 
элементы (в то время как на варварском уровне отношение к окружающей среде 
человека муладхары исключительно деструктивно, а его критика похожа на работу 
колуна).
Человек муладхары на профессиональном уровне это уже творческая личность в 
лучшем смысле этого слова. Это человек, который ищет новые пути там, где все 
остальные двигаются протоптанными старыми, и чей оригинальный творческий дар 
таков, что он может открыть новые горизонты не только самому человеку, но и 
многим другим людям, которые пойдут по его стопам. Они, однако, вряд ли 
окажутся на муладхарном уровне, и их восприятие его идей и его творчества будет 
качественно отличаться от тех переживаний, которые приходили к нему, когда он 
пролагал свои маршруты.

Глава 2
Свадхистхана
 
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
А. Пушкин
Объект свадхистханы. Если на муладхаре объект предъявлен лишь как таковой, то 
есть своим именем и не более того, то на свадхистхане он представлен в 
окружающей среде полным набором своих качеств. Он существует как бы вместе с 
ними, и они создают ему, с точки зрения окружающего мира, определенную глубину, 
а точнее говоря, двуслойность: первый слой, внутренний, это он сам как таковой, 
а второй, наружный, это его разнообразные качества, которые в совокупности 
представляют собой полную систему, то есть добавить к ней новое качество уже 
нельзя, а можно лишь уточнять или как-то модифицировать уже имеющиеся. Эта 
система качеств дает объекту определенную защищенность и устойчивость его 
положения в среде: он может сказать: “Я такой-то, такой-то и такой-то”. Эти же 
качества представляют собой каналы связи объекта со средой, поскольку среда 
также обладает аналогичными качествами. Таким образом, если муладхарный объект 
в принципе чужд среде, то свадхистханный объединен с нею своими качествами, или 
атрибутами. Типичная свадхистханная профессия - это крестьянин, который живет в 
своем доме, отгороженном от окружающего пространства заборчиком. У него есть 
поля, на которых он выращивает различные культуры, у него есть семья, о которой 
он заботится, и различные виды деятельности, в совокупности представляющие 
полную систему, то есть обеспечивающие и поддерживающие его жизнь во всех ее 
аспектах. Таким образом, если муладхару символизирует воин на поле боя или 
одинокий путешественник в неведомых и опасных краях, то символом свадхистханы 
является крестьянин или фермер на удаленном от цивилизации хуторе.
На свадхистхане качества объекта еще не конкретизированы, они существуют как бы 
сами по себе, но не опредмечены в каких-либо частях или элементах данного 
объекта. С другой стороны, они неуничтожаемы, они только могут быть несколько 
лучше или хуже, и могут меняться их оттенки. Таким образом, погибнуть или 
исчезнуть объект свадхистханы не может в принципе (для этого он сначала должен 
лишиться своих качеств, то есть перейти на муладхару), и пока он находится на 
свадхистхане, его положение совершенно устойчиво. Он может получить удар, но 
этот удар никогда не окажется для него смертельным; он может пошатнуться, но 
обязательно удержит равновесие. Основная его функция это процветание, или жизнь 
как таковая; он может жить несколько хуже или несколько лучше, по-разному 
обмениваться энергией и информацией с окружающей средой, но полный набор своих 
атрибутов он сохраняет всегда. Если символом муладхары у животного могут 
служить кожа, когти и зубы, то символом свадхистханы является шерсть и особенно 
подшерсток, который характеризует качество шерсти: он может быть густым или 
тощим, но присутствует обязательно. Шерсть это мягкая преграда, существующая 
между животным и окружающим миром, функция которой, с одной стороны, 
локализация объекта, с другой стороны - его защита от жестких воздействий 
окружающего мира, и, наконец, это защита, окружающего мира от самого объекта. 
Те же функции исполняют берлога, одежда и стены дома.
Среда для свадхистханного объекта выглядит совершенно иначе, чем для 
муладхарного. Здесь нет противопоставления и чужеродности, среда в принципе 
благожелательна, она обеспечивает существование объекта и поддерживает его 
атрибуты. В некоторых случаях она пользуется ими, но обычно с лихвой отдает 
обратно. У объекта нет ахиллесовой пяты, то есть он прикрыт своими атрибутами 
со всех сторон, подобно тому, как медведь покрыт со всех сторон шерстью. Если 
пафос муладхарного объекта это выживание в борьбе со средой, то на свадхистхане 
ситуация качественно меняется, здесь пафос это жизнь, развитие и модификация 
объекта, находящегося в балансе с окружающей средой и естественно 
поддерживаемого ею. Иногда среда может и несколько потрепать объект, так что 
его атрибуты отчасти похудеют, полиняют и выцветут; например, у дома может 
потечь крыша, на полях может отчасти засохнуть урожай, но до полного лишения 
атрибутов дело никогда не доходит, и максимум, что может произойти плохого, это 
смена одного из атрибутов на какой-нибудь другой, но также образующий вместе с 
остальными полную систему, надежно защищающую объект как таковой.
Типичный пример свадхистханного объекта это благополучная семья; ее проблемы - 
это правильное распределение усилий, внимания, финансов. У нее есть все 
необходимые атрибуты, которые могут быть более или менее пышно или бедно 
представленными, но проблемы выживания как такового у нее нет, а ее место 
занимает проблема установления того или иного типа баланса внутри семьи, а 
также формирование ее взаимоотношений с окружающей средой.
В принципе, отношения с окружающей средой у свадхистханного объекта 
положительные: там, где у муладхары враги, у свадхистханы - партнеры, например, 
торговые, однако отношения с ними строятся не по количественному принципу, а по 
качественному: я тебе дам чего-то одного, а ты мне - чего-то другого, - но 
точного расчета не производится, для свадхистханы характерна скорее оценка на 
глазок.
Этика поведения свадхистханного объекта в среде является уже, по крайней мере, 
понятием, которое имеет для самого объекта какой-то смысл. Для муладхарного 
объекта само понятие этики абсолютно абстрактно, он не понимает среды, и его 
этика есть этика выживания. Напротив того, свадхистханный объект склонен в 
определенной степени заботиться об окружающей среде: атрибуты, которыми она его 
снабжает, обмениваются на атрибуты, которыми он снабжает ее; таким образом, у 
него со средой есть некоторая общность, и он способен уловить жизнь среды по 
тому, какие качества она ему предъявляет. Качественный экологический баланс это 
первое, с чем сталкивается человек, переходящий от муладхары к свадхистхане, и 
взгляд муладхарного типа, то есть полное равнодушие к среде, здесь совершенно 
невозможен и даже, можно сказать, неприличен. Свадхистханный объект не так 
обособлен, он, благодаря своим атрибутам, занимает в среде определенное 
положение и является ее некоторой частью, он у нее не случаен, и, 
соответственно, она не случайна для него, однако предсказать ее поведение он 
сможет лишь качественно, так же, впрочем, как и свое собственное.
Человек свадхистханы
Религиозность. Как и сам человек свадхистханы, его Бог атрибутивен, то есть 
обладает определенными качествами или свойствами, или же это может быть целая 
система богов, каждый из которых отвечает за определенную часть (аспект) жизни 
человека свадхистханы. В принципе его Бог благожелателен, однако с Ним надо 
строить отношения. Для этого Его надо всячески умилостивливать, кормить, 
хвалить, можно ему что-то обещать (откладывая на практике обещания на 
неопределенный срок), приписывать Ему все свои успехи, и тогда Он будет 
стараться помогать человеку еще больше. Но в случае, когда отношения с Богом 
становятся напряженными, тоже ничего страшного не происходит. Например, если у 
меня испортятся отношения с богом богатства, и он меня разорит, то на некоторое 
время я получу вместо атрибута “богач” атрибут “нищий”, и ничего, проживу 
некоторое время, а потом у меня отношения с этим богом наладятся, и я снова 
разбогатею: или мне найдут богатую невесту, или богатые родственники заплатят 
мои долги, и все вернется на круги своя.
Таким образом, отношение человека свадхистханы к Богу носит качественный 
характер: Бог может быть или милостив или, наоборот, грозен, но в любом случае 
Он влияет лишь на его, человека, атрибуты, а не на основы его бытия и не на его 
индивидуальность. Если дела в каком-нибудь аспекте складываются плохо и аспект 
худеет, значит, надо помолиться соответствующему богу, и Он скорее всего 
поможет, а если Он уже основательно прогневался, нужно подождать некоторое 
время, пока Он не сменит Свой гнев на милость. Ничего страшного, в любом случае,
 не произойдет. Религиозность человека свадхистханы носит, таким образом, 
мягкий характер и, как правило, он веротерпим, то есть он разрешает другим 
людям иметь своих богов и свои верования, понимая, что каждому атрибуту 
сопутствует некоторая высшая сущность, которая этот атрибут поддерживает, и это 
находится в природе вещей. С другой стороны, он категорически не верит, что к 
Богу можно обращаться по конкретным поводам, ему кажется, что Бог следит за 
миром и за ним лично в общем, качественно, а не конкретным, предметным образом. 
Например, вознося молитвы Маммоне (богу богатства), человек свадхистханы не 
станет указывать источник, по которому должно прийти это богатство, а оставит 
инициативу и свободу действий своему небесному покровителю.
Вера человека свадхистханы также носит мягкий характер, она может быть не 
слишком конкретна, то есть не склонна опираться на конкретные чудеса, но зато 
ее трудно поколебать. Она, можно сказать, диффузна и в некоторых случаях 
пропитывает его жизнь целиком, становясь мягким, согревающим ее фоном. Если вы 
попытаетесь уточнить характер его веры, а также то, на чем она зиждется, то, 
скорее всего, вам так ничего и не удастся понять; более того, своими вопросами 
вы ввергнете человека свадхистханы в недоумение, так как ему будет непонятно, 
чего, собственно, вы от него хотите, ведь для него его вера абсолютно 
естественна, и ему непонятно, как можно ее не иметь. Кто же поддерживает так 
устойчиво и постоянно его жизнь во всех ее атрибутах, как не Многоликий Бог или 
целая компания разных богов, которые неуклонно благодетельствуют его со всех 
необходимых сторон? Таким образом, Бог человека свадхистханы вездесущ, но как 
бы близорук, и видит все происходящее смутно, качественно, в виде основных 
тенденций, не обращая внимание на конкретные детали, которые и в самом деле не 
слишком существенны.
Законы кармы человек свадхистханы видит как качественные тенденции, которые 
определяют его жизнь в существенных для него аспектах в целом, но не слишком 
конкретно. Если он верит в перевоплощения в индуистском смысле этого слова, он 
вполне может допустить, что чересчур жадный человек, не воздержанный в еде, в 
следующем воплощении может стать свиньей, но он не станет думать, что карма 
предопределяет также конкретную породу этой свиньи и время и место ее рождения.
Таковы же его представления о воздаянии: он считает, что за определенные 
качества, проявленные в течение достаточно длительного времени, от судьбы 
приходит вознаграждение соответствующего качества, но нельзя сказать заранее, в 
какой именно форме оно придет. Например, если вы ведете себя по отношению к 
своим близким благородным и доброжелательным образом, то судьба будет регулярно 
посылать вам удачу и будет снисходительна по отношению к вашим мелким слабостям,
 но как именно это будет происходить, заранее сказать нельзя.
Модальности времени. В отличие от человека муладхары, для которого время 
локализовано “здесь и сейчас”, для человека свадхистханы существует масса 
градаций времени, в том числе для него актуальны недалекое прошлое и недалекое 
будущее, хотя чем дальше они находятся, тем больше теряется их значимость. 
Таким образом, человек свадхистханы помнит, что было вчера и позавчера, и имеет 
в виду события, которые должны произойти завтра и послезавтра, но за давностью 
лет грехи отпускаются и, точно также, слишком далекое будущее принимать во 
внимание он не станет.
На тех же представлениях держится этика отношений человека свадхистханы с 
окружающей средой. Он считает, что карма определяет качественным образом его 
баланс с внешним миром, и если он приспосабливается и каким-то образом 
учитывает ее качественные требования, то и она будет обеспечивать ему на 
качественном уровне нормальные условия существования, поддерживая его атрибуты. 
Вообще, для человека свадхистханы прошлое не исчезает, оно значимо; из его 
памяти пропадают конкретные события, но остаются качественные оценки: “далекое, 
но прекрасное прошлое”, “значимое прошлое”, “важный период моей жизни” - эти 
характеристики могут относиться к весьма удаленным периодам, которые, тем не 
менее, значимы и для настоящего.
Точно также и будущее рассматривается им преимущественно не с точки зрения 
событий, которые в нем произойдут, а с точки зрения качественной окраски 
определенных периодов, которые человек предполагает проживать: если он 
собирается летом на дачу, он думает, будет ли там жить хорошо и сытно, будет ли 
в его ощущениях свежесть и новизна или, наоборот, скука, холод, дороговизна, - 
конечно, точно предсказать трудно, но какими-то качествами будущее, безусловно, 
обладать будет, и мысль человека свадхистханы направлена на то, какими будут 
эти качества, и в гораздо меньшей степени его волнуют конкретные события и 
обстоятельства.
Важно понимать, что для человека свадхистханы время обладает определенной 
инертностью. “Почему в одну и ту же реку нельзя войти дважды?” - скажет человек 
свадхистханы. - За короткое время и река, и я изменимся мало. Переживание, 
которое я испытал вчера, вполне может, в приблизительной форме, повториться 
сегодня, во всяком случае, качественная разница между ними будет невелика, и 
это главное.”
В отличие от человека муладхары, для которого прошлого не существует и, 
поссорившись пять минут назад, он способен мириться и влюбляться как ни в чем 
не бывало, человек свадхистханы обладает определенной инерцией, и за фактом 
ссоры для него всегда скрывается качество охлаждения отношений, которое 
обладает определенной длительностью и окрашивает отношения холодностью на 
несколько дней вперед. Для оценки времени человек свадхистханы редко 
удовлетворится однозначной характеристикой “плохой-хороший”, ему свойственна 
полимодальность, то есть он найдет либо оттенки хорошего, например “сытное”, 
“теплое”, “уютное”, либо комбинации качеств, которые будут включать в себя как 
положительные, так и отрицательные: “Какое было время?” - “Голодное, интересное,
 опасное, очаровывающее, завлекающее” или: “Каким вы предполагаете ваше 
путешествие?” - ”Безопасным, теплым, сытным, мокрым, песенным, плавным, 
беззаботным”.
Для того, чтобы понять отношения человека с временем, нужно вспомнить его 
представления о Боге: странным образом те и другие тесно взаимосвязаны. У 
человека свадхистханы Бог видит все, но Он как бы близорук; Он вездесущ, но 
видит все происходящее как бы несколько размытым образом, так что конкретные 
подробности Ему не видны, а воспринимает лишь качества. При всем при том, Бог 
человека свадхистханы, как правило, положителен, это, например, бог плодородия, 
который заботится о его, человека, процветании, преуспеянии и развитии всех его 
аспектов при должном их балансе (это означает, что качества развиваются не в 
ущерб друг другу, а помогая одно другому).
Похожим образом человек свадхистханы относится ко времени: для него нет той 
жесткой его структурированности, которая появляется на манипуре, и он не 
склонен предавать слишком большое значение датам, годам, часам и минутам. Если 
настоящее время для него окрашено положительно, он склонен в нем расслабиться и 
замедлить его течение для того, чтобы оно длилось подольше; даже если его ждут 
какие-то сравнительно неотложные дела, он может их спокойно отложить, полагая, 
что ничто никуда не денется: если сейчас все хорошо, то завтра не может быть 
все чересчур плохо - и в его реальности это так и есть. Он совершенно спокойно 
дает обещания, полагая, что если он выполнит из них хотя бы половину, то это 
совсем даже и неплохо, а если большую часть, так и вовсе отлично. Если то, что 
он сделал, получилось у него не в срок, а несколько позже, он сочтет это 
совершенно нормальным и даже не станет извиняться. Его собственная реальность и 
реальность окружающей среды таковы, что особой точности они ему не обеспечивают,
 и ему кажется даже странным, когда ему предъявляют претензии в неточности, 
поскольку они идут явно из другого пространства и для него самого совершенно 
непостижимы. Если он приглашает к себе гостей на шесть часов вечера, они 
спокойно могут прийти в семь, а могут и в восемь, и он нисколько не обидится. 
Но и сам он ведет себя точно так же, может и вовсе не прийти на какое-то 
мероприятие, куда, как он чувствует, ему приходить необязательно, даже если он 
обещал, что он там будет. Если он сможет (ему будет удобно), он позвонит по 
телефону и скажет, что не придет, но и не позвонив, он не станет на эту тему 
переживать.
С другой стороны, систематически напрягать своих знакомых и деловых партнеров 
своими опозданиями он также не станет, вовремя ощутив, что отношения несколько 
напряглись, и если он почувствует, что действительно в чем-то виноват, то 
постарается искупить свою вину - часто не словами, а какими-то услугами, дарами,
 приношениями.
Логика. Для человека свадхистханы не характерна логика типа “да - нет”, он 
скорее скажет “желательно - не желательно”, “труднодостижимо - легкодостижимо”. 
У него будет искушение ходить вокруг да около, не сказав ничего конкретного и 
чередуя самые различные качественные оценки в ситуации, когда надо принять 
совершенно определенное решение или сделать определенную оценку - для него это, 
однако, чрезвычайно сложно. Для непроработанной формы свадхистханы характерно, 
например, такое высказывание: “Само по себе это обстоятельство не означает 
ничего определенно хорошего, а также определенно плохого, но, принимая во 
внимание характер происходящих событий, можно встать и на качественно иную 
точку зрения”.
На высоком уровне свадхистхана дает возможность вывода очень точных и тонких 
качественных оценок, которые будут гораздо более содержательны, чем конкретные 
цифры или определенные факты, однако оценить эту тонкость человеку муладхары 
будет довольно сложно, для него суждения человека свадхистханы чаще всего 
расплывчаты и не вполне понятны, то есть нуждаются в дальнейшей расшифровке. 
Фраза Евгения Онегина, обращенная к Татьяне:
“Я вас люблю любовью брата 
И, может быть, еще нежней”, - 
для человека свадхистханы более чем понятна, в то время как для человека 
муладхары она звучит скорее загадкой, требующей расшифровки или уточнения.
Психология. Для человека свадхистханы характерна определенная защищенность, в 
первую очередь, полнотой списка атрибутов, которые представляют собой как бы 
защитный слой его личности, поэтому одной из черт его характера является 
самодовольство, но не то самодовольство искусственного компенсаторного порядка, 
которое иногда можно заметить у человека муладхары, а глубинная и не склонная 
излишне себя афишировать самодостаточность человека, чей набор атрибутов, как 
он искреннее считает, полон, и которым, в конечном счете, ничего не угрожает. 
Его атрибуты могут определенным образом модифицироваться, увеличиваться, 
уменьшаться, изменять свой характер, становится тоньше или плотнее, чище или 
грязнее, он может из богатства попасть в бедность; при этом если он богат, он 
может часами рассуждать о своем богатстве, но если он становится бедным, он 
точно так же будет часами рассуждать о своей бедности, и видно, что атрибут 
(богатство) всего лишь изменил свой оттенок, но остался при нем, психологически 
защищая его так же, как защищал раньше. Точно так же красивая женщина в 
молодости может часами рассуждать о достоинствах своей внешности в кругу подруг 
или поклонников, а состарившись, горевать о своем увядании с тем же упоением, с 
каким она в юности гордилась своей красотой.
В ситуации, которую человек муладхары стремится оборвать, сломав ее или уйдя из 
нее вовсе, поскольку она его не устраивает, человек свадхистханы постарается 
сохранить баланс, используя те аспекты ситуации, которыми он управляет, доходя 
в этом иногда до совершенства. Человек свадхистханы может быть крупным мастером 
различных игр, смысл которых заключается не в коренном изменении, а в 
качественной коррекции имеющейся ситуации, в частности, изменения расстановки 
сил и взаимоотношений участников.
Однако, сохраняя тотальную привязанность к имеющимся у него атрибутам, человек 
свадхистханы может быть удивительно равнодушен к конкретным обстоятельствам и 
подробностям своей жизни. Для него важен уровень представленности у него того 
или иного качества, а предметы, события и обстоятельства, которые порождают и 
поддерживают этот уровень, сами по себе имеют для него низкую ценность; чаще 
всего он не обращает на них сколько-нибудь существенного внимания. В 
гармоничном варианте это дружелюбный человек, широко смотрящий на вещи, уютный, 
разносторонний, непоследовательный, иногда разбросанный, внешне противоречивый. 
Противоречия на словах, которые представляют собой качественные оценки, дается 
ему удивительно легко, потому что он понимает, что в действительности различные 
качества не могут противоречить друг другу, а каким-то образом прекрасно 
уживаются, даже если внешне они выглядят несовместимыми; по крайней мере, ему в 
его жизни совместить их отлично удается.
В чьих-то более трезвых глазах этот человек может показаться аморфным и 
беспредметным; для него самого это совершенно не так: он считает, что он видит 
в мире главное и это главное переживает, а думать обо всем остальном, 
второстепенном, в общем-то не обязательно. Чего он не переносит - так это 
попыток начисто лишить его каких-либо атрибутов, не заменив их другими. 
Например, если он считает себя великим знатоком в чем-то, и вы уличите его в 
невежестве по какому-то конкретному поводу, это для него не аргумент. “Зато, - 
мысленно или вслух возразит он, - я знаю все остальное в этой области, или, по 
крайней мере, очень многое”. Если же вы докажете ему, что все его знания в 
данной области ничего не стоят, - ну что ж, ему придется срочно придумать 
другую область, в которой его познания достойны высокой похвалы; если же такой 
области не найдется, он на некоторое время обеспокоится, пока не найдет 
определенного качества, приобретенного во время детского воспитания, а именно - 
склонности вытеснять все приобретенные сведения в подсознание, где они, однако, 
надежно хранятся и откуда в случае необходимости - действительной необходимости 
- успешно достаются обратно. Уверившись в таком особом качестве своей памяти, 
он совершенно успокоится, и во всех случаях, когда не будет чего-то знать, 
уверит себя и вас, что в данный момент эти знания ему просто не нужны, и именно 
поэтому не достаются из универсального и безграничного банка его памяти.
Психика человека свадхистханы чем-то напоминает телосложение героев 
мультипликационных фильмов, которые, сохраняя общую цветовую гамму, могут 
менять свои формы произвольным образом, вытягивая конечности в длину, всячески 
изгибаясь, даже завязываясь узлом, становясь плоскими под асфальтовым катком и 
мгновенно восстанавливая свою первоначальную форму, как только внешние 
обстоятельства делаются благоприятными.
Мироощущение и самоощущение человека свадхистханы косвенное; он воспринимает 
себя не как целое и не как совокупность конкретных проявлений, но через 
качества, в которых он ощущает себя и которое предъявляет среде, и воспринимает 
мир через те качества, которые мир, как ему кажется, проявляет по отношению к 
нему. Этот взгляд во многих случаях ведет к большим искажениям, потому что эти 
качества в большинстве случаев приписываются миру самим человеком; и точно так 
же его оценка собственных качеств в очень малой степени опирается на его 
конкретные проявления.
Например, человек свадхистханы может считать себя в принципе очень добрым, но 
при этом говорить много злых слов и совершать много плохих по отношению к 
окружающим людям поступков, но это ни в коей мере не изменит его мнения о самом 
себе. Или он может быть весьма религиозным и считать себя источником любви к 
миру, в то время как в его реальных поступках и взглядах никакой любви 
совершенно не заметно, а если указать ему на это, он скажет: “Ну и что, тем не 
менее любовь свойственна мне как качество”, - и убедить его в обратном будет 
чрезвычайно сложно.
Тип свадхистханы отличается чрезвычайно сильным чувством эго и очень большой 
его устойчивостью. Этого человека нельзя отрицать целиком, сказать, например: 
“Ты никуда не годишься”. Услышав эту фразу, которая при определенных 
обстоятельствах явится роковым ударом для человека муладхары, человек 
свадхитсханы просто-напросто попросит вас уточнить, что вы, собственно, имеете 
в виду, о каких его качествах вы говорите, и если вы начнете разбирать его 
качества одно за другим, он аккуратно положит вас на лопатки: если вы с успехом 
начнете критиковать какое-то одно его качество, он изменит его модификацию или 
предложит вам перейти на какое-нибудь другое. Но даже такой простой маневр с 
его стороны, как добавление к списку своих качеств отрицания своего прежнего 
качества, также может вас опрокинуть: “Вы сказали, что он не слишком-то умен, 
пусть так, пусть он дурак, но он замечательный дурак, он такой дурак, что 
сколько ему ни объясняй то, чего он не хочет понять, он все равно этого не 
поймет”. Что тут можно возразить? Он предъявил вам качество, которое, при всей 
внешней отрицательности, имеет массу достоинств, и вам трудно против этого 
возразить. Ведь действительно, глупость можно воспринять как маскировку очень 
важного положительного качества, а именно умения не воспринимать ненужную для 
человека информацию и вы, утверждая его глупость, утвердили его тем самым в 
обладании столь важным умением (один-ноль, и не в вашу пользу).
Из трех фаз времени (творения, осуществления и растворения), человек 
свадхистханы всерьез воспринимает только вторую, то есть осуществление. Набор 
качеств, которыми он наделяет мир и себя, существовал всегда и будет 
существовать всегда, они неуничтожимы, они будут только каким-то образом 
модифицироваться или изменяться, поэтому идея тотального уничтожения, как и 
рождения ниоткуда, ему несвойственна или, точнее сказать, он ее воспринимает 
локально, в отношении каких-либо аспектов или деталей, но не по отношению к его 
глобальной картине мира. Зато в том, что касается второй фазы, осуществления, 
он может быть большим экспертом, находя качественные тонкости и полутона и умея 
превращать одни из них в другие с виртуозностью, не доступной другим людям. У 
него хорошая память на модальности, интонации, общий характер обстоятельств и 
гораздо худшая - на конкретные обстоятельства и факты. Вспоминая о встрече с 
каким-то человеком, человек свадхистханы может сказать: “Он мне не понравился, 
он был какой-то унылый”, - но чем именно не понравился, в чем выражалось это 
уныние и о чем шел разговор - все эти подробности покрыты для человека 
свадхистханы глухим туманом, он и не старался их запомнить, считая их не 
особенно важными. Тем не менее, удивительным образом, его памяти вполне хватает 
для его целей, и он умеет нагрузить конкретные, важные для него детали и 
подробности таким количеством качественных ассоциаций, что они становятся 
уникальными и легко запоминаются через свои качественные атрибуты. 
Инстинкт самосохранения у человека свадхистханы, если смотреть глазами 
муладхары, очень силен, так как он проявляется в ситуации, где человек 
муладхары еще и не подумал бы о том, что ему угрожает какая-либо опасность. 
Человек свадхистханы заботится о своих атрибутах, он чувствует, что в них его 
сила и его непотопляемость, он никогда не допустит сокращения их количества и, 
взаимодействуя с окружающей средой, в конфликтных ситуациях предъявит ей не 
самого себя целиком, а один из этих атрибутов: в крайнем случае, этот атрибут 
несколько пострадает, но после этого его можно будет отремонтировать, изменить, 
подкрасить - и он снова засияет в своей может быть, не первозданной, но 
несомненной красе.
В качестве примера можно привести распространенную во времена социализма манеру 
давать колхозам имена великих деятелей революции. Для самого колхоза, 
безусловно, безопаснее быть колхозом имени Ленина, чем просто колхозом, потому 
что может ли колхоз имени Ленина обанкротиться? Ясно, что это совершенно 
невозможно, пока тверда Советская власть, и если распускать такой колхоз, то 
сначала нужно ликвидировать его титул, и лишь после этого его самого.
Энергия свадхистханы чаще всего мягкая, обволакивающая, подталкивающая, но 
никогда не режущая, не отрубающая, не разрезающая (последние характеристики 
скорее относятся к муладхаре). Свадхистхана растапливает или замораживает, 
напирает на одни качества в ущерб другим, давит авторитетом, но редко загоняет 
в угол. В конечном счете, ее цель - изменение расстановки акцентов, а не 
перемещение в какое-нибудь другое пространство, прекращение существования или 
кардинальная переделка. Таким образом, сила свадхистханы ни в коем случае не 
революционна; если говорить о каких-либо изменениях, которые производит эта 
сила, то это изменения чаще всего в балансе качеств, то есть изменения, 
заключающиеся в развитии одних качеств в ущерб другим. Там, где муладхара режет 
и разрывает, свадхистхана давит или меняет свою позицию. У человека муладхары 
изменение позиции практически невозможно: где он стоит, там и стоит, и 
изменение этого положения, равно как и изменение взглядов на мир, синонимично 
для него его тотальному изменению или смерти. Для человека свадхистханы это 
совершенно не так, он может стоять, в соответствии с числом своих атрибутов, на 
различных точках зрения, и если в данной ситуации ему не хватает энергии на 
один из его атрибутов, он может совершенно спокойно оперировать другим, 
оставаясь внутренне на той же самой позиции, на которой был ранее. Он всегда, 
если ему не удается уговорить вас путем прямого давления, попытаться вас обтечь,
 то есть взглянуть с другой стороны и расположить свои аргументы под совершенно 
иным углом зрения, разумеется, из числа имеющихся у него в распоряжении. Однако 
число аспектов рассмотрения, равное числу его атрибутов, у человека 
свадхистханы ограничено, и в этом его слабость перед человеком манипуры, 
который может комбинировать имеющиеся у него в наличии кирпичики, выстраивая 
ментальное здание произвольной формы. Человеку свадхистханы этого не дано, но 
тем не менее его подвижность чрезвычайно велика в сравнении с подвижностью 
человека муладхары. Разговаривая с другим человеком, человек свадхистханы может 
обнаружить у него слабое место из числа доступных для его рассмотрения качеств 
и нажать на это слабое место - действие, на которое человек муладхары 
совершенно не способен. Кроме того, человеку свадхистханы может быть 
свойственна настойчивость, и не только в проработке тех или иных своих качеств, 
но и в деятельности по их определенному балансированию. В отличие от человека 
манипуры, у человека свадхистханы нет представления об иерархии качеств: все 
его качества и качества, которые он наблюдает в окружающей среде (а это один и 
тот же набор), представляются ему в определенном смысле равнозначными. У него 
нет и не может быть четких приоритетов, в принципе ему нужны все его атрибуты, 
поскольку они образуют полную для него систему, то есть они прикрывают его со 
всех сторон, и если одно из качеств делается наиболее слабым, то оно 
компенсируется развитием других, либо человек свадхистханы старается вернуть 
себе ослабевшее качество, может быть, в несколько ином его варианте.
Очень хорошо разница между муладхарой и свадхистханой видна в отношении к 
диетам. Человек муладхары совершенно спокойно садится голодать, или на 
некоторое время подвергает себя сухой голодовке, то есть не только ничего не 
ест, но и не пьет. Человек свадхистханы, усаживаясь на (как он считает), 
строгую диету, тем не менее позаботится о том, чтобы она была полноценной с его 
точки зрения: то есть он каким-то образом сформулирует набор необходимых для 
себя качеств или атрибутов пищи, которую он должен усвоить и которая необходима 
его организму, и будет бдительно следить за тем, чтобы все эти атрибуты 
поставлялись в его организм в необходимом количестве. Раньше говорили о белках, 
жирах и углеводах, потом акцент переместился на витамины, но в любом случае 
монодиета для человека свадхистханы вещь совершенно неприемлемая, потому что 
она отрезает от него существенный набор качеств. Его сердцу милее использование 
пищевых добавок, нежели пищевых ограничителей.
Любимые роли, герои и сюжеты. У человека свадхистханы есть несколько любимых 
сюжетов. Первый из них это сюжет накопления определенных качеств из окружающей 
среды, причем это не создание новых качеств, а именно разработка и развитие уже 
имеющихся и их совершенствование. В качестве хобби это может быть 
коллекционирование чего бы то ни было: марок, монет, наклеек на спичечные 
коробки, игрушечных автомобилей, детских железных дорог, анекдотов, денежных 
купюр с круглыми номерами. При этом развитие соответствующего качества, 
например, владения той или иной коллекцией, человек свадхистханы понимает 
именно как увеличение ее размеров, а идеи структуризации и какого-либо ее 
оформления приходят на следующих уровнях, соответственно манипуры и вишудхи.
Одна из любимых тем человека свадхистханы это тема покорения природы, но не в 
фазе первичного освоения, когда она еще дика, непонятна и угрожает жизни 
первопроходца (это тема муладхары), а когда окружающая среда уже первично 
исследована и понятно, каким образом с ней следует выстраивать отношения, 
используя ее для своих нужд.
Как говорилось выше, для человека свадхистханы из трех фаз времени наиболее 
понятна и любима фаза осуществления, и вполне вероятно, что одним из любимых 
его героев будет Робинзон Крузо, но не в той части романа, где он спасается 
после кораблекрушения на необитаемом острове, а там, где он успешно осваивает 
его природу, обзаводится стадами коз, виноградниками, полями и все в большей и 
большей степени использует дары и возможности окружающей природы в своих личных 
целях.
В социальной среде, считает человек свадхистханы, нужно не столько воевать, 
сколько договариваться; всегда, имея многое, можно поделиться - с тем, чтобы 
получить от других то, чего самому не хватает. Его философия заключается в том, 
что жизнь это игра не с нулевой, а с положительной суммой; другими словами, он 
считает, что удачным образом договорившись с окружающей средой, он может жить с 
пользой для себя и без ущерба для нее. 
Вторая любимая тема человека свадхистханы это определенная дипломатия, то есть 
поиск такой расстановки акцентов на имеющихся у него качествах, которая 
устроила бы его и должным образом развернула бы по отношению к нему окружающую 
среду, например, социальную и животную. Сама идея скотоводства заключается в 
том, что человек старательно ухаживает за животными, предоставляя им защиту от 
хищников, питание и ветеринарный уход, а животное за это расплачивается своим 
молоком и шерстью, или, в более жестком варианте, собственным мясом.
В отношениях с людьми человек свадхистханы не любит угроз жизни и существованию,
 он старается вести свои дела на принципах добровольного или почти 
добровольного соглашения. На высоком уровне это, например, мастер маркетинга, 
умеющий распределить и разрекламировать качество продукции своей фирмы так, что 
она получает широкое распространение, потеснив на рынке конкурентный товар, но 
не вытеснив его совершенно. Человеку свадхистханы гораздо удобнее жить в 
доброжелательной окружающей среде, чем полностью над ней владычествовать. Для 
него характерна такая история.
Прогрессивно мыслящего фермера одной из европейских стран спросили, почему он 
не использует современную технологию выращивания посевов. Он сказал: “Я понимаю,
 что она принесет мне существенную прибыль, но при этом у меня испортятся 
отношения с моими соседями, использующими менее прогрессивную, но отработанную 
их предками технологию. И я предпочитаю пользоваться традиционными методами, 
поскольку добрые отношения с соседями для меня дороже, чем полученный таким 
образом доход”.
Типичный отрицательный герой человека свадхистханы это мот, разматывающий 
родительское наследство; его положительный герой это добродетельный юноша, с 
детства воспитывающий в себе усердие и впитывающий уроки и добродетели своих 
предков и расширяющий родительский капитал и владения.
Человек свадхистханы не особенно любит афоризмы и короткие рассказы, его 
любимый жанр это роман, в котором все основные темы вводятся постепенно и 
разрабатываются долго и с большим вкусом; он может годами с удовольствием 
смотреть телесериал с хорошо уже знакомыми действующими лицами, выстроенными 
отношениями и медленно развивающимся сюжетом, каждый поворот которого 
развивается и обсуждается всеми действующими лицами много серий подряд. Он 
вообще любит смотреть на так называемую красивую жизнь, и не потому, что ему 
конкретно так уж нужны услуги, предоставляемые богатым людям, их большие 
красивые дома с первоклассной аппаратурой и соответствующей бытовой техникой, 
путешествия на самолетах и жизнь в пятизвездочных отелях - а потому, что ему 
приятно смотреть на хорошо разработанную атрибутику, окружающую их жизнь и, по 
его ощущениям, именно разработанность (богатство) этих атрибутов и делает жизнь 
полноценной и осмысленной.
Память человека свадхистханы устроена своеобразно: в ней сохраняются скорее 
эмоционально окрашенные качества происшедшего, чем сами события. Его 
зависимость от памяти меньшая, чем у человека муладхары, то есть он способен 
присовокупить к отрицательным воспоминаниям определенные положительные так, что 
сформируется сбалансированная картина воспоминания, которая не будет мучить его 
так, как способна мучить человека муладхары его память. С другой стороны, 
муладхарная память в некоторых отношениях гораздо более острая; в случае 
свадхистханы она со временем стирается, делается обезличенной, менее 
дифференцированной.
Если у человека свадхистханы возникает невроз, то это происходит, как правило, 
вследствие переживания длинной цепочки эмоционально окрашенных событий, в 
которых ему трудно выделить ключевой момент; он не станет любимым пациентом 
психоаналитика: с ним трудно работать вследствие абстрактности его проблем: к 
ним трудно найти ключ в виде определенного события, вспомнив и заново пережив 
которое, человек ощутит катарсис и возродится. К нему нужен другой подход, 
связанный с переосмыслением и трансформацией психологической реальности 
качественного уровня, что требует от психолога существенно более высокого 
уровня абстракции и проработки символического подхода, о котором еще пойдет 
речь при обсуждении человека аджны.
В работе человек свадхистханы любит, чтобы у него были заранее оговоренные и 
поставленные условия, чтобы он был введен в определенные рамки, а работа на 
муладхаре кажется ему слишком неопределенной, рискованной и безответственной; 
сам он на таких условиях работать бы не стал. Ему нужна определенная свобода, 
то есть он не любит мелочной опеки, но качественно задание должно быть 
определено достаточно четко, и правила взаимодействия с окружающим миром ему 
должны быть ясны.
Для человека свадхистханы важна качественная оценка его труда, как внутренняя, 
так и внешняя; балльная оценка мало что ему скажет. Принципиально новых идей от 
него ожидать сложно; он склонен развивать уже имеющиеся идеи вширь и иногда 
вглубь, но не генерировать качественно новые; поэтому для него важно, чтобы 
исходные качества и предпосылки, над которыми он работает, были определены для 
него заранее. Если они для ему подходят, если они находят резонанс и понимание 
в его внутреннем мире, в тех качествах, которые он способен воспринять, - тогда 
он может преуспеть; если же те качества, которые от него требуются, в его 
внутреннем мире отсутствуют, то он никогда в этом себе не признается, поскольку,
 с его точки зрения, набор имеющихся у него качеств полон; скорее он найдет 
необходимым внешним качествам плохо им соответствующие внутренние эквиваленты, 
в результате чего его работа окажется весьма неэффективной, но найти причины 
этого ему будет чрезвычайно сложно.
Например, секретарше, которой начальник дает задание быть с посетителями доброй 
и у которой во внутреннем мире соответствующее качество отсутствует, придется 
перевести его на собственный язык. Она может сделать это по-разному. Она может:
а) стать красивой, то есть положить на лицо вдвое больше косметики, чем обычно;
б) с удвоенным усердием готовить чай; или
в) старательно поддерживать с посетителями беседы на интересующие их темы.
Объяснить ей, что доброта во взгляде это не первое, и не второе, и не третье, 
будет чрезвычайно сложно: она и так делает все, что может, и чего еще можете вы 
от нее хотеть?!
Ответственность человек свадхистханы понимает в общем, на качественном уровне. 
Этим он отличается от человека муладхары, для которого понятие ответственности, 
как правило, заменяется понятием счастливой случайности. Если последний - 
честный человек, он скажет: “Я ничего не обещаю, я постараюсь”. Человек 
свадхистханы, напротив, может обещать, и даже с большим основанием, и он 
действительно выполнит то, что он обещал, но не конкретно, а в общих чертах, и 
не нужно порицать его за то, что он не сделал чего-то конкретного.
Например, муж, отправляясь на работу, просит свою свадхистханную жену к вечеру 
привести квартиру в порядок, поскольку он вечером заглянет с ответственными 
деловыми гостями. Он просит, чтобы в доме было особенно чисто, чтобы все вещи 
стояли на своих местах и был сервирован ужин. Хороший муж, зная характер своей 
жены, не станет конкретизировать, какие именно блюда она должна приготовить и 
каким именно образом должны быть расставлены цветы в вазе, сколько денег должно 
быть потрачено на сладкое и сколько на фрукты; если же он предложит жене 
подобные инструкции, то вряд ли они, при всем ее желании, будут в точности 
соблюдены.
Точность, необходимая секретарше, которой нужно в строго определенный день 
отправить письмо или сделать телефонный звонок, передав совершенно определенную 
информацию, дается человеку свадхистханы с огромным трудом. Для того, чтобы 
совершить точный поступок, ему нужно отождествить его с определенным качеством, 
что психологически ему чрезвычайно сложно, и чересчур ответственные должности, 
которые требуют большой точности в делах и поступках, ему лучше не занимать.
С другой стороны, он может быть очень творческим человеком в профессиях, где 
требуется разработка вариаций на данные темы; здесь ему может не быть равных. 
Точно следить за температурным режимом выпекаемого торта - не его стихия; но 
вот украшать его разнообразными розочками и причудливыми кремовыми бордюрами с 
помощью кулинарного шприца - здесь он может проявить себя истинным художником. 
Хозяйка, живущая на свадхистхане, не склонна пользоваться точными рецептами и 
никогда не станет запоминать, как именно она готовит свои блюда, и каждый раз 
они будут получаться у нее немного по-другому, но, при должном навыке, всегда 
окажутся вкусными.
Свобода. Один из девизов свадхистханы это разнообразие, но разнообразие не 
центральных идей, а способов их воплощения; здесь же человек свадхистханы 
усматривает свою свободу. В отсутствие фундаментальных ограничений и своей 
системы атрибутов он чувствует себя неустойчиво, так или иначе сооружая вокруг 
себя здание из этих атрибутов. Но когда это здание выстроено, он ощущает 
необыкновенную свободу и способен их развивать и балансировать - порой самым 
неожиданным и причудливым образом. Например, в социальном плане у человека 
свадхистханы обычно есть несколько основных направлений его интересов и 
деятельности, и в пределах каждого такого направления у него будет множество 
знакомых, которые будут его любить, и с большим удовольствием будут встречаться 
друг с другом у него в гостях или на работе.
Общение. Человек свадхистханы плохо переносит ревность, пытающуюся ограничить 
сферы его интересов и круг его общения. Впрочем, попытки сузить круг его 
общения, каким-то образом отделить его от социальной среды или навести в ней 
искусственную регуляцию, как правило, заканчиваются провалом: он может не 
особенно возражать против стеснения его в чем-то одном, но зато быстро 
расширится в чем-то другом, и уследить за этими его компенсациями практически 
невозможно. С другой стороны, своих знакомых и сам процесс общения человек 
свадхистханы воспринимает на качественном уровне, не слишком конкретно и 
подробно, то есть не так, как это кажется ревнующим его особам манипурного 
уровня. Например, положительно относящихся к нему людей человек свадхистханы 
воспринимает как носителей достаточно абстрактных качеств: дружелюбия, любви, 
красоты, расположения, - идущих к нему из социальной среды, и часто не 
задумывается о конкретных индивидуальных особенностях носителей этих качеств, 
что для последних бывает иногда несколько обидно. Со стороны это может 
выглядеть некоторой неразборчивостью, и действительно, для людей свадхистханы 
низшего и среднего уровня развития это так и есть. Какая разница, считает этот 
человек, кто на рынке вам продает клубнику: важно, чтобы она была сочная и 
сладкая.
Невнимание к подробностям может показаться со стороны щедростью; иногда человек 
свадхистханы обладает этим качеством, но чаще он, игнорируя подробности, весьма 
внимателен к качествам, стоящими за этими подробностями, и если его расходы 
идут в ущерб качествам, которые он для себя бережет, то он быстро их 
приостанавливает.
К слабым местам человека свадхистханы можно отнести его предметную 
непроявленность и чересчур большую зависимость от среды: он не считает, что ее 
можно как-то преобразовывать, а также не думает, что можно структурно 
преобразовать самого себя: он может лишь модифицировать доступные для него 
аспекты его жизни и самосознания, и так же он относится к среде. Однако такого 
рода установка может оказаться совершенно фатальной, если среда в целом для 
него неблагоприятна: тогда он погибает просто от неумения к ней достаточно 
глубоко адаптироваться или серьезно изменить ее самое. Если человека муладхары 
можно счесть чересчур активным, чересчур резко рвущим отношения со средой, то 
человек свадхистханы в этом отношении противоположен, то есть его слабости это 
чрезмерная пассивность и склонность уступать там, где уступать не следует, 
например, перед лицом откровенного хищника человек свадхистханы может оказаться 
беззащитным. Последнее особенно относится к хищникам внутреннего мира, 
паразитирующим на тех его качествах, которые он не считает нужным или забывает 
должным образом очищать. Так в богатой благополучной семье иногда рождается сын,
 который не только в нее не вписывается, но и откровенно разрушает семейный 
уклад, и семья ничего не может этому противопоставить.
Таким образом, человек свадхистханы при внешней гибкости и способности менять 
позицию, оказывается негибким в чем-то большем, и когда требуется структурная 
перестройка, он оказывается к ней совершенно неспособным, и даже не понимает, 
что от него требуется. Он способен понять, что он должен определенным образом 
развить какие-то свои качества или черты характера, но ему очень трудно понять, 
что он может и должен начать думать, чувствовать и вести себя качественно 
по-другому. Он как бы вязнет в своих атрибутах, и когда они становятся для него 
неприемлемыми, отказаться от них все равно не в состоянии, и в этом заключена 
одна из его главных проблем.
Особенно ярко она проявляется в мышлении. Для свадхистханы типичен очень 
своеобразный тип мышления, когда у человека есть несколько точек зрения, каждая 
их которых достаточно разработана, и которые, как он считает, в совокупности 
исчерпывают все возможные точки зрения на мир (как для него самого, так и для 
других). Переубедить такого человека и уговорить его встать на точку зрения, 
отличную от всех тех, которыми он располагает, практически невозможно; максимум,
 на что он способен, это встать на ту из своих точек зрения, которая наиболее 
близка к предлагаемой ему - однако расстояние может быть все же очень велико, и 
его восприятие окажется совершенно неадекватным.
В общении человек свадхистханы может быть дружелюбным, но склонным воспринимать 
людей, сильно на него непохожих, с большими искажениями - впрочем, это не сразу 
бросается в глаза. Во всяком случае, он считает, что мир достаточно широк, 
чтобы вместить любые человеческие проявления, и относится к ним априорно 
снисходительно - этим он отличается от человека муладхары, который считает, что 
мир по большей части к нему враждебен и в основном его (человека) не принимает.
Речь человека свадхистханы достаточно обтекаема, в трудных случаях он переходит 
на абстрактно-качественный уровень, говоря, например: “Если ты меня не 
понимаешь, пойми меня хотя бы в общем”. Ведь вы поймете его в общем?
Точно так же достаточно терпимо и его отношение к критике. Он готов признать 
частные недостатком в своих занятиях, поскольку у него этих занятий много, и 
его общее самомнение не пострадает от того, что вы слегка пощиплете его стада 
или посевы. Он даже склонен воспринимать некоторые виды критики положительно и 
конструктивно на них реагировать, в отличие от человека муладхары, для которого 
любая критика абсолютно деструктивна, поскольку подвергает сомнению его в целом.
 Если же вы попытаетесь отрицать человека свадхистханы целиком, он скорее всего 
вас просто не воспримет или попросит уточнить, что вы имеете в виду, или же 
перестанет воспринимать вас как часть окружающей его среды, так что вы вовсе 
перестанете для него существовать.
Обучение. Человеку свадхистханы легко учиться, расширяя свое сознание в том, 
что ему уже принципиально известно, но ему с трудом даются качественно новые 
понятия, приемы и навыки. Здесь он на некоторое время теряется и кажется 
совершенно необучаемым; однако когда новые навыки хотя бы с грехом пополам 
освоены, дальнейшее обучение может пойти неожиданно быстро и охватить широкие 
области и сферы. Так свадхистханный ребенок, с трудом осваивающий буквы и 
сложение слогов в слова, затем неожиданно быстро начинает читать детские книжки 
и журналы - но лишь по интересующим его темам; приучить его читать книги, 
касающиеся незнакомых для него сторон жизни, очень сложно - он попросту не 
поймет, что там написано, или образы, складывающиеся в его сознании при чтении 
этой книги, окажутся совершенно фантастическими и не имеющими никакого 
отношения к ее содержанию. Последний тип чтения, кстати говоря, типичен и для 
неразвитых взрослых уровня свадхистханы: читая книгу, они ценят не ту 
конкретную информацию, которая в ней заложена, а те эмоциональные и другие 
впечатления, которые возникают у них под влиянием прочитанного; но поскольку их 
не волнует ни суть, ни детали, то качества и впечатления, возникающие у них во 
внутреннем мире, могут сильно отличаться от тех, что имел в виду писатель; 
самих читателей, впрочем, это нисколько не тревожит.
В обучении человек свадхистханы ценит возможность глубже постичь окружающую его 
среду и научиться более интенсивно обмениваться с ней качествами, которые ему 
доступны; в гораздо меньшей степени любит он приобретать знания о новых 
качествах, как среды, так и своих собственных, воспринимая их с огромным трудом,
 - но когда они восприняты, он быстро учится искать в них обертона и оттенки, 
которые могут быть недоступны даже его учителям.
Представления о психике. Человек свадхистханы понимает, что он может быть 
разным, но он будет говорить скорее о гранях своей личности, нежели об 
отдельных субличностях, которые составляют отдельные и изолированные части его 
психики. При этом грани своей личности - он может представлять их как отдельные 
черты характера - представляют для него естественную и неотъемлемую оболочку 
определенного центра, который стоит как бы за ними. Эти грани личности он 
склонен мыслить как определенные умонастроения, или эмоциональные состояния, 
или настройки, которыми он в определенной степени владеет и которые могут быть 
адекватно использованы в определенных ситуациях, а в других ситуациях, будучи 
включены не вовремя, могут причинить хозяину и окружающим некоторые неудобства 
- впрочем, все это не составляет для него большой проблемы.
Подсознание человек свадхистханы представляет себе существующим на качественном 
уровне, то есть не имеющим отчетливой структуры, но определенным образом 
настраивающим его сознание; эти настройки в какой-то мере им управляемы, а в 
какой-то мере живут собственной жизнью, и это также его не смущает. 
Существенной границы или качественной разницы между внешним и внутренним миром 
этот человек чаще всего не проводит: внешний мир окрашен для него теми же 
качествами, что и внутренний, и внутренние качества питаются внешними 
впечатлениями.
Тело и пластика. В противоположность человеку муладхары, человек свадхистханы 
склонен к полноте, но последняя для него, как правило, не болезненна и 
органически ему присуща. Это подчеркивается и его пластикой, которая у него 
есть, то есть он в движениях довольно пластичен. Если он не слишком хорошо 
растянут, то, поставив это своей целью, легко сделается гибким. Он легко учится 
танцевать, немного неуклюже, но похоже подражая всем движениям изучаемого танца,
 а особенно плавным; резкие движения и подскоки получаются у него хуже - не 
хватает точности и отточенности. Нередко свойственная ему пластика напоминает 
движения енота, барсука или медведя.
Худоба крайне ему не идет; обычно на его теле ощущается как бы эфирный 
подшерсток, от которого делается уютно. Люди, которых он любит, всегда не прочь 
посидеть рядом с ним или обнять его, а еще лучше быть им обнятыми - при этом их 
обволакивает мягкое тепло-душноватое сладковато-липкое облако, окружающее его 
постоянно. Чем-то неуловимым он напоминает благополучного годовалого ребенка.
Уровни проработки
На варварском уровне человек свадхистханы жадина и эгоист. Он тащит к себе в 
дом все, что попадется ему под руку, мало беспокоясь о том, насколько это ему 
нужно и что он будет с этим делать. Главное для него это иметь. При этом стены, 
отделяющие его владения от окружающего мира, могут быть дырявыми, и 
сколько-нибудь предприимчивый обитатель внешнего мира легко может проникнуть 
через одну из этих дыр и утащить все, что ему нужно, но это мало беспокоит 
свадхистханного варвара. 
Количество атрибутов, которыми он обладает и которые он себе мыслит, обычно 
очень невелико, и они достаточно примитивны, но, тем не менее, ему удается 
обходиться ими во всех случаях жизни. Как правило, эти атрибуты носят полярный 
характер: мое - чужое, вкусное - невкусное, полезное - вредное, желаемое - 
нежелательное, и, описав объект с помощью того или иного атрибута, этот человек 
моментально принимает решение: тащить его к себе (интериоризировать) или, 
наоборот, от него избавляться (проецировать).
Общаться с ним можно, лишь войдя в его систему категорий и получив 
положительную характеристику по хотя бы одной из них; тогда он, возможно, 
согласится некоторое время терпеть вас около себя. И совсем уже высшим 
комплиментом с его стороны будет способность поделиться с вами чем-то, что он 
считает своей ценностью. Может быть, вас это и не обрадует, но вы должны 
воспринять это как комплимент высшей степени.
К окружающей среде такой человек относится исключительно потребительски и 
хищнически-грабительски, и очень удивляется и обижается, когда неожиданно 
оказывается, что она больше не в состоянии давать ему те качества, которыми он 
за ее счет испокон веков успешно пользовался. С другой стороны, когда 
окружающая среда определенным образом его грабит и лишает важных для него 
качеств, он не обижается, относя это на счет злой судьбы, но никогда не на свой 
собственный; в этом отношении он совершенный фаталист. Например, направляясь в 
лес, он может быть застигнуты дождем, может подстрелить или не подстрелить 
оленя, и в этом его судьба; но если он занимается хищническим ловом рыбы, то ее 
исчезновение есть не результат его хищничества, а злой рок - а впрочем, может 
быть, не такой уж и злой, а просто указание судьбы на то, что ему нужно сменить 
место рыбалки. Идея того, что можно изменить свое поведение, этому человеку в 
голову не приходит.
На любительском уровне проработки свадхистханы человек более сознательно 
относится к обмену ресурсами с окружающей средой и отделяет себя от нее, 
выстраивая дом, качеством которого он в некоторой степени обеспокоен. Здесь уже 
будет хороший забор вокруг участка, и крыша протекать не будет. Что же касается 
внутренней отделки, она будет производиться сообразно вкусам обитателя, но он 
будет придавать ей существенное значение - но, как обычно, обращая внимание не 
на подробности, а на общее впечатление.
Мелочи и частности учитываются этим человеком в той степени, в которой они 
способствуют созданию необходимых ему качеств или искоренению аспектов, которые 
его не устраивают.
На этом уровне взаимодействие с окружающей средой идет уже с оглядкой на ее 
ограничения, возможности и запросы, то есть равновесие с окружающей средой 
является уже одной из целей этого человека, но она представляется ему настолько 
большой и мало влияемой с его стороны, что он сколько-нибудь серьезного 
внимания ей не уделяет. Но, конечно, он не станет мусорить в ближайшей 
окрестности своего дома, постарается не устроить лесного пожара и, может быть, 
даже высадит несколько деревьев, но глубоко вникать в экологические проблемы не 
станет; кроме всего прочего, это, как ему кажется, совершенно для него 
непосильно.
Для любительского уровня характерно гораздо большее количеств качеств и 
атрибутов, которыми человек себя окружает, которые он учитывает в своей 
деятельности, и большая глубина их проработки, то есть его палитра уже не 
черно-белая, в ней встречаются и другие цвета, и даже их оттенки; впрочем, их 
еще не слишком много. 
И, наконец, человек свадхистханы профессионального уровня это тонкий дипломат 
или, пользуясь другой метафорой, это художник-акварелист, работающий тончайшими 
переливами красок, с помощью которых он может выразить любое свое ощущение и 
настроение. На этом уровне человек поглядывает и на частности и на детали и 
держит во внимании целое, но основное его внимание по-прежнему уделяется 
качествам которыми он работает и которые в его руках становятся тонкими и 
мощными инструментами. Типичный пример это дипломатические переговоры на 
высоком уровне, когда вопрос государственных отношений обсуждается в общем и 
целом, но тем не менее, достигается такой уровень взаимопонимания, что 
становятся возможными не только перемирия, но и дружественные глубокие связи 
между государствами, а когда позже происходят переговоры на предметном уровне о 
конкретном сотрудничестве или взаимной торговле, они имеют под собой 
полноценную базу, опираясь на которую развиваются уже чисто предметные 
отношения: и торговые и культурные и общесоциальные программы.

Глава 3
Манипура
Славная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая!
А какие смушки! Фу ты пропасть, какие смушки!
Сизые с морозом!
Н. Гоголь
Автор напоминает читателю, что рассматриваемые в этой книге категории - 
архетипы и модальности - исключительно субъективны, то есть описывают 
субъективное восприятие данным человеком того или иного объекта или ситуации. 
Например, говоря, что данный объект находится на определенном эволюционном 
уровне - муладхары, или свадхистханы, или манипуры - автор имеет в виду, что 
человек видит этот объект таким (в такой модальности), а не то, что этот объект 
“объективно” находится на соответствующем уровне: другой человек, или тот же 
человек, но при иных обстоятельствах может увидеть этот объект как находящийся 
на совершенно другом уровне, и тогда он будет воспринят им в совершенно ином 
освещении. Именно попытке разобраться в особенностях этого “освещения” объекта 
модальностями человеческого восприятия и посвящена эта книга.
Говоря другими словами, принадлежность объекта определенному эволюционному 
уровню означает соответствующую расстановку акцентов в восприятии человеком 
этого объекта (в частности, самого себя). Если акценты восприятия себя и мира у 
данного человека постоянны, то мы говорим, что он находится на определенном 
эволюционном уровне. Это, однако, ни в коей мере не означает, что, например, 
человек манипуры в этическом или моральном смысле выше, чем человек 
свадхистханы, а последний выше человека муладхары: в действительности в жизни 
каждого человека случаются моменты активизации каждого из семи эволюционных 
архетипов (уровней), и то, какие из них активизируются чаще, как правило, 
свидетельствует о природной предрасположенности человека, а не о добром или 
злом его умысле и намерении. С другой стороны, каждой ситуации присущи 
определенные вибрации, и рассмотрение ее под несвойственным ей углом зрения 
ведет к ее сильному искажению, а если человек на этом регулярно настаивает, то 
и на искажении его собственной судьбы. Поэтому умение распознать вибрации, 
уровни, архетипы, управляющие данной ситуацией, хотя и относится к числу 
эзотерических, то есть не поддающихся слишком конкретному и определенному 
определению, годному для использования компьютером, тем не менее в жизни 
человека играет большую роль - гораздо большую, чем это может показаться 
поверхностному наблюдателю. В частности, умение глубоко понимать другого 
человека в значительной степени связано с умением видеть, в каких модальностях 
или под какими архетипами он в данный момент существует, и какие архетипы ведут 
его по жизни в целом. Попытке описания некоторых видов такого рода ведения и 
посвящена эта книга.
Объект манипуры. Манипурный объект явлен на предметном уровне и находится в 
окружающей среде, которая представлена для него также на предметном уровне. Это 
означает, что если на свадхистхане предмет был явлен окружающей среде (и самому 
себе) на качественном уровне, то есть лишь набором своих качеств, то на 
манипуре объект представлен уже совершенно конкретно: элементами, из которых он 
состоит, и связями, которые организуют эти элементы в единое целое. Автор 
напоминает, что каждый эволюционный уровень косвенно включает в себя все 
предыдущие, так что объект на манипуре безусловно является цельным законченным 
объектом, поскольку в нем, пусть неявно, присутствует муладхарный уровень, и 
обладает набором качеств, поскольку в нем неявно представлен свадхистханный 
уровень - но эти качества опредмечены в нем определенными элементами, подобно 
тому, как, например, цвет предмета обусловлен определенной краской, а звучание 
музыкального инструмента достигается вибрацией струн в пустотелом корпусе. 
Таким образом, и единство, и разнообразие качеств в манипурном объекте 
присутствуют, но как бы неявно, а основным его содержанием, или основным 
объектом внимания в нем, служат его элементы и связи между ними, причем связи 
не только, как говорится, горизонтальные, но и вертикальные: для манипуры 
характерно появление понятий иерархии и управления. 
Иерархия означает, что некоторые элементы манипурного объекта рассматриваются 
как обладающие качественно иной, более тонкой природой, чем другие элементы, 
которые обладают более грубой (плотной) природой. При этом элементы тонкой 
природы определенным образом управляют плотными, а обратного управления нет, то 
есть плотные элементы влияют на тонкие, но лишь косвенным образом, в то время 
как влияние тонких элементов на плотные идет прямо (непосредственно). Строго 
говоря, иерархия означает, что тонкими элементами управляют еще более тонкие 
элементы, которые можно назвать тончайшими, ими - еще более тонкие, и так далее,
 но общее количество этих уровней обычно не слишком велико (не превышает пяти, 
в редких случаях десяти).
Манипурный объект, рассматриваемый как единое целое, в технике обычно называют 
системой. Для того, чтобы описать качества, которыми этот объект обладает и 
которые служат основным моментом рассмотрения для свадхистханного объекта, в 
манипурном объекте (системе) пользуются понятием подсистемы, а также функции. 
Подсистемы и функции манипурного объекта приблизительно выражают качества этого 
объекта, если он рассматривается как свадхистханный (на манипуре, напомним, 
качеств как таковых не существует, по крайней мере, в явном виде). 
Если пафос жизни муладхарного объекта это выживание в антагонистической борьбе 
со средой, а пафос свадхистханного - развитие уже имеющихся качеств в балансе с 
окружающей средой, то пафос манипурного объекта много сложнее. Это 
структуризация, дифференциация, системное усложнение объекта, повышение 
количества уровней в его иерархии, усложнение функций и подсистем и увеличение 
их количества.
В жизни манипурного объекта большую роль играет среда - роль гораздо большую, 
чем в жизни объекта свадхистханы. Для последнего среда исчерпывается двумя 
функциями: она поставляет необходимые ему качества и забирает его отходы, а 
также в какой-то степени ему угрожает, вынуждая возводить перед ней 
определенную преграду. В жизни манипурного объекта роль среды гораздо сложнее. 
Прежде всего, она угрожает не только его качествам и целостности, но и его 
частям (элементам) и связям между ними, так что его дистанцирование от среды 
должно быть значительно большим: здесь простой границы (забора) уже не хватает, 
а нужна, как говорится в военном деле, эшелонированная оборона, то есть 
многослойная преграда, каждый из слоев которой защищает объект от определенного 
вредоносного воздействия среды. Среда угрожает не только элементной базе 
объекта, то есть составляющим его частям, которыми она при случае будет охотно 
питаться, но и его структурной целостности и функциональному единству, так что 
от среды приходится защищать не только элементы, но и связи между ними: как 
предметные, то есть реализуемые элементами особого рода (например, проводами), 
так и более тонкие качественные связи: например, связь между элементами может 
быть обозначена одинаковой краской, которой они выкрашены, или общностью 
материала, из которого они сделаны, или их близостью в пространстве, или их 
соподчинением в иерархии, когда один элемент непосредственно управляет другим.
Среда угрожает сохранению и поддержанию всех этих связей, и поэтому против нее 
приходится выстраивать целую систему защит; но, с другой стороны, она же 
является поставщиком как элементов манипурного объекта, так и каналов связи 
между ними, так что с ней приходится выстраивать очень сложные отношения и 
рассматривать ее не только с точки зрения качеств, которыми она обладает (как в 
случае свадхистханы), но и с точки зрения элементов, из которых она состоит, и 
связей, существующих между этими элементами, то есть принимать во внимание 
структуру окружающей среды, хотя ее постижение на манипурном уровне возможно 
лишь весьма приблизительно, и говорить о сколько-нибудь полной картине 
элементов и связей в окружающей среде здесь еще не приходится: пока что эти 
связи как-то осознаются и поддерживаются лишь в самом объекте.
Для манипуры, как и для первых двух уровней, то есть для муладхары и 
свадхистханы, характерно представление о том, что объект является центром 
окружающей среды, и все процессы обмена между ним и окружающим пространством 
рассматриваются с его точки зрения, а вся остальная среда располагается как бы 
вокруг объекта, в чем-то доброжелательная и благодетельная, в чем-то - 
враждебная и разрушительная.
Развитие объекта, усложнение его функций, увеличение количества подсистем и 
совершенствование связей между ними - все это происходит не только по воле 
самого объекта, но и как результат его взаимодействия со средой, так что 
эволюция манипурного объекта напрямую связана с необходимостью сначала 
выживания в среде, а затем более полной и глубокой к ней адаптации, и эта 
эволюция не беспредельна: в какой-то момент она кончается переходом на уровень 
анахаты, рассматриваемый в следующей главе. Однако пока объект находится на 
манипурном уровне, его отношения со средой строятся по вполне определенным 
правилам и законам, которые автор попытается описать ниже.
Как же выглядит среда глазами манипурного объекта? Приводимое ниже описание в 
чем-то перекликается с наивно-материалистическим взглядом на природу, который 
разрабатывался и был общепринят в XIX и XX веках в кругах ученых-позитивистов и,
 возможно, знаком русскому читателю по учебникам диалектического материализма 
(раздел “Познание мира”).
С точки зрения манипурного объекта, окружающая его среда состоит из 
разнообразных элементов, которые сами объединяются в различного рода объекты, 
причем количество элементов и объектов в окружающем пространстве не так велико, 
они могут быть в существенных для нашего объекта чертах поняты, познаны и так 
или иначе обезврежены и приспособлены к нуждам его существования. В окружающей 
среде есть разнообразные ресурсы, с которыми нужно уметь умело распорядиться; 
сама по себе она достаточно агрессивна и разрушает объекты менее ловкие, низко 
организованные и малоадаптивные, не умеющие создавать гибкие структуры, 
управляющие их поведением и взаимодействием друг с другом и с окружающим миром.
На манипурном уровне понятие экологии становится более содержательным, чем на 
свадхистханном (напомним, что на муладхаре его вовсе не существует). Здесь, на 
манипуре, экология понимается как создание облагороженной, приближенной к 
нуждам объекта окружающей среды в его непосредственной окрестности; чем ближе к 
объекту, тем более дружелюбна к нему должна быть среда; чем дальше от объекта, 
тем меньше усилий на нее тратится, и ее собственные обстоятельства принимаются 
во внимание во все меньшей степени. Таким образом, если свадхистханный способ 
адаптации к среде это создание зверем логова, а птицей - гнезда, то манипурный 
способ в большей степени свойственен человеку: он строит ирригационные каналы, 
культивирует злаки, приручает собаку, охраняющую его жилище, корову, дающую 
молоко, и овцу, приносящую шерсть, мостит дороги, по которым легче 
передвигаться, - словом, создает все то, что мы называем словом цивилизация. 
Человек манипуры
Религиозность. У человека манипуры Бог редко бывает один; или, если Он один, у 
Него есть сложная, иерархически распределенная система обязанностей. Но чаще Он 
берет на Себя высшие, самые важные функции, а менее важные поручает полубогам 
или ангелам, которых тоже может быть много разновидностей, начиная от высших, 
которые сидят по правую и левую руку от Него на Его престоле, и кончая низшими, 
которые общаются непосредственно с плотным миром и человеком. 
В соответствии с тремя основными модальностями времени, Бог выступает в 
различных ролях, или ипостасях: как Создатель мира, как Бог, сохраняющий мир и 
как Бог, разрушающий мир. Как правило, Бог выступает попеременно в мужской и 
женской ипостасях и в них исполняет совершенно различные функции.
Манипурный Бог весьма благожелательно относится к сложным иерархическим 
структурам, склонен их созидать и поддерживать; когда же они отживают свое и 
перестают исполнять возложенные на них обязанности, Он их разрушает: либо Сам, 
либо активизируя враждебную для них окружающую среду. Нередко манипурный Бог 
выступает в виде Закона, регулирующего жизнь плотного плана во всех ее 
проявлениях, в том числе и на предметном уровне. На манипуре впервые появляется 
идея связи тонкого и плотного планов, в частности, прямого общения человека и 
Бога, и становится возможной эзотерическая картина мира, включающая в себя 
тонкий и плотный планы и их взаимодействие (например, в форме связывающих их 
друг с другом информационно-энергетических каналов, подробно описанных в книге 
автора “Эзотерическая астрология”).
Манипурная религиозность в своих крайних проявлениях доходит до полного 
фатализма, то есть убеждения человека, что абсолютно все, что происходит в мире,
 подчинено прямой Божественной воле, и никакой свободы воли у человека нет. 
Менее крайняя точка зрения заключается в том, что часть Своей свободы Бог 
отдает человеку и другим живым существам, и они, используя эту свободу, 
воздействуют на мир - но с учетом их воздействия, развитие мира все-таки 
однозначно определено с точностью до судьбы его мельчайшей частицы.
Другими словами, карма как закон причин и следствий воспринимается на 
манипурном уровне совершенно предметно, включая в себя состав и строение 
объекта. Крайняя точка зрения на карму здесь состоит в том, что конкретные 
события и поступки вызывают к жизни другие конкретные обстоятельства и события 
- в этой жизни или в следующих. Менее крайняя точка зрения состоит в том, что 
различаются как бы малые поступки, влияние которых на последующую карму 
невелико, по крайней мере, до их достаточного накопления, и большие поступки 
или события, которые влияют на будущую карму непосредственно, как таковые. В 
частности, опыт, накопленный в данном воплощении, без изъянов и искажений 
передается как подсознательный опыт следующего воплощения: например, то, что 
человек долго и с трудом осваивал тогда, он легко (словно вспоминая) учит 
теперь; аналогично, искушения, которые были когда-то пройдены и проработаны, 
уже не являются в виде больших соблазнов, и человек проходит мимо них 
практически равнодушно, как бы имея в виду предыдущий опыт и не нуждаясь в его 
повторении.
Карма на манипуре редко предстает сама по себе на уровне элементарных событий; 
чаще всего у человека возникает необходимость в подробно разработанной схеме 
(карте) тонкого мира, каждый из слоев которого имеет свою особую карму, и в 
зависимости от того, на каком уровне человек находится, он общается с 
сущностями, населяющими соответствующий план тонкого мира, и его карма 
реализуется при их участии. Над одним человеком, к примеру, постоянно веет 
крылами ангел-хранитель, защищающий его своими двумя (или шестью) крылами, а 
над другим беснуется демон-разрушитель, активно вмешивающийся как в его психику,
 так и во внешнюю жизнь, энергично разрушая все созидательные планы своего 
подопечного.
Умеренный вариант веры человека манипуры заключается в том, что Бог и Его 
ангельское воинство создают определенную структуру тонкого мира, поддерживающую 
плотный, но не определяющую его развития с точностью до конкретных деталей. В 
этом, то есть в деталях и оттенках деятельности, человек свободен, но в целом 
его жизнь определяется его миссией, то есть индивидуальным жизненным 
предназначением, которое определяется еще до его рождения, и выйти за его 
пределы невозможно.
В соответствии с главным структурным пафосом манипуры, ее вера с наибольшей 
яркостью проявляется по отношению к процессу познания мира. Находясь в центре 
этого мира, человек манипуры обычно не ставит никаких пределов или 
принципиальных ограничений своему познанию: он убежден, что он может познать 
как себя, так и внешний мир, разобрав их на элементы и найдя связи между ними, 
и после этого сможет создать такой способ адаптации, или такую искусственную 
среду, которая удовлетворит любую его прихоть. Это вера человека, обладающего 
кубиками и считающего, что из этих кубиков он может создать любое сооружение, 
отвечающее его вкусам; мысль о том, что в достаточно сложной системе появляются 
жизнь и самоорганизация, далеко выходящие за пределы тех идей, которые были в 
эту систему первоначально заложены, на уровне манипуры еще не появляется. Зато 
идея воздаяния здесь может быть представлена гораздо богаче, чем на 
свадхистхане и тем более на муладхаре: человек манипуры понимает, что, разрушив 
важный элемент структуры окружающей среды, он может вызвать к жизни несообразно 
большие последствия, подобно тому, как падение маленького камешка в горах может 
привести к большому камнепаду; и его ответственность за свое поведение в 
окружающей среде и потребность в ее понимании и органичной в ней адаптации по 
сравнению с предыдущими уровнями существенно возрастают.
На манипуре возможны сложные представления не только о тонком мире, но и о 
потустороннем существовании. Например, здесь вероятны идеи об иерархическом 
устройстве потустороннего мира: его делении на рай, чистилище и ад, причем ад 
может (подобно тому, так, как это описывается в тибетском буддизме, у А. Данте 
или у Д. Андреева), в свою очередь, подразделяться на различные слои, куда 
человек попадает в зависимости от качества и количества своих прегрешений.
Логика человека манипуры богата и разнообразна. Он вводит основные кирпичики - 
логические утверждения, относительно которых известно, справедливы они или 
ложны, и ловко соединяет их разнообразными логическими связками: и, или, но, не 
- составляя целые тексты, назначением которых является убеждение собеседника в 
том, во что верить ему совершенно не хочется. Характерной чертой манипурной 
логики является комбинирование в одной и той же логической цепочке фактов и 
соображений, имеющих качественно разный характер - с точки зрения вишудхи, вещь 
недопустимая, но для манипуры совершенно нормальная. С манипурной точки зрения, 
нет разницы между сильным и слабым аргументами, а есть лишь разница между 
истинными и ложными посылками, и, забывая о том, что логика является не более, 
чем грубой моделью мира и жизни, человек манипуры склонен увлекаться и, не имея 
должного контроля, незаметно для себя приходить к совершенно абсурдным, хотя, 
возможно, логически безупречным выводам.
С другой стороны, манипура дает возможность выработать определенную культуру 
мышления, например, умение не путать прямого утверждения с обратным или посылки 
со следствием, а это, особенно если смотреть с уровня свадхистханы, уже много.
Энергия манипуры это в первую очередь энергия структуризации, например, 
способность разобрать кучу зерен по сортам, отделить пшеницу от плевелов и т.п. 
Другой вид манипурной энергии необходим для того, чтобы выстроить иерархию, 
подобрать структуру, в рамках которой удачно расположится данная организация 
или удобно упорядочится семейная жизнь. Необходимость в манипурной энергии 
появляется у первоклассника, который после достаточно аморфной детской жизни 
попадает в почти взрослый распорядок дня, характеризующийся определенными 
занятиями и временной сеткой для них. Отдыхать не когда отдыхается, а когда 
надо, заниматься, когда не хочется и чем не хочется, ложиться спать по 
расписанию - все эти вещи могут показаться чрезвычайно жестокими, но если 
вглядеться в мир природы, их можно заметить и там, поэтому было бы неправильно 
считать манипурные режимы исключительно человеческим изобретением. Человек не 
только в своих действиях, но и в своем мышлении подражает природе - точнее, 
следует тем высоким архетипам, по которым она организована, а иерархия и 
структура, безусловно, находятся в природе проявленного мира. Проблема 
заключается в том, чтобы использовать их разумно, в частности, не полагаться на 
их силу как на единственно существующую.
Следующий вид манипурной энергии это энергия, которая выделяет элементы из 
множества, их маркирует и связывает друг с другом предметными или 
символическими связями, то есть проводами, трубами или метками 
(идентификаторами). Не следует думать, что такая, казалось бы, простейшая вещь, 
как выделение элемента в мире, есть что-то незначительное и не требующее 
затрат; огромное количество усилий люди тратят именно на это: чтобы другие люди 
выделили их из социальной среды и заметили, и сказали: “Этот человек не такой, 
как все остальные. Надо посмотреть на него повнимательнее”. Стоимость такого 
выделения чрезвычайно высока; иногда на него тратится вся жизнь человека.
Любимые роли, герои и сюжеты. Человек манипуры приходит в мир для того, чтобы 
идентифицировать, разделять, связывать, упорядочивать, выстраивать иерархию, 
управлять и регулировать. Его кумирами могут быть великие государственные 
деятели, полководцы, создатели сложных социальных и технических систем; при 
этом крупного военачальника он будет воспринимать не как завоевателя, а как 
человека, который объединил всю страну во имя великой цели, например, защиты 
отечества - здесь пафос не уничтожение противника, а объединение по-новому 
структурированной страны. Другой идеал человека манипуры это великий ученый, 
скажем, Карл Линней, который пришел на огромное поле растений, произраставших 
там безо всякого смысла и порядка, и сумел их научно описать, введя признаки, 
роды, виды и подвиды.
Одна из любимых ролей (и профессий) человека манипуры это строитель, человек, 
который силой своего воображения и энергией своих рук (иногда также и 
инструментов) создает сложные сооружения, необыкновенные приборы и системы, 
дома, постройки, города и даже целые государства.
Отрицательный герой с точки зрения манипуры это энтропия, хаос, в который 
обращается всякий объект без должного внимания и вложения манипурной энергии.
Психология. С человеком манипуры интересно; с ним можно говорить на любые темы, 
и он может обнаружить глубину и предметность в тех областях, которые для 
человека свадхистханы туманны и даже непонятно, как к ним приблизиться. Его 
мировоззрение определяется тем, что любую область мира можно воспринять, 
постичь, смоделировать и научиться ее управлять, если приложить к этому 
достаточное количество энергии. В определенных границах это так и есть, но если 
человек манипуры перестарается, то он создаст уродливое искусственное 
сооружение, которого лучше бы в мире не было, настолько оно неудачно по своему 
исполнению и не соответствует окружающей среде, а может быть, и вредит ей - 
однако человек манипуры до поры до времени может этого не замечать. Он очень 
опасен для окружающей среды, по крайней мере, для тех ее областей, куда доходят 
его интересы. Он действительно может в какой-то мере понять, смоделировать и 
научиться использовать ее в своих целях, но он не замечает того, насколько 
порой грубы его воздействия. Его сила, которая реальна, представляет огромную 
опасность, если он считает ее наивысшей и наитончайшей. В то же время сами 
понятия тонкого и плотного появляются как раз на манипуре, и поэтому человеку 
манипуры может быть свойственен прозелитический энтузиазм в этом отношении, то 
есть ему кажется, что он понимает и чувствует тонкость, как никто, - что, 
однако, не соответствует действительности.
Человек манипуры смотрит на любую область мира как на составленную из 
элементарных кирпичиков, которые можно распознать, а также понять правила, по 
которым они соединяются друг с другом и, воспроизводя эти правила, составить 
искусственный мир не хуже того, который дан ему Богом. Это мировоззрение тем 
опаснее, чем больше оно похоже на истину и, действительно, манипурный подход, 
достигая порой большой тонкости, способен постигать и моделировать мир в весьма 
значительных пределах - если смотреть манипурными глазами; если же смотреть 
глазами более тонких уровней (анахаты, вишудхи), то это совершенно не 
соответствует действительности, но человеку манипуры этого увидеть пока не дано,
 а все, что не вписывается в сферу им познанного, он относит либо к глупой 
романтике и сентиментам, либо признает, что его орудия познания и созидания 
пока что недостаточно тонки, - но дайте ему достаточное количество времени и 
сил и он, безусловно, достигнет любого уровня тонкости; в этом, однако, он 
ошибается.
Как правило, весьма смешны и наивны его модели самого себя: своей психики, 
своей личности, своего подсознания. С другой стороны, при попытках всерьез 
заняться самопознанием и обнаружить свою собственную природу, человек манипуры, 
как правило, не удерживает манипурного уровня, потому что манипура начинается с 
определения элементов и их связей, а психика и личность переживаются настолько 
качественно, что разделить их на элементы и описать структурно чрезвычайно 
сложно, и лишь немногим крупным психологам удается развить психологические 
теории, в которых личность получает сколько-нибудь определенное и внятное 
формальное описание, но и эти концепции весьма грубы. Что же касается обычного 
человека манипуры, то он, как правило, такие тонкие психологические вопросы 
оставляет за скобками, то есть считает, что у него внутри все устроено примерно 
так же, как и в конструкторе с блоками, винтиками и гаечками, но у него пока 
что просто не дошли руки, чтобы разобраться в этом устройстве.
Модальности времени. Если на свадхистхане время является чисто качественной 
категорией, то на манипуре мы видим уже разнообразные попытки его 
количественного описания. Прежде всего, появляется летоисчисление, и прошлое, 
описываемое числами, которые могут ничего не значить на качественном уровне, но 
делают время гораздо более предметным: это было пять лет назад, а то - 
пятнадцать. Кроме того, появляются сложные структуры, связанные с 
моделированием времени. Например, человек, размышляя над актуальной в прошлом 
проблемой, может переключиться и представить себе, как бы он отнесся к ней, 
если бы она встала перед ним сейчас, и как - если она возникнет в его жизни еще 
через десять лет. Таким образом, он умеет помещать настоящее в прошлое и 
будущее, и, наоборот, прошлое и будущее наслаиваются у него на настоящее и 
определенным образом видоизменяют его. На манипуре появляется вариантное 
планирование, предполагающее разработку нескольких вариантов поведения, которым 
человек будет следовать в зависимости от того, как развернутся события - таким 
образом он пытается бороться с неопределенностью будущего. Аналогично, в 
настоящем он пытается усматривать логику событий, начавшихся когда-то в прошлом.

На манипуре появляется представление о плотной карме, то есть о цепочках 
событий, которые связаны некоторой общей темой, получающей развитие в течение 
жизни человека, о тонкой карме, которая направляет плотную и связана во 
внутреннем мире человека с его фундаментальными ценностями, и о тончайшей 
(духовной) карме, которая является отдаленной первопричиной всех без исключения 
событий его жизни и направляющим фактором тонкой (ценностной) кармы.
Из трех фаз времени (творение, осуществление и растворение) человек манипуры 
положительно относится к первой и второй и недолюбливает третью, поскольку она, 
как правило, сопровождается разрушением структуры. К первой фазе он, в отличие 
от человека свадхистханы, относится с энтузиазмом и с интересом разглядывает 
разнообразные кубики и типы связей, когда они ниоткуда сваливаются ему на 
голову; с не меньшим энтузиазмом он принимается мастерить из них объекты и 
встраивать их в окружающую среду.
Есть тип манипурных исследователей, которые ориентированы на фазу творения: это 
исследователи нового, которые постигают новые законы природы, открывают новые 
природные формы, и есть люди манипурного типа, преимущественно тяготеющие к 
фазе осуществления: это эксплутационники, то есть люди, которые занимаются 
поддержанием жизни сложного манипурного объекта и его взаимодействий с 
окружающей средой. Вообще, любимая деятельность человека манипуры это 
выстраивание и поддержание функционирования сложной системы в окружающем мире. 
Однако в случаях, когда нужно работать с фазой растворения, то есть разрушения 
объекта и его растворения в окружающей среде, человек манипуры также стремится 
делать это системным образом, так, чтобы разрушение шло не стихийно, а по 
уровням, и элементы и связи разрушались по некоторой определенной схеме, 
которая, с его точки зрения, является оптимальной, например, приносит 
наименьший ущерб окружающей среде.
Память. Независимо от того, верит ли человек манипуры в плотную карму или нет, 
так или иначе события его жизни для него маркированы, они соединяются у него в 
определенные цепочки, которые причудливым образом переплетаются друг с другом, 
и за которыми стоит некоторый другой, более высокий качественный смысл, который 
он также пытается рассмотреть и обозначить какими-то словами или понятиями. 
Мысль о том, что настоящее аморфно превращается в прошлое, которое постепенно 
гаснет, не оставляя в памяти ничего, для него непереносима, так как для него 
отсутствие структуры равносильно смерти, уходу в тотальное небытие. Поэтому 
прошлое у него выстраивается в подобного рода логические цепочки, часть которых 
он со временем упраздняет как чистые фантазии, а часть оказывается для него 
истинными. Структурированное таким образом прошлое определенным образом 
окрашивает и его настоящее и, таким образом, его зависимость от прошлого в 
целом гораздо сильнее, чем у человека свадхистханы и тем более муладхары. С 
другой стороны, такого рода логическое осмысление ограничивает зависимость его 
настоящего от любого конкретного события прошлого, позволяя ему вычленять 
значимые обстоятельства и организовывать их в структуру по своему усмотрению. 
Эта работа требует известного времени и пересмотра большой части его памяти, 
однако этот пересмотр, сочетающийся с наклеиванием иных этикеток, в некоторых 
случаях оказывается весьма эффективным. Занимаясь этим, человек манипуры 
склонен переоценивать эффективность такого рода маневров; иногда ему кажется, 
что он имеет над своим прошлым полную власть, что не соответствует 
действительности.
Инстинкт самосохранения. Человек муладхары жив, покуда жив; человек 
свадхистханы жив до тех пор, пока владеет полной системой своих атрибутов; 
человек манипуры жив, пока он связан как элемент с другими людьми и 
коллективами определенными программами и пока он связен как сложно 
функционирующая система в своем внутреннем пространстве. Поэтому инстинкт 
самосохранения выражается у него двояко: с одной стороны, при уменьшении своей 
жизненности он стремится включиться в большее количество связей с окружающим 
миром и быть ключевым звеном в этих связях; с другой стороны, обращаясь к 
своему внутреннему миру, он стремится навести там порядок, обозначить элементы 
(то есть части своего внутреннего “я”), понять, какие связи между ними 
существуют, эти связи укрепить и сделать эту систему возможно более тонкой, 
гибкой и эффективно функционирующей. Наоборот, инстинкт саморазрушения 
выражается у человека манипуры в том, что он, без особых на то причин, рвет 
связи с окружающим миром, выходит из разнообразных программ, резко сужает круг 
своих знакомых и степень контактов с ними, упрощает свою внутреннюю жизнь, 
уменьшает количество ее элементов, делает ее более примитивной и плоской.
Ответственность человек манипуры понимает в первую очередь как свое структурное 
участие в некоторой программе, включая подробное познание того объекта, за 
который он отвечает. Он не может ограничиться простейшей инструкцией, но 
обязательно попросит схему объекта, изучит, из каких частей он состоит, как он 
функционирует, по каким тонким признакам можно обнаружить нарушения в его 
работе. Пока он во всем этом не разберется, всерьез взять ответственность за 
объект для него совершенно немыслимо.
Свободу человек манипуры понимает как свободу конструирования и, в какой-то 
степени, свободу разборки. Более глубокая свобода для него заключается в выборе 
элементов и связей того объекта, который он собирается конструировать или 
познавать. Ему можно задавать граничные условия, в частности, он способен 
организовывать свою жизнь и жизнь объекта, за который он отвечает, в окружающей 
среде довольно агрессивного рода, и при этом у него не будет ощущения нарушения 
свободы, но выбирать элементы или комбинировать их друг с другом это его 
священное право, ограничение в котором он переживает весьма тяжело. Ему может 
быть трудно, когда его ставят на достаточно низкую ступень в иерархии и 
полностью запрещают выход на более высокие ступени, но если ему разрешить хотя 
бы небольшой выход на управляющие слои и дать в подчинение более плотные 
элементы, которыми он будет управлять, он может быть вполне счастлив, даже если 
объективно все еще будет находиться на достаточно низкой ступени иерархии.
Его преимуществом и сильной стороной является способность заниматься любыми 
мелочами как значимыми объектами, находить им определенное место, встраивать их 
в сложные системы как эффективные составные части. В случае, когда это делается 
органично, он может достигать необыкновенных успехов, в том числе в социальной 
организации. Если же его система перерастает потребности объекта и окружающей 
среды, она может чудовищным образом уродовать сам объект и окружающую среду, и 
тогда из него получается нечто вроде “мелочного тирана” по Карлосу Кастанеде, 
то есть человек, который с помощью выстроенной им административной системы 
попирает или уничтожает всех ее участников (таково, например, тоталитарное 
государство с жестким административным аппаратом, слившимся с тайной полицией и 
армией). Менее драматичный внешне, но не внутренне пример это 
“заорганизованный” своей мамой ребенок, которая вводит в его жизни строжайший 
режим и в каждый момент времени точно знает, что ему нужно сейчас делать, а 
чего не нужно, чего он хочет, а что для него нежелательно.
Общение. Говорить с человеком манипуры об объекте или структуре, в которой он 
является специалистом, может быть необыкновенно интересно, если вы сами хоть 
немного понимаете в этом, или необыкновенно скучно, потому что он заливается 
соловьем и находит интерес и вкус в таких подробностях и обстоятельствах, 
которые на вас навеивают исключительно скуку. Он может быть глубок и тонок в 
своем анализе, если вы вызываете у него достаточное уважение и доверие для того,
 чтобы он стал разговаривать с вами о тонкостях своего предмета. Он терпеть не 
может огульную критику: скажите ему совершенно конкретно, чем плоха его 
структура, какие детали у его объекта не соответствуют общему замыслу, и тогда 
он отнесется к вам с уважением и будет долго благодарить, и, может быть, 
действительно что-то изменит в соответствии с вашими указаниями. Однако 
оказываемая ему помощь должна быть совершенно конкретна, поскольку общих 
соображений он не терпит, или же это должны быть такие общие соображения, 
которые он сам сможет структурировать применительно к объекту рассмотрения.
Его собственная критика, как правило, рациональна и основана на достаточно 
детальном изучении рассматриваемого объекта. С другой стороны, структурный 
взгляд, который он предлагает, может не соответствовать внутренней структуре 
объекта, особенно если это естественный объект, и тогда критика и анализ с 
позиции ложно навязанной структуры будут не то, чтобы ложными, а прямо-таки 
противоестественными, но сам человек может этого совершенно не замечать.
Вообще, тема культурного моделирования для человека манипуры это проблема номер 
один. У него может быть выработана хорошая интуиция на структуры сами по себе, 
но ему нужно пройти весьма длинный путь, изучая объект в натуральном 
(неструктурированном) виде, пока он не поймет, с какой стороны его следует 
моделировать. Особенно остро эта проблема встает при изучении таких сложных 
объектов, как человек (в любом аспекте его деятельности, а особенно 
психологическом), общество, природные и экологические системы. Они отличаются 
той особенностью, что наряду с громадной манипурной энергией, вложенной в их 
создание, в них участвуют также и энергии более высоких уровней (анахаты, 
вишудхи и т.д.), и понять это человеку манипуры чрезвычайно сложно, а попытки 
моделировать анахатную или вишудховскую энергию манипурной, как правило, 
проваливаются с треском.
Вообще, энергия каждого уровня это реакция на недоработки предшествующего, так 
что манипурная энергия оказывается весьма полезна и актуальна там, куда было 
вложено слишком много свадхистханной; аналогично, энергия анахаты нередко 
помогает там, где длительные манипурные усилия не приводят ни к каким 
существенным результатам.
Обучение. У человека манипуры сколько-нибудь содержательное обучение начинается 
тогда, когда вновь изучаемый предмет ему, что называется, раскладывают по 
полочкам. Для него очень важна ясность при освоении первоначальных понятий и 
связей между ними: когда она достигнута, то дальнейшее конструирование может 
пойти у него чрезвычайно быстро, но пока он не освоит основные элементы и связи 
между ними, путь вперед ему заказан. Обучая человека манипуры, не следует 
жалеть сил на первичную фазу обучения, а обучение погружением может быть для 
него чрезвычайно мучительным и долговременным; наоборот, обучение в 
классическом стиле, когда основные понятия вводятся отдельно и изолировано, а 
потом студент постепенно учится их комбинировать, сочетать вместе и таким 
образом составлять первые фразы - будь то изучение иностранного языка или 
искусство айкидо - такое обучение оказывается для человека манипуры наиболее 
эффективным. Когда он выучивает основные правила, его дальнейший прогресс и 
творчество в процессе обучения могут поразить опытного преподавателя. С другой 
стороны, ему может не хватить определенного рода интуиции, когда ему покажется, 
что в изучаемом объекте все уже в основном понятно: вполне может оказаться, что 
логика, скрытая в объекте, сильно отличается от той логики, которую он ему 
навязывает с помощью структур, появляющихся у него в голове, и такого рода 
ошибки иногда обнаруживаются довольно поздно и стоят студенту весьма дорого, 
когда в результате оказывается, что он изучил и освоил совсем не тот предмет, 
который собственно следовало бы изучать. Так студенты, изучающие астрологию, 
нередко довольно быстро выучиваются интерпретировать гороскоп, употребляя фразы 
собственно астрологического языка, но оказываются полностью беспомощными 
перевести их на язык, понятный клиенту:
- Мне не нравится ваш Марс, он весь такой квадратный.
- А что это значит? - в ужасе спрашивает клиент. - Что я должен с ним делать?
- Ну, это уж ваши проблемы, - несколько неопределенно отвечает начинающий 
астролог, оставляя клиента в полном недоумении. (Что же ему делать с его 
квадратным Марсом? Что это? Родимое пятно? А может, и того хуже: родимое пятно 
на его астральном теле?) Впрочем, сказанное относится к изучению не только 
астрологии, но и других психологических наук. Гораздо легче приклеить клиенту 
ярлык эдипова комплекса или неассимилированного интроекта, чем сказать, как 
избавиться от этого самого комплекса или помочь ассимилировать указанный 
интроект.
Представления о психике. Если человек манипуры не занимается специально 
психологией или самопознанием, то его представления о подсознании и структуре 
личности примерно таковы же, как и у человека муладхары, а именно: подсознания 
нет, а я есть я, и никаких сложностей и структур за этим не стоит. Если же 
человек манипуры начинает специально заниматься темой психологии, структурой 
устройства подсознания и структурой личности, он, конечно же, не удовлетворится 
простыми схемами, и его модели психики и личности будут достаточно сложными и 
многоуровневыми. Он вполне допустит существование у себя и у других людей 
различных субличностей, которые существуют почти незаметно для сознания, в 
разные моменты берут власть над его волей и, так сказать, гнут свою линию. 
Аналогичные представления он будет навязывать окружающим, а будучи психологом, 
попытается наложить эту структуру на своих пациентов, что для последних может 
быть совершенно непонятным и неадекватным, особенно если они сами относятся не 
к манипурному уровню, а, например, к свадхистханному или анахатному. Тем не 
менее, такового рода давление, идущее даже от сравнительно простых структур, 
как, например, тех, которые были у Фрейда или у Юнга, может оказаться для 
пациента достаточно серьезным, если он не только сознательно, но и 
подсознательно примет предложенную терапевтом структуру личности и подсознания, 
а также расстановку противоборствующих и взаимодействующих в нем сил. Если эта 
структура будет сравнительно адекватна, то процесс психотерапии может пойти 
успешно, но если она будет находиться в сильном противоречии с реальным 
устройством психики клиента, то у него могут возникнуть очень тяжелые 
негативные эффекты, проявляющиеся и во время, и много лет спустя после 
психотерапии.
Тело и пластика. Тело человека манипуры как бы состоит из различных, 
сочетающихся друг с другом частей. Он и лечиться предпочитает по частям: 
сегодня желудок, завтра тонкий кишечник, послезавтра толстый, а в воскресенье - 
прямая кишка. Двигается он так, что бросается в глаза движение его отдельных 
частей, а также их стыковка друг с другом (чем-то это напоминает движение куклы 
на веревочках). Ему не хватает плавности, характерной для свадхистханы и 
анахаты, но в то же время он может освоить любой танец, любое движение по 
составляющим его частям, и достаточно эффектно его исполнять. Если человеку 
свадхистханы может быть трудно или даже практически невозможно усвоить 
некоторые движения, то для человека манипуры не существует движений, которых он 
не мог бы при некотором труде воспроизвести, но органичного сочетания этих 
движений друг с другом в определенном танце, а главное, в естественном движении 
его собственного тела, при котором оно кажется вылепленным из одного куска, у 
него, как правило, не получается. Можно сказать, что он несколько угловат, но 
не так, как на муладхаре, - в человеке манипуры как бы больше суставов. Точно 
так же он взаимодействует с внешней средой и с различными предметам; его легко 
научить техническим навыкам, но ему трудно освоить искусство.
Уровни проработки
На варварском уровне проработки человек манипуры выбирает себе простенькую 
структуру из двух-трех элементов и парочки связей между ними и, что называется, 
на ней стоит, нагружая этой структурой подходящие и неподходящие объекты и 
настаивая на ней во всех случаях, а особенно в тех, когда этого не стоило бы 
делать. Это тот случай, о котором народная мудрость говорит: “Иная простота 
хуже воровства”. Это значит, что та простота видения и обращения с объектом, 
которую он себе позволяет, объект в лучшем случае уродуют, а в худшем - 
уничтожают, к большому удивлению самого человека манипуры: ведь он же все видел 
и делал правильно. Тем не менее, знание десятка объектов и двух-трех способов 
комбинирования позволяют этому человеку строить, пусть варварски, дома, в 
которых, пусть плохо, но можно жить, и социальные структуры, которые 
оказываются действенными, по крайней мере, в отношении функций угнетения, 
притеснения и доведения населения до уровня необходимого послушания. Самые 
жесткие тоталитарные режимы пользуются, как правило, весьма грубыми, но от 
этого не менее эффективными способами управления своими народами с помощью 
примитивных иерархических систем.
На любительском уровне человек манипуры уже понимает, что навязывать 
примитивную и произвольно взятую структурную модель объекту не самый лучший, да 
и не самый интересный способ поведения. Поэтому он некоторое время изучает 
объект, рассматривает и разбирает его разными способами на элементы, пытается 
выявить естественные связи, возникающие между этими элементами. Его модель уже 
носит отпечаток истинности, и на ее основе можно строить из тех же элементов 
новые искусственные объекты, которые будут обладать определенной живучестью в 
той же самой окружающей среде, особенно если на первичном уровне объект 
рассматривался не сам по себе, а в его природном окружении. Но основные акценты 
или пафос любительского уровня манипуры заключается не в качествах созданного 
объекта, а в самом полете фантазии человека, который на основе имеющихся у него 
“первичных кирпичиков” строит здания и сооружения, которых никогда не было в 
природе, и с восторгом предается самому процессу конструирования, а затем и 
эксплуатации этого сложного искусственного сооружения, ощущая себя 
Богом-творцом, а потом охранителем мира.
На профессиональном уровне проработки манипуры человек уже не только тщательно 
изучает экологию основательно изучаемого или проектируемого объекта, но и 
детально разрабатывает иерархию элементов и их взаимное управление и строит 
объект таким образом, что законы жизни разных его планов совершенно различны. 
При этом конструированию тонких планов он уделяет, может быть, даже больше 
внимания, чем конструированию плотных, несмотря на то, что последние видны 
лучше. Кроме того, он обращает большое внимание на связи как между разными 
элементами данного плана, так и между элементами разных планов. Его творения 
кажутся во многом совершенными, но все равно это не более, чем поделки 
ремесленника: настоящей жизни в них нет и не может быть. С другой стороны, как 
искусственные механизмы, которые помогают человеку в его жизни и деятельности, 
они могут быть очень полезными. Однако одной лишь манипурной энергии 
недостаточно для того, чтобы создать полноценный живой объект, для этого нужны 
энергии более высоких уровней.


Глава 4
Анахата
 
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N.N. прекрасный человек.
А. Пушкин
Конечно, не глава философского трактата, а вдохновенная поэма должна быть 
посвящена каждому эволюционному уровню. Автор этих строк, однако, стремится к 
максимальной точности и ясности своих описаний и поэтому избегает пользоваться 
метафорами сколько-нибудь систематически. Лишь иногда, когда они буквально 
просятся на язык, они появляются в тексте, вызывая, вероятно, оживление у 
читателя и огорчение у автора: ведь метафора это средство косвенно передать то, 
что не удается выразить прямыми словами.
Велика разница между эволюционными уровнями. Переход на следующий, как правило, 
вызывает шок: то, что казалось важным, ценным и содержательным, внезапно 
оказывается если и не ничтожным, то потерявшим свое былое значение, а важным и 
ценным становится то, о чем на предыдущем уровне человек даже и не задумывался. 
Кроме того, каждый уровень является в некоторой степени попыткой оправдать 
крайности предыдущего, и эта попытка делается с совершенно неожиданной стороны.
Анахатный объект. Первые три эволюционных уровня (муладхара, свадхистхана и 
манипура) были посвящены описанию и развитию объекта как такового в окружающей 
среде. Окружающая среда воспринималась на этих уровнях как нечто, объемлющее 
данный объект и при этом совершенно необъятное, чрезвычайно сложное и с трудом 
постижимое. Можно еще кое-что сказать о среде, окружающей объект на небольшом 
расстоянии от него, в той небольшой области этой среды, где происходит процесс 
жизнедеятельности объекта и куда направлены его связи; что же касается более 
широких областей, то они представляются невидимыми, загадочными и бесконечными, 
как по своей протяженности, так и по непознанности.
На трех высших уровнях (вишудхе, аджне и сахасраре) объект, наоборот, выступает 
не как часть окружающей среды, а как часть мира, который (мир) воспринимается и 
ощущается как принципиально постижимое целое и объект является частью, 
качеством или гранью этого целого.
Анахата же представляет уровень, промежуточный между низшими тремя и высшими 
тремя. Здесь окружающее пространство уже не является непостижимой средой, в 
принципе чуждой объекту, но, с другой стороны, не является понятным, постижимым 
и в принципе ограниченным миром: здесь ощущается дыхание внешнего мира как 
упорядоченного и одухотворенного космоса, но эти упорядоченность и 
одухотворенность проступают еще очень смутно. С другой стороны, объект на 
анахате ощущает себя уже прошедшим все три низших уровня (муладхара, 
свадхистхана и манипура) и, обладая всеми качествами синтетического, 
качественного и структурного объекта в среде, уже выходит за эти рамки, 
приобретая качества жизненности и благодатности. Жизненность здесь 
воспринимается не как умение плодить себе подобных, а как способность 
реагировать на любое воздействие окружающей среды по принципу резонанса, то 
есть воспроизводить вибрацию, похожую на ту, которая приходит из внешнего мира. 
На человеческом языке эта способность называется состраданием или, точнее, 
сопереживанием. Точно так же мир, окружающий анахатный объект, отзывается на 
каждое его движение, на каждое его переживание и вибрацию - таким образом, мир 
также оказывается сострадающим и сопереживающим. Это качество, которое мягко 
поддерживает объект в его судьбе, называется на человеческом языке благодатью.
Природа этой благодати объекту не ясна. Вообще, на анахате, хотя этот уровень и 
является следующим по отношению к манипурному, нет ясности, которая приходит с 
разделением объекта на элементы, и нет даже ясности, которая приходит с 
разделением внешнего мира на элементы и выявлением связей между элементами 
внешнего мира и элементами объекта. Эта информация, которая на манипуре кажется 
исчерпывающей, при переходе на анахату кажется не только бесконечно бедной и 
недостаточной, но и в принципе не адекватной состоянию анахатного объекта, а 
также отношениям, которые устанавливаются между ним и внешним миром.
На анахате объект живет как сложное, многосоставное, но тем не менее единое 
целое, раскрытое к среде, и всякая вибрация внешней среды вызывает тотальную 
реакцию анахатного объекта; и наоборот, каждая вибрация, каждое изменение в 
анахатном объекте вызывает ответную вибрацию окружающего мира, всего мира 
целиком. Причем эта реакция является заинтересованной и благожелательной, то 
есть внешний мир оказывается наделенным некоторым аналогом (пусть смутного) 
сознания, и это сознание окружает объект любовью или благодатью. В свою очередь,
 объект несет любовь и благодать внешнему миру, и в основе самой возможности 
такого рода обмена благодатью, или анахатной энергией, является взаимная 
открытость. Объект, сохраняя свою целостность, сохраняя свои части, тем не 
менее оказывается непостижимым образом раскрыт к внешнему миру, а внешний мир 
оказывается открыт по отношению к объекту.
Таким образом, на анахате восприятие объектом внешнего мира одновременно и 
синтетично, и качественно, и предметно, то есть внешний мир воспринимается и 
как единое целое, и как носитель всевозможных качеств, которые также есть в 
объекте, и как составленный из элементов, которые похожи на элементы, из 
которых составлен объект. В то же время анахатное восприятие не фиксируется ни 
на одном из этих трех уровней; оно как бы имеет в виду эти три уровня, но все 
они не суть главные и воспринимаются как бы боковым зрением, а основным 
моментом взаимодействия объекта и внешнего мира является то, что мы называем 
сопереживанием, сочувствием и взаимным обменом благодатью или, на человеческом 
языке, любовью.
Когда объект переходит на анахату, он не теряет ни цельности, ни качеств, ни 
предметности, но все это перестает быть для него главным, а главным оказывается 
то, что перед ним открывается мир, исполненный любви, и там, где самому объекту 
не хватает благодати, он ее получает из мира, а там, где любви или благодати не 
хватает миру, там у объекта возникает стремление передать ему их. Причем нести 
эти любовь и благодать нужно не слишком конкретно, не инструментально, а самим 
своим бытием. Таким образом, любовь не есть передача на предметном уровне и она 
не есть передача на качественном уровне, она есть естественный продукт жизни 
объекта на анахате. Вокруг него, там, где он живет, имеется облако благодати, 
которое распространяется в окружающий мир, а окружающий мир естественно его 
воспринимает - так, не думая об этом, благоухает цветок.
Какова же эта таинственная энергия благодати? Описывать неописуемое - задача не 
из легких, и лучше всего, если читатель сам вспомнит моменты своей жизни, когда 
ему было хорошо, и он чувствовал, что окружающему пространству нужно именно это.
 Но все же, рискуя оказаться субъективным, автор попытается дать некоторое 
описание благодати как энергии анахаты.
Прежде всего, анахата не предполагает никакой слишком четко очерченной цели. 
“Надо жить!” - а как именно это следует делать, на анахате нет никаких четких 
правил и инструкций; в частности здесь нет ни эгоизма, ни альтруизма как четко 
выраженных категорий. На бытовом языке можно приблизительно сказать так: 
объекту хочется расположиться в мире таким образом, чтобы и ему самому, и миру 
было хорошо (приятно, удобно, легко - здесь годятся любые неспецифические 
положительные качества или определения). Йоги для этого состояния употребляют 
слово “ахимса” (непричинение вреда, ненасилие), и на анахате это оказывается 
возможным. Точнее говоря, то, что на других уровнях кажется вредом и насилием, 
здесь неожиданно перестает видеться таковым, и это нужно очень хорошо понять. 
То, что с объектом (человеком) происходит, ущемляя его каким-либо образом на 
качественном или предметном уровне, будучи рассмотрено в интегральной картине 
судьбы объекта (человека) и судьбы мира, оказывается исполненным глубоким 
смыслом и, в конечном счете, любовью. Однако эту любовь не так легко увидеть и 
воспринять, особенно находясь на иных эволюционных уровнях, в том числе и более 
высоких, чем анахата.
Благодать вызывает к жизни такие качества как естественность, непринужденность, 
обаяние - то, что, с точки зрения обычного человека, облегчает жизнь. 
Органичность, своевременность, уместность, чувство меры - все это анахатные 
качества, если они достигаются без особых усилий, в рамках жизни объекта и его 
естественно возникающих связей с окружающим миром. Здесь очень важно, что 
энергия благодати не предполагает существенных изменений ни в объекте, ни в 
мире ни на синтетическом, ни на качественном, ни на предметном уровнях. Это 
энергия, которая помогает объекту расположиться в мире удобно, комфортно, 
увеличив количество любви и в нем самом, и в мире, но не изменяя существенно ни 
того, ни другого. На уровне анахаты в этом нет необходимости: мир исполнен 
благодати, объект исполнен благодати, и не существует никакой конкретной цели 
ни развития, ни движения, ни существования объекта (и мира). Однако существуют 
различные виды благодати, и объект может выбирать свое поведение и 
взаимодействие с миром так, чтобы ощутить ее в той или иной части себя или мира,
 и в этом его свобода. Здесь нет возможности сделать что-либо плохое, так же 
как и что-либо хорошее - просто на анахате нет этих категорий.
На анахате связь объекта с миром осуществляется неспецифическим образом, через 
поток благодати, который может проявляться на синтетическом, качественном или 
предметном уровнях, давая им особое звучание, а может идти и помимо них. На 
анахате нет единства объекта с миром, но оно и не ставится целью. Что касается 
различных проблем - как своих, так и внешнего мира - они есть, но они и 
необходимы как объекту, так и миру, а без них были бы другие проблемы, или 
благодать была бы иной. Проблемы вносят в жизнь как бы определенный вкус, и 
анахата предполагает снятие наиболее острых противоречий и других проблем, но 
не путем, так сказать, хирургического вмешательства (да для этого и нет никаких 
инструментов), а чисто терапевтически. Если у вас бессонница, вы можете 
попытаться найти другое положение на кровати, если же это у вас не получается, 
попробуйте найти глубокий смысл в своей бессоннице. Может быть, это бегут 
последние сутки вашей жизни - как же много вам предстоит еще пережить в течение 
этой ночи!
Человек анахаты
Самое точное определение, которое существует для него в русском языке, это 
блаженный. Однако это слово получило в ХХ веке не вполне правильное значение, 
поэтому автор не будет им пользоваться, к некоторому ущербу для стилистики этой 
главы.
Религиозность. Если спросить человека анахаты, в чем его символ веры, он скорее 
всего, скажет: “Бог есть любовь, и нет никакого Бога, кроме нее”. И для него 
эти слова исполнены очень глубокого смысла и совершенно конкретного содержания, 
которое ускользает от людей других эволюционных уровней. Поток благодати, 
который Лао-Цзы называл дао, пронизывает весь мир и самого человека анахаты, 
оставаясь не ощутимым обычными органами чувств; тем не менее этот поток 
ощущается им очень реально, не менее реально, чем те восприятия, которые 
приходят к нему через зрение, осязание, слух и вкус.
Человек анахаты живет в Боге; точнее говоря, он живет в постоянном религиозном 
ощущении благодати, которая идет к нему и в окружающий его мир и имеет не 
только энергетический, но и информационный аспект, например, подсказывает ему 
(как правило, очень ненавязчиво), что ему следует делать и как ему следует 
вести себя в этом мире. Он, конечно же, может вести себя по-другому, но будет 
лучше, если он будет вести себя так, как подсказывает ему благодать. Если он 
будет вести себя по-другому, Бог не огорчится, но ощущение комфорта, благодати 
и для себя и для мира станет для человека анахаты несколько беднее, чуть более 
скудным, хотя, безусловно, никуда не денется и не исчезнет.
Основное качество Бога для человека анахаты это то, что Бог исполнен любви и Он 
всеблаг, то есть все, что Он делает, есть благо для мира, хотя иногда кажется, 
что сейчас это не так; в действительности, по большому счету, если рассмотреть 
жизнь в целом, то всегда окажется, что все, что происходит с человеком, идет 
ему же на пользу и для него хорошо. Есть, однако, особые качества, которые 
представляется человеку анахаты наиболее важными и несущими возможность 
богосотрудничества, богосотворчества - это открытость и отзывчивость. Бог в 
наибольшей степени может послать поток благодати человеку или объекту, которые 
полностью раскрыты к окружающей среде и настроены на сопереживание ей, и то же 
условие дает возможность человеку в максимальной степени проявить свою 
благодать и дать ее миру в тех местах, где мир особенно в ней нуждается. Если 
человек открыт, если он постоянно прислушивается к внешнему миру и сопереживает 
ему, то тот же самый поток благодати приведет человека именно в то место и в то 
время, когда его личная, свойственная ему благодать, будет в наибольшей степени 
необходима миру и будет воспринята с наибольшей естественностью и возвратной 
любовью.
Кармы на уровне анахаты не существует, точнее говоря, не существует кармы в ее 
сколько-нибудь внятном понимании как закона причин и следствий. Как жизнь 
объекта, так и жизнь окружающего мира рассматриваются на анахате в целом, и 
поскольку такое рассмотрение находится вне возможностей человеческого разума, 
то и сколько-нибудь определенно сказать, какие причины вызывают какие следствия,
 здесь невозможно. Здесь, скорее, главенствует не идея справедливости и 
справедливого возмездия, а идея искупления верой или благодатью. Как бы ни были 
тяжелы обстоятельства жизни и то, что на других уровнях называется грехами 
человека, если он найдет свой поток благодати, то этот поток очистит его от 
любой скверны, от любых прегрешений и он во веки пребудет в Божественной любви. 
Никакого понятия “греха” на анахате не существует, там возможно лишь 
представление о том, что поток благодати несколько худеет и как бы понижает 
свое качество, но и это, с точки зрения анахаты, есть необходимый для человека 
опыт, который надо принять и прожить соответствующую часть жизни, воспринимая 
его как особый Божественный дар. Никто не говорит, что это легко, но то, что 
человек приобретает в результате подобного отношения, есть ни с чем не 
сравнимая ценность, которая приобретается только таким образом и никаким другим.

Этика. Этика анахаты это в первую очередь ненасилие, но о нем можно говорить 
лишь условно, поскольку всякое явление человека или другого объекта в любую 
ситуацию уже является воздействием на эту ситуацию и определенным насилием над 
ней; таким образом, ненасилие анахаты есть ненасилие с манипурной точки зрения, 
что же касается энергии, которую человек анахаты вносит в мир, то она может 
быть очень велика и воздействует на него достаточно сильно и во многих случаях 
весьма определенно. Сам он воспринимает себя как сосуд Божий, то есть ощущает 
поток Божественной любви и благодати, идущий через него, как не имеющий к нему 
особенного отношения, - но это, конечно же, не так. Вся структура его личности 
и индивидуальности, все качества, которыми он обладает, модифицируют его любовь 
и делают ее вполне определенной, и то же можно сказать о потоке благодати, 
который идет из мира к нему.
Говоря на обычном языке, человек анахаты хочет, чтобы всем было хорошо, и у 
него есть большой потенциал для того, чтобы смазывать заржавевшие шестеренки 
кармы, для того, чтобы смягчать противоречия, делать антагонизмы не такими 
острыми, а сотрудничество, идущее со скрипом, превращать в гладкое. Все это 
происходит в его присутствии, но совсем не обязательно при его прямом 
посредничестве. Вообще, анахата предполагает неуловимо тонкое по сравнению с 
манипурой действие, и чаще всего на материальном плане этот человек не 
появляется слишком надолго и его действия неочевидны: на социальные ситуации 
воздействует его мягкая улыбка и тихий голос, который производит сильное 
впечатление на окружающих, но это впечатление идет не от самого человека, а 
лишь косвенно связано с ним. Он вызывает у окружающих определенный отзвук во 
внутреннем мире, и они на минуточку делаются лучше, добрее, а иногда в них 
может пробудиться совесть или обостриться чувство долга, дремавшее в течение 
многих лет.
Человек анахаты обособлен в мире, он не сливается с ним и, более того, не 
ставит это своей целью. Он несет в мир то, чего в мире нет, и поэтому должен 
быть от него отличен; с ним трудно войти в слишком плотный контакт, он его 
всегда избегает. Для него характерна непривязанность и к синтетическому, и к 
качественному, и к предметному уровням, он не настаивает на своем имени, на 
своих добродетелях или пороках, он не привязан к материальному плану бытия. 
Главное для него это его благодать, и если она уходит из какого-либо объекта, 
он спокойно расстается с ним; если она частично уходит вместе с каким-либо 
объектом, он терпеливо ждет, пока она не появится в новом виде или ищет ее в 
тех местах, куда его ведет его жизненный поток.
Модальности времени. Анахата это уровень, на котором начинают происходить 
чудеса. При сильном включении анахатного потока обычные 
пространственно-временные ограничения, свойственные первым трем эволюционным 
уровням, перестают действовать. Человек может оказаться в любом другом месте, 
или другом времени просто силой благодати, которая ведет его по миру: там, где 
его благодать нужна, там он и оказывается. Пространственные и временные 
ограничения действуют на него гораздо слабее, в каком-то смысле на анахате их 
нет.
Очень своеобразно анахатная энергия проявляется в отношении человека к прошлому,
 как своему, так и других людей. Свет любви, обращенный в прошлое, способен 
полностью переменить его видение, изменить перспективу таким образом, что 
прошедшее перестает его мучить, а вместо безобразного начинает казаться если и 
не прекрасным, то, во всяком случае, необходимым и органично присущим его 
судьбе. Вообще, уровень связности как собственной судьбы, так и мира, который 
может быть явлен человеку на анахате, существенно превосходит тот уровень 
связности, который достигается или, можно сказать по-другому, утрачивается на 
манипуре.
На муладхаре сам по себе объект связен, так как он представлен лишь своим 
именем, представлен как таковой; на свадхистхане объект облекает себя системой 
качеств и тем самым теряет связность, поскольку эти качества не образуют единой 
системы и поскольку сущность объекта отлична от набора его качеств, и тем самым 
сущность отделяется от качеств. Еще больше эта несвязность развивается на 
манипуре, где объект оказывается состоящим из большого количества частей и 
элементов и, несмотря на то, что между ними имеются многочисленные связи, 
ощущение единства в очень большой степени ослабевает. На анахате объект 
оказывается единым, и хотя это ощущение единства еще очень смутно, но, что 
оказывается важнее, единым становится и окружающий мир. При сильном анахатном 
включении у человека пропадает разница между собой и миром, они как бы 
сливаются в смутное, но единое целое.
В той же мере, в какой человек анахаты способен изменять свое прошлое, любовно 
вглядываясь в него, он способен и предвидеть будущее, как свое, так и чужое. 
Это видение, однако, не слишком конкретно. Оно, как и все на анахате, дается 
ему не как систематически действующий фактор, то есть не как инструмент, 
который никогда не дает сбоев (что характерно, например, для вишудхи), но как 
спонтанно возникающее откровение, приоткрывающее человеку анахаты на мгновение 
ту или иную часть будущего и дающее связь его с настоящим, - однако власти над 
подобного рода видением у человека анахаты нет. Оно дается ему спонтанно, почти 
независимо от его воли и в качестве одной из разновидностей благодати, которую 
непрерывно посылает ему мир; однако характер или качество этой благодати 
человек почти не регулирует. Впрочем, ему свойственна непривязанность, то есть 
человек анахаты не застревает на том, на чем фиксируется человек муладхары, 
анахаты, манипуры: он не застревает на своих взаимодействиях с окружающей 
средой, которая никогда не кажется ему критической и требующей полного 
сосредоточения для выживания, он не застревает ни на своих качествах, ни на 
предметном содержании своей жизни, и поэтому он непривязан; с точки зрения 
манипуры, он необыкновенно свободен, его трудно ухватить за бока и развернуть 
нужным образом. Непостижимым образом он всегда оказывается чуть поодаль, чуть в 
стороне от любых сетей и арканов, которыми свадхистханный и манипурный мир 
привязывают к себе человека.
Человек анахаты в принципе равно положительно относится ко всем трем фазам 
времени; однако фаза растворения привлекает наибольшее его внимание, так как во 
многих случаях именно уход из жизни переживается людьми и другими существами 
наиболее драматично, и здесь его способность к сопереживанию и смягчению своей 
благодатью их страданий весьма актуальна. На втором месте для его внимания 
находится фаза творения, где только что родившийся или нарождающийся и 
беспомощный объект нуждается в его благотворном внимании и любви, и на третьем 
месте, но также достаточно для него значимом, находится фаза осуществления, где 
любовная поддержка и благодать нужны для нормальной жизни и осуществления 
своего предназначения любому объекту, а иначе фаза осуществления быстро 
переходит в фазу растворения (развоплощения), причем довольно жесткого и 
деструктивного порядка.
Логика человека анахаты тоньше, чем строгая логика манипурного уровня. Он умеет 
увидеть щели и дефекты этой логики и, в целом признавая ее там, где она 
справедлива, умеет подняться над ней и сделать чуть-чуть другие, но несравненно 
более точные, чем те, что подсказывает логика манипуры, выводы. Иногда эти 
выводы оказываются прямо противоположными тем, что подсказывает последняя, но 
последующее развитие событий показывает, что его логика выше, тоньше и точнее; 
дефекты манипурной логики, которая есть не более, чем грубое моделирование 
более тонких ментальных слоев, иногда приводит ее к совершенной бессмыслице; с 
анахатной логикой такого не случается. Она более интуитивна, но и более чиста, 
более тонка, более точна. Это не значит, что она игнорирует логику манипуры, 
скорее она на нее опирается, но лишь в тех случаях, когда это необходимо и 
полезно, но она к ней не привязана.
Любимые роли, герои и сюжеты. Любимый герой человека анахаты это добрый 
волшебник, появляющийся в сказке лишь изредка и воздействующий на окружающий 
мир непостижимо легким, но в то же время нужным способом. Другой пример это 
добрая фея, которая наделяет героя определенными качествами или снабжает его 
талисманами, которые в нужный момент производят неочевидное, волшебное, но 
жизненно необходимое для него действие. Анахатного героя трудно рассмотреть: он 
появляется ненадолго, делает точно то, что от него требуется, и исчезает. В то 
же время силы, которыми он обладает, превосходят силы обычного здравого 
манипурного мира и часто действуют через случайность.
Вообще, случайность в глазах мира анахаты это прямое проявление Божественной 
воли. Бог анахаты тонок, он стоит за очевидно видимым планом происходящего, 
вмешиваясь очень деликатно и ненавязчиво, всегда предоставляя человеку манипуры 
возможность интерпретаций и сомнений в том, действительно ли это Его прямое 
участие или же это случайно сложившиеся обстоятельства. Для человека анахаты, 
однако, сомнений нет, вся его жизнь как бы устлана соломкой, и особенно толстым 
ее слоем в тех местах, где он падает. Когда он волей судьбы темной ночью идет 
по лесу, то буря, которая ломает деревья, никогда не повалит дерево прямо ему 
на голову - скорее дерево упадет на его пути незадолго до того, как он по нему 
пройдет - и ляжет точно через глубокую пропасть, которую ему нужно преодолеть. 
Если человек анахаты психолог, то в ночь перед приходом особенно трудного 
пациента ему приснится сон, в котором основная проблема этого пациента вместе с 
ее решением будет представлена в символическом, но достаточно ясном для него 
виде. Если человек анахаты администратор, то эффективность его работы всегда 
будет немного выше, чем это было бы естественно для человека манипуры, 
поскольку обстоятельства, как правило, будут у него складываться чуть более 
удачным способом, чем можно было бы предполагать.
Удача, или счастье, - естественные для человека анахаты понятия, он на них 
твердо рассчитывает и в тех случаях, когда они ему изменяют, не пытается 
обойтись без них, а прислушивается к своим тонким ощущениям и размышляет на 
тему о том, что же он неправильно понимает или делает, и каким именно образом 
ему следует изменить свое понимание и деятельность так, чтобы остаться верным 
своему благодатному потоку. Например, если вы пожалуетесь ему, что у вас где-то 
болит, он вам посочувствует, может быть, погладит по больному месту; если вам 
этого мало, и вы от этого не утешились, а боль не прошла - ну что ж, значит, 
помочь вам не в его силах, и бросив вам на прощание сочувствующую улыбку, 
человек анахаты отправляется утешать других. Со стороны его поведение может 
выглядеть как скрытая жестокость, но это не так: с этого человека действительно 
не возьмешь больше, чем он может вам предложить, и если вы попытаетесь выжать 
его до последней капли, вы можете ощутить на себе, как работает защита его 
благодати: в вашей жизни начнут происходить немотивированные, но весьма 
неприятные события, которые заставят вас отвести свое потребляющее внимание от 
этого человека, и он получит возможность уйти восвояси без всякой борьбы с вами.

Мироощущение и мировоззрение. Человек анахаты считает, что мир, такой, какой он 
есть, совершенен и исполнен благодати; при этом ему не вполне понятно, что 
означает слово “совершенство”, он ощущает это интуитивно. В действительности он 
чувствует сильный поток благодати, который преображает для него мир так, что 
понятия совершенства и несовершенства как бы перестают быть актуальными и 
противоположными. С его точки зрения, можно считать несовершенство низшей 
ступенью совершенства; можно сказать, что страдание - необходимая часть жизни, 
делающая ее полной и глубокой. Для кого-то эти мысли могут прозвучать как 
издевательство, но для человека анахаты они представляют несомненную и 
очевидную реальность и истину. Не то чтобы он был чужд страданиям или чувству 
несовершенства, но количество благодати, идущее через него, настолько велико, 
что его страдания и несовершенство не становятся существенными в его жизни; 
основным ее фактом является Божественная благодать, равно присущая миру во всех 
его качествах и частях.
Особенным центром благодати он считает (и чувствует) самого себя. Он ощущает 
себя отделенным от мира и в то же время его неотъемлемой частью; однако это его 
чувство достаточно туманно и, как сказал бы человек манипуры, и не основано ни 
на каком конкретном содержании; тем не менее, это обстоятельство для него 
совершенно очевидно и в доказательствах не нуждается.
Человеку анахаты свойственен особый тип эгоцентризма: он ощущает себя носителем 
совершенно особого вида благодати и особого типа восприятия мира, которое 
свойственно ему и только ему; поэтому для него отнюдь не безразлично, в какой 
части мира он находится, какой аспект мира он воспринимает и на какую часть 
мира направлены его внимание и благодать. Он ощущает особую ответственность и 
за первое, и за второе, и за третье, и для него очень важна свобода перемещения 
в мире, свобода перемещения внимания и управления им. Теряя эту свободу, 
привязываясь к тем или иным объектам или формам, человек анахаты чувствует, как 
его временно покидает его благодать и старается сделать так, чтобы она 
вернулась. Если он чувствует, что это не зависит от его воли, он будет смиренно 
ждать, подчиняясь обстоятельствам, если же поток благодати шепнет ему, что ему 
нужно изменить положение в пространстве или способ мышления или мировосприятия, 
он это безусловно сделает.
С анахатой часто связывают или даже отождествляют любовь-жалость; однако это 
следует правильно понимать. Жалость в обычном человеческом понимании это не 
совсем та эмоция, которую испытывает человек анахаты; скорее он может 
чувствовать со-жаление, но и эта эмоция не воспринимается им как негативная, а 
скорее как указывающая на объект, нуждающийся в его внимании и благодати.
Его энергия это милость, сочувствие, благодать, сопереживание. Со стороны может 
показаться, что это очень мало, но это и очень много, если иметь в виду, что 
эти энергии человек излучает не какой-либо своей частью, а всем своим существом,
 то есть он полностью переживает и проживает ситуацию внутри себя и лишь после 
этого способен ощутить ее благодать или, наоборот, дать ей часть своей 
благодати. Это тотальная открытость миру находится в противоречии с 
непривязанностью, которую человек анахаты демонстрирует по отношению к 
проявленному, предметному и к качественному мирам, однако в действительности 
это две грани одного и того же явления.
Инстинкт самосохранения у человека анахаты очень своеобразен. Он включается 
задолго до того, как жизни этого человека начинает угрожать какая-то реальная 
опасность. Прежде всего он чувствует утрату своего потока благодати, и эта 
утрата воспринимается им чрезвычайно болезненно. В поисках своего Бога, своей 
любви он может предпринимать отчаянные усилия, жертвуя тем, что, с его точки 
зрения, малосущественно, а именно, основными ценностями, представленными на 
первых трех эволюционных уровнях: он может жертвовать своими частями, своей 
структурой, своими качествами, даже рисковать своим целостным бытием и именем, 
лишь бы снова обрести свою благодать. Если же ее поток устойчив, то у человека 
анахаты нет страха и привязанности к тем защитным механизмам, которые 
свойственны, например, манипуре. Он может спокойно уйти из дома, не заперев за 
собой дверь, или отправиться в поход, не захватив с собой ни палатки, ни 
спального мешка, рассчитывая на помощь добрых людей и счастливых обстоятельств, 
и обычно эти его надежды оправдываются. Впрочем, на слишком рискованную 
авантюру или сверхнапряженную ситуацию он обычно не пойдет: анахата не склонна 
прямо включаться в ситуации, свойственные муладхаре, и если человек анахаты в 
этих ситуациях и появляется, то, как правило, ненадолго и включается в них не 
слишком глубоко.
Работа. Деятельность человека анахаты, как правило, служит как бы ширмой для 
его истинных целей, и в первую очередь для восприятия мировой благодати и 
трансляции своей благодати в мир - туда, где он в ней нуждается. При этом сама 
его деятельность социальными глазами, например, глазами человека свадхистханы 
или манипуры, может быть любой - но, как правило, это не слишком жесткие и 
жестокие занятия. Например, вряд ли человек анахаты будет работать на 
скотобойне - скорее он будет садоводом, акушером, школьным учителем или 
воспитателем детского сада. Такие люди редко становятся участниками манипурных 
форм познания и управления действительностью; для них характерно 
пассивно-созерцательное отношение к миру и склонность активно реагировать лишь 
в ситуациях, когда мир ставит их в совсем уже безвыходное положение - так, по 
крайней мере, может показаться внешнему наблюдателю. Дело в том, что основная 
работа (если можно так выразиться) человека анахаты это максимально полное 
восприятие любой ситуации, в которой он оказывается, ее внутреннее переживание 
и ответ - но ответ не столько делом или словом, которые исправят эту ситуацию, 
сколько любовью и благодатью, которая начинает исходить от этого человека, и 
качество этой любви должно быть точно тем, которое необходимо для того, чтобы 
смягчить данную ситуацию и гармонизировать ее. Слово “гармония” в данном случае 
не означает отсутствие конфликтов и острых углов: человек анахаты понимает 
гармонию глобально, то есть не в рамках данной ситуации, а в пределах всей 
жизни объекта и мира. Периодические грозы и камнепады так же необходимы горам, 
как идиллические овцы и коровы - заливным равнинным лугам, поэтому благодать в 
горных условиях смотрится и переживается совсем иначе, чем на равнине, и 
человек анахаты это хорошо понимает.
Ответственность человека анахаты сильно отличается от ответственности человека 
манипуры. Если человек манипуры склонен отвечать по конкретным пунктам, которые 
заранее оговорены, то человек анахаты отвечает в первую очередь за ту благодать,
 которую, как он ощущает, он должен нести в данную ситуацию, и если она 
теряется, он считает, что своей функции не выполнил, если же она сохранилась, 
то несмотря на то, какие конкретные обстоятельства сопровождали жизнь объекта, 
он считает, что его функция выполнена. С ним может быть даже труднее 
договориться, чем с человеком свадхистханы, поскольку человек анахаты не 
привязан даже к конкретным качествам - но если он берется за некоторое дело, и 
его судьба, его Бог потребуют его устойчивого присутствия и исполнения 
определенных обязанностей, он выполнит их лучше и точнее, чем даже человек 
манипуры на профессиональном уровне.
Свобода. Логику человека анахаты внешними глазами понять трудно. Иногда 
какая-то неведомая сила удерживает его около людей или ситуаций, где ему 
видимым образом лучше бы не быть - по крайней мере, он теряет там очень многое 
и ничего не приобретает. С другой стороны, попытки искусственным образом 
привязать его к себе оказываются, как правило, бесплодными - на соблазны 
обычного рода он не покупается. Но самое главное, с ним очень трудно 
устанавливать постоянные связи с помощью обычно принятых в обществе приемов 
манипурного типа: идя на контакты внешне, он оказывается внутренне к ним 
непривязанным, и легко рвет такие связи, которые для других были бы крепче 
железа. Призывы, прямые или косвенные, к его милости, жалости, состраданию 
далеко не всегда оказываются действенными; дело в том, что он подчиняется лишь 
истинному состраданию, когда ему есть, чем сострадать и когда он ощущает в себе 
источник благодати, необходимой для другого человека или какой-либо внешней 
ситуации. Если же он чувствует, что у него этой благодати нет, он спокойно 
уходит, и совесть его не тревожит. У него может быть некоторое сожаление, 
связанное с тем, что его благодать оказалась не нужна или не воспринята; но, с 
другой стороны, считает, что это означает, что он нужен в другом месте, а этим 
людям или ситуациям нужна другая энергия, которой он в данный момент не 
располагает, и это развязывает ему руки. Во всяком случае, идея о том, что он 
может внутри себя волевым образом выработать ту энергию, которая нужна в данной 
ситуации, ему совершенно чужда: уж что у него есть, то и есть, а чего ему Бог 
не дал, того уж не дал, и он над этим не властен; скорее он должен благодарить 
Бога за то, что Он ему дает, не подвергая это никакому пересмотру или сомнению.
Слабые места человека анахаты связаны с его неконкретностью - не то, чтобы 
неумением, а скорее нежеланием говорить с миром на предметном языке, то есть на 
языке элементов и структур (манипура) или форм (вишудха). Он видит мир как 
целое, но это видение ему очень трудно передать другим; он ощущает свою 
благодать и потребность в ней мира совершенно реально, но миру, который 
находится на других уровнях, его видение несвойственно и, как правило, чуждо. 
Человеку анахаты очень трудно переходить даже на соседние уровни: манипура для 
него скучна, а вишудха слишком трудна; предпринимать систематические усилия для 
формообразования совершенно не его стиль и он, за очень редкими исключениями, 
этим не занимается, даже если это необходимо по ситуации. Он твердо надеется, 
что благодать все сделает сама, и это безусловно происходит, но в таком случае 
нередко оказывается, что человек анахаты перекладывает свою тяжесть на чужие 
плечи.
Другим слабым местом человека анахаты является неспецифичность всех его 
положительных качеств и действий. Будучи внимателен к миру в целом, он с трудом 
сосредоточивается на какой-либо его конкретной части или аспекте: он всегда 
растекается мыслью по древу; это касается и его внутреннего мира, и внешней 
реальности. Ему трудно найти и истребить в себе внутренних паразитов: это, как 
правило, требует подробно-манипурного взгляда, который ему уже неинтересен; он 
надеется, что благодать поставит их в такие условия, что его паразиты окончат 
свою жизнь просто ввиду невыносимости для них окружающей среды, но это 
происходит далеко не всегда, а посмотреть на что-либо или на кого-либо как на 
своего прямого врага для человека анахаты практически невозможно. Он так или 
иначе пытается выстроить с ним какого-то рода отношения, даже в тех случаях, 
когда человеку или обстоятельствам надо твердо указать на дверь. Впрочем, в 
редких случаях к нему приходит Божественный гнев, и тогда он может испепелить 
своего обидчика на месте - но это совершенно нетипичное для него поведение: 
прямое разрушение это не его стиль.
Общение. В принципе человек анахаты не склонен афишировать свою “анахатность”; 
он старается вести себя так, как это делают его окружающие, то есть 
подстраивается под ситуацию. Но, как правило, речь его мягкая, в его словах не 
бывает жестких и слишком определенных эпитетов, он всегда старается встать на 
точку зрения собеседника и воспринять ее; сам того не замечая, он начинает 
употреблять обороты и особенности речи, свойственные его окружению. Его 
знакомым и партнерам может казаться, что он под них старательно подстраивается, 
но это не так, и такое его поведение не означает специфического интереса и 
внимания: скорее, это общий стиль его жизни.
В личном общении человек анахаты может быть удивительно тонок, но иногда, когда 
благодать поворачивает его внимание в другую сторону, поразительно равнодушен и 
невнимателен, и очень трудно понять, от чего же зависят такие скачки в его 
поведении. Проработанные типы, впрочем, редко бывают совсем невнимательными, но 
предугадать те аспекты вашего поведения, которые привлекут максимальное и 
любовное внимание человека анахаты, чрезвычайно сложно. Иногда он может 
полностью проигнорировать ваши, казалось бы, отчаянные проблемы, а иногда 
уделить много внимания, как вам покажется, несущественным аспектам и мелким 
сложностям вашей жизни. Отношение к критике у человека анахаты внешне 
внимательное, так как он вообще внимателен к окружающему пространству, но он 
редко принимает критику достаточно глубоко внутрь себя. Если он сочтет, что 
через вас говорит его Бог, то он, наоборот, воспримет ваши слова больше, чем на 
сто процентов, но так бывает редко; как правило, для того, чтобы сказать ему 
что-то существенное, вам нужно понять и постичь его весьма глубоко, а это 
требует значительного времени и усилий, да и то это чрезвычайно сложно, 
особенно если вы находитесь на уровне, отличном от анахаты. Критика с позиции 
вишудхи, касающаяся недостаточного его оформления в мире, будет им воспринята 
как справедливая, но для него не актуальная. Критика с позиции манипуры будет 
воспринята им, наоборот, как поверхностная и не относящаяся к его жизни. 
Единственное, что его интересует, это его собственная благодать и благодать 
окружающего мира, и если вам удастся скорректировать его в этом отношении, он 
будет вам признателен, а может быть, даже будет смотреть на вас как на своего 
учителя.
Обучение. Человек анахаты будет легко учить то, что освещено для него светом 
любви; этому он будет учится легко, и учителям будет казаться, что он всегда 
знал этот предмет, настолько быстро и успешно будет он его осваивать. Наоборот, 
если любви, причем не просто любви, а той, которая нужна лично ему, 
преподаватель предмета ему не предлагает, то обучение будет для него сущей 
пыткой - в особенности если изучаемый предмет предполагает большую манипурную 
энергию для своего изучения, то есть сложен структурно. Если же за изучаемыми 
объектами и структурами он увидит и ощутит благодать, они будут освоены 
молниеносно: у него обнаружится и прекрасная память, и способность осваивать 
необходимые навыки. Однако он всегда будет стараться ощутить нечто, стоящее за 
элементами изучаемого предмета, за техническими навыками и то, что будет его 
интересовать, не всегда будет понятно его учителям. Вопрос: “Ты понял?” - для 
него означает не “запомнил” и не “усвоил” в смысле “способен точно 
воспроизвести”, а “ощутил Божественное присутствие за осваиваемым материалом”, 
и пока человек анахаты не ощутит этого Божественного присутствия, он будет 
вникать и входить в предмет все глубже и глубже, пока, наконец, свет 
Божественной истины не озарит ему изучаемое поле знаний или умений. Это 
обстоятельство для него более чем очевидно, хотя может быть совершенно неясно 
его учителям и преподавателям. Им может быть непонятно, чего же он, собственно 
говоря, ищет, когда он задает свои вопросы. Тем не менее, они для него 
достаточно актуальны, и если учитель не может на них ответить, то ученик 
анахатного уровня может в нем быстро и безнадежно разочароваться. Вообще, в 
учителе человек анахаты ищет не знаний, а Божественного света, который несут 
его знания, и если этого света в самом учителе не чувствуется, то ученик, 
скорее всего, к нему добровольно не пойдет или станет учиться исключительно 
из-под палки, но и она ему не поможет, и он останется в глазах учителя тупым и 
бездарным.
Представление о психике. Свойственные человеку анахаты психологические 
концепции радикально отличаются от тех, которые были на предыдущих эволюционных 
уровнях. Здесь психика и подсознание, с одной стороны, и внешний мир, с другой, 
видятся уже не разделенными нерушимой стеной, а, скорее, отделенными друг от 
друга лишь символически. Для человека анахаты характерно мнение (и это мнение 
находит подтверждение в его повседневной жизни), что внешний мир 
разворачивается к нему таким образом, чтобы наиболее точно подчеркнуть и 
описать ему его внутреннее психологическое состояние: “Если я добрый, то и мир 
ко мне добр, если я стремлюсь к познанию, то и мир повернется таким образом, 
чтобы мне передать необходимую информацию”. При этом, поскольку уровень анахаты 
выше уровня манипуры, и подсознание, и мир видятся ему достаточно подробным 
образом, как имеющие различные качества и разветвленную многоуровневую 
структуру, состоящими из многих элементов, но эти качества и структуры кажутся 
человеку анахаты весьма подвижными и прямо зависящими от характера той 
благодати, которая разливается внутри него и идет к нему из внешнего мира, то 
есть он не отрицает существования различных программ подсознания, склонностей, 
инстинктов, также как и не отрицает предметности и качественности внешнего мира,
 но считает (и ежедневный опыт подтверждает ему это), что эти элементы, 
качества и структуры могут в одну секунду непостижимым образом полностью 
измениться, если изменится характер Божественного присутствия внутри человека и 
во внешнем мире. Это Божественное присутствие и есть тот фактор, который 
непостижимым для человека анахаты образом устанавливает тождество состояний 
внутреннего и внешнего миров, тождество неполное и ждущее передачи любви от 
человека во внешний мир и, наоборот, восприятия человеком любви, идущей к нему 
от внешнего мира. Эта любовь способна решать любые актуальные для него проблемы,
 если есть на то воля Божья, а в задачу человека входит лишь наиболее точным 
образом воспринять и усвоить ту Божественную любовь, которая к нему идет. Все 
инструментальные методы на этом уровне человеком не то, чтобы отрицаются, но 
воспринимаются только в том случае, если они идут в рамках потока благодати и 
по отношению к ней вторичны. Носителем благодати может быть все, что угодно, в 
том числе любой инструмент, но при других обстоятельствах можно обойтись безо 
всяких инструментов или воспользоваться совершенно иными методами.
Если человек анахаты является психотерапевтом, то для него основной 
“инструмент” для работы с пациентом это сопереживание, сонастройка с пациентом. 
Это не значит, что проблема, которая ранит пациента, будет ранить и анахатного 
терапевта, но он ее воспримет как свою и попытается решить внутренними методами.
 При этом, по его глубокому убеждению, в жизни пациента должны произойти 
глубокие изменения; если же этого не происходит, терапевт считает, что этот 
пациент не его клиент, и предлагает ему найти себе во внешнем мире иную помощь.
Классическим примером анахатного психотерапевта был Карл Роджерс (признаваемый 
некоторыми его учениками святым), считавший, что нет ничего лучше для решения 
индивидуальных психологических проблем, чем обычное человеческое общение в 
доброжелательно настроенной группе. И действительно, в его группах была такая 
атмосфера, что в результате неспецифического группового разговора у людей 
происходили глубокие и необходимые им личностные изменения, а побочным эффектом 
был, говоря на нашем языке, переход на анахату, то есть осознание людьми того, 
что есть некоторые Божественные законы и Божественные энергии, которые освещают 
жизнь человека изнутри и снаружи, и к которым можно апеллировать в многих 
случаях, получая при этом реальную помощь.
Тело и пластика. Человек анахаты двигается легко, как бы воздушно; кажется, что 
он не связан земными законами тяготения и при случае может легко взлететь (на 
высоком уровне развития анахаты это именно так и происходит). Его тело, как 
правило, не приковывает к себе внимания никакими отдельными частями и 
существует как бы в своем собственном пространстве, и пристально разглядеть его 
довольно сложно; его прикосновения легкие и воздушные и, как правило, 
прохладные.
Если классифицировать объятия по уровням, то человек муладхары сдавит вас так, 
что у вас затрещат кости; человек свадхистханы будет долго обнимать и гладить, 
не обращая особого внимания на те места, которые попадаются ему под руку; 
человек манипуры, наоборот, как бы разберет ваше тело по кусочкам и удостоит 
внимания каждый из них по очереди; а человек анахаты слегка прикоснется к 
какой-либо неопределенной (вы даже не поймете, к какой) части вашего тела, но у 
вас будет ощущение, что его нежное внимание распространилось на все ваше тело 
целиком.
Уровни проработки
Как ни странно, высшие уровни в психике человека бывают представлены различным 
образом, в частности, возможен низший варварский уровень проработки анахаты. 
Казалось бы, как можно не воспринять и не оценить по достоинству Божественную 
любовь. Оказывается, очень даже можно и, более того, большинство людей именно 
так и поступают. Божественная благодать во многих случаях приходит к людям, 
которые совершенно того, казалось бы, не заслуживают и, находясь большую часть 
своей жизни на муладхаре или свадхистхане, иногда чудом бывают на некоторое 
время подняты на уровень анахаты. При этом естественно, что человек своим 
сознанием не понимает, что с ним происходит, и это приводит к тому, что 
благодати, которая на него опустилась, он не только не замечает, но и пытается 
с ней бороться. Это характерно именно для варварского уровня анахаты.
Когда человек вместо того, чтобы воспринять мудрость и энергию, которые 
приносит с собой анахата, пытается ее профанировать до уровня манипуры, то он 
забывает, что если разнять на части кота, то жизнь из него уйдет, даже если это 
касается не живого, а игрушечного кота. Внутри у него есть мяукающее устройство 
и открывающийся синхронно с ним рот, и пока этот кот существует в виде игрушки, 
в нем есть определенная жизнь, с которой можно взаимодействовать, а когда он 
разъят на части, то не остается ничего, кроме кусочков меха и непонятного 
значения катушек, трубочек и ниток.
Анахатный поток часто дает совершенно точную информацию, касающуюся того, как 
человеку следует себя вести и как устроен мир, но на варварском уровне человек 
анахаты относит это к немотивированным случайностям, не играющим никакой роли, 
а иногда к припадкам сумасшествия у самого себя, и игнорирует то, что более 
развитые типы охарактеризовали бы как озарение или временное просветление. 
Более того, человек может бояться этих состояний, они причиняют ему неудобства, 
вырывая его из привычного контекста жизни, если относиться к ним хоть 
сколько-нибудь серьезно. Если такое анахатное состояние опускается как плотный 
поток и вырваться из него невозможно, человек пытается профанировать этот свой 
дар и расточать его направо и налево, форсировать свои способности, которые 
даны ему как откровения, но не как метод. Подобного рода форсирование приводит 
к тому, что стихийное ясновидение, будучи совершенно точным, но появляющееся 
непредсказуемым образом, интерпретируется человеком как постоянно действующий 
пророческий дар, и в результате его квазипророчества заполняются не точной и 
достоверной информацией, а его собственным воображением, идущим на поводу у 
низших программ подсознания.
Такова судьба многих людей, у которых спонтанно открываются мистические 
способности. Чувствуя за ними большую силу, такие люди пытаются их 
эксплуатировать, еще не выйдя на уровень вишудхи, а оставаясь на анахате; 
естественно, что от этого пророческий дар загрязняется и со временем полностью 
исчезает. Однако локальное ясновидение это лишь один из немногих, и не самый 
главный дар анахаты, а главный ее дар это способность воспринимать мир и 
сопереживать ему, и эта способность травмирует человека на варварском уровне. 
Он не хочет сопереживать, и тем более не хочет отдавать свою благодать в мир 
обратно, и пытается настроиться так, чтобы, воспринимая благодать от мира, всю 
ее оставить внутри себя. В результате он становится совершенно неадекватным 
анахатной реальности, и она начинает его насильно (как ему кажется) заставлять 
быть адекватным той миссии, которую анахатный поток на него возлагает. Крики 
окружающей среды о помощи, ощущение необходимости его любви для нее становятся 
все более и более очевидными, но человек их упорно не замечает до тех пор, пока 
с ним не начинают происходить неприятности уже на уровне жизни и смерти или 
пока не ломается вся его привычная жизнь, и тогда ему приходится узнать, что 
Божественная любовь не всегда является в виде чистых благодеяний, и что у Бога 
любви имеется и свой гневный лик, что Он умеет и настаивать, и развеивать по 
ветру самые прочные заблуждения, когда тому приходит срок.
Если на варварском уровне проработки анахаты человек совсем не понимает, что с 
ним происходит, то на любительском уровне первые проблески этого понимания у 
него уже появляются. Он сознает, что является объектом особого любовного 
внимания со стороны окружающего мира, и он способен в некоторых случаях нести 
эту любовь вовне, однако он не делает это главным делом своей жизни, а играет с 
энергией благодати и смотрит (не слишком внимательно), что из этого получается. 
Ему бросается в глаза, что эта благодать несколько увеличивает его власть над 
миром, но она не дает ему возможности реализовать серьезные программы 
манипурного толка, которыми он может быть увлечен, и поэтому он не придает ей 
большого значения. Он замечает также, что у него бывают проблески видения и 
интуиции, которые почти чудесны, и склонен ими пользоваться и им доверять, но, 
в целом, не придает им большого значения. Вместе с тем, до него уже доходит 
ценность анахатной энергии и ее отличие от энергии манипуры, и это 
обстоятельство настраивает его внимание, особенно когда поток анахаты силен; 
когда же он ослабевает, то человек любительского уровня забывает о нем и сам 
для себя делает вид, что может прожить и так. По крайней мере, сколько-нибудь 
серьезных усилий для восстановления потока благодати он не прилагает и жертв 
для этого не приносит. Это уровень хорошего, доброго человека, снисходительного 
к окружающим, но поддерживающего свой уровень доброты, снисходительности и 
внимания лишь до тех пор, пока у него все более или менее в порядке. Если же 
его обстоятельства сильно ухудшаются и природное добродушие сменяется гневом, 
он не считает это чем-то особенным и позволяет себе поведение, выходящее за 
рамки анахаты. Всерьез к анахатному потоку он не привязан.
И, наконец, на третьем, профессиональном уровне проработки анахаты, человек уже 
не мыслит себя вне потока благодати. Это уровень святого, основной смысл и цель 
жизни которого заключены в Божественной благодати, которую он не только 
отчетливо ощущает, но и считает необходимым ей соответствовать всем образом 
своей жизни. На этом уровне способности к ясновидению, видению прошлого и 
будущего, проникновение в тайную суть явлений присутствуют постоянно, но 
человек не придает им слишком большого значения, понимая, что они представляют 
собой не более, чем косвенные следствия того общего Божественного внимания, 
которое он по воле Божьей имеет и которое поддерживает всеми силами своей души 
и тела.


Глава 5
Вишудха
 
Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.
И. Бродский
Три высших эволюционных уровня (вишудха, аджна и сахасрара) представляют 
видение объекта не в пределах бесконечной и непостижимой (или малопостижимой) 
среды, как на низших трех уровнях, а в пределах мира, который проходит три фазы 
эволюции: на сахасраре мир един, на аджне он представлен своими качествами, а 
на вишудхе он представлен элементами, одним из которых и является наш объект. 
Таком образом, при выходе на вишудху основной акцент переходит на среду, 
которая отныне представляет собой единый и законченный мир, обладающий полной 
системой качеств и разделенный на объекты - но в каждом из этих объектов мир 
потенциально отражен весь целиком. Однако на уровне вишудхи это обстоятельство 
остается как бы за кадром, оно не находится в центре внимания, хотя и ощущается.
 На вишудхе мир состоит их форм, и одной из этих форм является наш объект. 
Таким образом, если на манипуре ключевые слова это “элементы” и “структура”, то 
на вишудхе ключевое слово это “форма”. “Структура” подразумевает внутреннее 
строение объекта, “форма” подразумевает участие объекта как элемента в едином 
окружающем мире.
Таким образом, в случае вишудхи окружающая среда представляет собой порожденную 
некоторой единой мыслью совокупность форм, которые самым интимным образом 
переплетены друг с другом и в некотором смысле родственны. Между ними 
существует очень большое количество связей и, вместе с тем, они различны: 
каждая из них имеет свою определенную, отчетливую индивидуальность и заполняет 
свою уникальную нишу, которой данный объект необходим и где он нашел свое место.
 При этом он обладает определенной свободой, но эта свобода не 
индивидуалистического толка, она не идет за счет окружающей среды, а, наоборот, 
его устремления заключаются в том, чтобы вписаться в эту среду наиболее 
органичным образом.
Отличие вишудхи от анахаты заключается в том, что если на анахате 
“органичность” и “естественность” суть понятия совершенно интуитивные и никак 
не относящиеся к числу инструментальных, то на вишудхе, наоборот, они 
совершенно конкретны, и истинная, глубокая и тонкая адекватность и нахождение 
своего точного места достигаются не интуитивно, а точно найденными усилиями, 
которые на человеческом языке обозначаются такими словами, как “мастерство”, 
“профессионализм”, “точное знание”. Эти слова относятся, таким образом, не 
только к самому объекту, но и к миру, в котором он располагается. Если на 
анахате объект получает из окружающего мира благодать в чистом, абстрактном 
виде, и нет принципиальной разницы, как она материализуется (если она вообще 
материализуется), то на уровне вишудхи то, что казалось на анахате благодатью, 
оказывается некоторым сырым материалом, которому для материализации и 
адекватного воплощения требуется особая энергия. Эта энергия и есть энергия 
вишудхи, энергия мастерства и точного знания. Если анахате свойственна 
экологичность как общее понятие, то на вишудхе “экологичность” это одно из 
ключевых слов, но мыслится оно совершенно конкретно, то есть экология 
достигается не через абстрактное добро и благожелательность, которые неизвестно 
как проявятся в каждом конкретном случае, а через точное знание и искусное 
умение, которые позволяют расположить объект точно в том месте мира, где ему 
должно быть, и включить его в эволюцию мира точно на тех ролях, на которых ему 
следует находиться. Естественно, что такое включение, ясно видимое и точно 
направляемое, требует знаний не только о самом объекте и его возможностях, но 
также и о мире, причем о мире в целом.
Жизнь в среде. Степень обособления объекта в окружающей среде понижается с 
увеличением его эволюционного уровня. Хотя на анахате объект раскрыт среде, 
воспринимая энергию благодати, идущую к нему и, соответственно, мир раскрыт к 
анахатному объекту, но это раскрытие с точки зрения вишудхи чересчур абстрактно 
и аморфно. На вишудхе объект является частью мира как его отдельная форма, и 
эта форма связана со всеми другими формами. Мир, с точки зрения объекта вишудхи,
 чрезвычайно уязвим, то есть любое неосторожное движение, любое неточное 
поведение ведут не только к нарушению самого объекта, но и к нарушению мира, 
причем не отдельной его части или грани, а мира целиком: мир в целом становится 
хуже, если вишудховский объект располагается не так, как он должен 
располагаться, или функционирует не так, как должен функционировать. Конечно, 
мир от этого не разрушается, но его гармония от этого понижается, и то же 
относится и к связям данного объекта с другими объектами. Эти связи должны быть 
установлены очень четко и функционировать вполне определенным образом, а при 
любом отклонении уровень гармонии и связности мира уменьшается. Таким образом, 
на вишудхе объект ощущает свою колоссальную ответственность перед миром и 
требовательность мира к нему, но аналогичные требования он предъявляет и к 
самому миру. Здесь уровень их согласования настолько высок, что кажется 
удивительным, сколь точно устроены и мир, и объект, так что они могут 
сосуществовать: мир обеспечивает существование хрустального объекта, а объект 
поддерживает хрустальный мир - столь хрупким кажется их взаимное бытие. Тем не 
менее, ежесекундно происходит чудо, и объект продолжает свое существование.
Таким чудом является, например, чудо жизни. Она требует столь высокого уровня 
организации отдельного объекта, будь то растение, животное, и в особенности 
человек, такое количество опасностей подстерегает жизнь каждую минуту и столь 
узка экологическая ниша для нее, что само ее существование кажется совершенно 
невероятным - и тем не менее мы каждый день его наблюдаем. 
Однако как чудо бытие вишудховского объекта смотрится лишь с уровня манипуры; 
на уровне самой вишудхи это бытие необходимо как часть бытия сотворенного мира: 
с одной стороны объект, действительно, необыкновенно сложен, тончайшими нитями 
связан со всеми объектами в мире и является проявлением разнообразнейших 
качеств, свойственных миру, но, с другой стороны, без него мир не может 
существовать, и это не метафора, а граничное условие и совершенно буквальная 
реальность, и поэтому мир беспокоится о существовании вишудховского объекта и 
обеспечивает ему для этого все необходимые условия, обеспечивает с тем более 
высокой точностью и тщанием, чем сложнее данный объект, чем утонченнее его 
структура и форма.
Человек вишудхи
Религиозность. Имя вишудховского Бога это совершенство. Совершенен мир, 
порожденный этим Богом, совершенна каждая его форма, совершенны ее связи с 
другими формами, совершенен план, по которому развивается мир. Если бы понятие 
совершенства было статичным, это был бы один мир, но поскольку мир динамичен и 
в нем есть место развитию, то в нем есть формы низшего порядка и формы высшего 
порядка, и возможность трансформации низших форм в высшие, и все они совершенны 
с позиции процесса эволюции мира в целом. Бог глазами человека вишудхи это 
гениальный мастер, сотворивший тончайшие ажурные конструкции наряду с 
конструкциями грубыми и примитивными, и сочетавший все это в немыслимо сложных, 
но преисполненных гармонией узорах: живых, подвижных, развивающихся и всегда 
невыразимо прекрасных. Чего на вишудхе нет, так это понятия одиночества. Каждый 
элемент, каждый объект, каждая форма представляют собой вариации более 
абстрактных форм и связаны разнообразными связями со всеми остальными формами 
мира, образуя таким образом единство, о котором на вишудхе прямо не говорится, 
но которое на ней очень отчетливо ощущается. На вишудхе мир един; первое 
ощущение этого единства приходило уже на анахате, но там оно было еще 
интуитивно-абстрактным, здесь же оно предметно и ощутимо, и поэтому одиночество,
 изоляция во времени или пространстве здесь невозможны.
Вера человека вишудхи - это вера в красоту, в гармонию, в проявленную форму. 
Человек вишудхи видит Бога в каждой проявленной форме и в каждом объекте, видит 
Его одного, но все время разного, и именно в этих переливах Божественного 
заключены его высшие экстазы, его высшая очарованность Божеством. Для него Бог 
всюду в мире и, в то же время, он везде разный, Бог в точности согласования 
форм и в универсальности связей между ними, обеспечивающих единство бытия.
Карма, с точки зрения человека вишудхи, являет собой идеально согласованную и 
идеально синхронизированную последовательность событий, самое ничтожное из 
которых несет на себе отблеск и след Божественного присутствия и ничто не 
является случайным - все идет на пользу человеку и его развитию. На вишудхе нет 
понятия греха и нет понятия возмездия, и здесь также нет понятия милосердия, 
поскольку милосердие предполагает страдание или нежелательность какого-либо 
события в жизни человека, а на вишудхе все события желанны, поскольку они 
согласованы и санкционированы единым универсальным и совершенным бытием.
Уровень вишудхи в сильном варианте у человека встречается довольно редко, он 
представляет собой большое испытание, поскольку не только ежедневно, но 
буквально ежечасно, ежеминутно он должен приветствовать то, что с ним 
происходит, и ликовать по поводу любого события, которое происходит в его жизни,
 ощущая и переживая его связь со всеми остальными событиями и воспринимая его 
абсолютную, с одной стороны, уникальность, а с другой стороны, богоданность. 
Поэтому вишудховское переживание жизни и мира у обычных людей и даже у людей 
необычных возникает не слишком часто; как правило, это моменты их высокого 
подъема, чаще всего связанного с интенсивным включением в профессиональную 
деятельность, в которой человек, достигая высокого совершенства, иногда 
поднимается на вишудховский уровень. Гораздо реже и у гораздо меньшего 
количества людей вишудха проявляется в обыденной жизни. Вишудховский уровень 
здесь, как ни странно, достигается с гораздо большим трудом и требует от 
человека гораздо больших моральных и духовных усилий.
Модальности времени. Человек вишудхи очень точно и очень тонко чувствует 
временной поток и различает множество модальностей времени и, кроме того, само 
время у него может течь несколькими параллельными потоками, то есть быть не 
одномерным, а многомерным. В одно и то же время он может находиться в 
нескольких разных состояниях, делать несколько разных дел и соответствующие 
модальности будут у него совершенно различны. Точно так же, прошлое и будущее 
для него далеко не однозначные категории, на эти характеристики накладываются 
еще и многие другие, и многомерность времени распространяется у него и на 
прошлое, и на будущее точно так же, как и на настоящее. При всем том человек 
вишудхи совершенно конкретен, он членит свою жизнь и жизнь мира на события и 
ощущает множественные связи между событиями в своей жизни и в жизни мира, и 
между событиями прошлого, настоящего и будущего. Количество этих связей столь 
огромно, что время представляет для него единый поток, в котором он видит, 
однако, отдельные струйки, самым причудливым образом переплетающиеся друг с 
другом, и объединяющие все временные потоки в единое движение. Впрочем, все это 
он видит как бы боковым зрением, а основное, центральное его зрение направлено 
на конкретные события и их особенности, как сами по себе, так и в связи с 
другими событиями. Для человека вишудхи история мира жива, так же, как жива и 
его собственная история, в ней нет ничего определенно плохого, так же, как нет 
и ничего изолированно и гармонично хорошего, все имеет смысл лишь во взаимном 
переплетении и взаимном согласовании.
Он всегда стремится быть максимально точным в любом своем поведении, в 
оформлении любого жизненного сюжета, и ему при этом помогают многочисленные 
связи, которые он видит, и которые связывают данный его сюжет с другими 
жизненными сюжетами. Эти связи многообразны и иногда весьма тонки. В его жизни 
нет ничего случайного, но, с другой стороны, нет и ничего строго 
предопределенного; он ощущает себя в жизни творцом, который творит в 
определенных рамках, но имеет большую свободу в выборе инструментов, кистей, 
красок и подробностей воплощения сюжетов, которые даны ему судьбой в общем и 
целом и которые он должен воплотить уже на конкретном материале своей жизни.
Логика. Человек вишудхи, разумеется, владеет логикой манипуры, но состоит в ней 
в исключительных случаях. Основная его логика апеллирует к непосредственной 
убедительности того, что он творит, того, что он делает. Он предъявляет миру 
свое творение, и его убедительность заключается в том, что это одна из форм, 
которая существует в мире и связана с ним множеством нитей, и нарушить что-либо 
в этой форме очень сложно ввиду ее органичной принадлежности миру. Здесь логика 
скорее мотивируется чувством единства и чувством прекрасного, нежели 
какими-либо формальными соображениями. Другими словами, человек вишудхи не 
говорит: “если..., то...”, “поскольку”, “следовательно”; он говорит своему 
слушателю скорее: “Посмотри” или “выслушай”, - и, действительно, что можно 
противопоставить зрелищу цветущего луга на горном склоне или звуку соловьиных 
трелей на склоне длинного июньского дня?
Энергия вишудхи это энергия тонкого формообразования, которая творит объект, 
становящийся органичной частью единого окружающего мира. Если говорить на 
социальном языке, энергия вишудхи это то, за что платят деньги, то есть это 
энергия, которая вложена в предмет, предназначенный для продажи; этот предмет 
имеет определенную ценность и занимает свое место в социальном пространстве, 
пройдя через рынок. Таким образом, рынок как место, где происходит обмен 
социальной энергией, можно воспринимать как рынок вишудховских объектов, и цену 
имеет то, что не стыдно показать людям и предложить им для использования (а то, 
что такой ценности не имеет, на рынок не попадает).
Однако вишудховская энергия, при том, что она творит предназначенные для 
единого мира формы, еще и совершенно индивидуальна, и этим мастер отличается от 
ремесленника: в творениях мастера не только ощущается его личный почерк, но и 
каждое его изделие отличается от всех остальных его изделий. Разница в энергиях,
 которая ощущается в его работах, это как раз то, что дает им право называться 
произведениями искусства, а на нашем языке - то, что дает объектам возможность 
существовать в вишудховском мире; энергия мастера связывает творимый им объект 
незримыми, но ощутимыми нитями со всеми прочими объектами Вселенной, а без 
этого вишудховский объект существовать не может.
Характерное представление, свойственное всем людям вишудхи, заключается в том, 
что они творят не сами, но к ним является некто из тонкого мира (может быть, 
муза или даймон), который своим присутствием не только вдохновляет творца, но и 
буквально направляет его мысли и руки. Другими словами, при выходе на вишудху 
мир творит объект для себя руками мастера, поэтому ощущение незримого 
присутствия покровителя или тонкого заказчика творимого произведения есть не 
что иное, как ощущение присутствия единого мира, который делает для себя объект,
 которому уже предназначено определенное место. Поэтому художники говорят о том,
 что картины сами ищут себе место в мире, а писатели утверждают, что у их 
произведений есть особая судьба, которая, в конечном счете, приводит их в 
нужный момент в руки нужного читателя.
Любимые роли, герои, сюжеты. Вишудховская энергия, или явление вишудховского 
архетипа, часто сопровождается такими атрибутами, как органичность и 
естественность, которое, однако, приходят не сами по себе, а связаны с глубоким 
знанием и пониманием окружающего мира, умением вписаться в его сюжеты и 
действовать в его рамках, умело делая то, что желательно самому человеку и что 
необходимо миру.
Один из любимых вишудховских персонажей это ловкач, который отлично знает 
слабости окружающих его людей и преследует свои собственные цели, но как только 
переходит определенную границу, тут же попадает впросак или в смешное, нелепое 
положение, из которого, однако, быстро выворачивается. Жизнерадостный Остап 
Бендер, в описании которого авторы не скупятся на эпитеты типа “великолепный”, 
“медальный профиль”, также относится к числу вишудховских героев: он никогда не 
унывает даже в самых трудных положениях и всегда легко и без особых усилий 
находит выход из тупика. Но это вишудха, так сказать, не высшего образца.
Другим примером, может быть, более высоким, служат трагедии классического 
образца, где сюжет тяготеет к описанию мирового цикла, где в начале все герои 
рождаются, а в конце погибают, а в середине происходит действие, подчиняющееся 
строго определенным законам, которые ведут героев по их сюжетным линиям, и 
каждый эпизод имеет множество смыслов и разное значение для всех действующих 
лиц. Тем не менее, все их судьбы тесно переплетены друг с другом и образуют 
единое сценарное целое. С какой именно ролью будет в данном случае 
идентифицироваться человек вишудхи, не так важно - важно то, что он ощущает эту 
роль как совершенно определенную, в большой мере заданную извне и требующую от 
своего исполнителя лишь точности и рельефности исполнения, особенно во всех 
ситуациях переплетения, соединения и взаимодействия с другими героями пьесы. 
Именно в этих взаимодействиях проверяется качество созданного им персонажа.
Ну и, конечно, любимый герой человека вишудхи это мастер, волшебник в своем 
деле, делающий изумительные вещи, в том числе волшебные, которые не только 
изумительны и прекрасны сами по себе, но и в нужный момент оказываются 
необходимы человеку: или они в трудных ситуациях спасают его жизнь, или 
помогают справиться с не решаемыми обычными способами задачами. Вообще, для 
вишудховского объекта характерно не только его совершенство и красота сами по 
себе, но и вполне определенная включенность в мир, который воспринимается как 
единый, и потому каждая функция каждого предмета в какой-то момент находит свое 
адекватное и уместное использование, то есть для каждого предмета, созданного 
настоящим вишудховским волшебником, возникает ситуация, когда этот предмет с 
необыкновенной эффективностью используется, принося удачу герою сказки.
Психология. Человек вишудхи может быть удивительно разнообразен. Иногда кажется,
 что он в каждый момент времени с удивительным совершенством играет какую-то 
роль и с большой непринужденностью переходит от одной роли к другой, а что он 
при этом думает и чувствует, остается внешнему наблюдателю непонятным. Сам для 
себя, он в каждый момент времени просто старается быть адекватным, но его 
адекватность основана не на общих ощущениях и интуитивном восприятии реальности 
(как это происходит в случае анахаты), а на точном знании мира и самого себя и 
на искусном использовании различных техник, навыков и способов поведения, 
которые он для себя определяет как инструменты воздействия на мир и ситуацию.
Его тип эгоцентризма связан с его ощущением уникальности своего бытия как части 
мира и с чрезвычайной ответственностью за свое поведение и бытие. Ему не 
безразлично, в какую сторону он повернется, как он наклонит голову, что и кому 
скажет, как посмотрит и во что оденется. Всем практическим деталям своей жизни 
он придает большое значение и знает им цену; в определенных ситуациях он может 
создавать впечатление, что он безразличен к тем или иным материальным и 
конкретным моментам, он может казаться и идеалистом, и романтиком, и влюбленным,
 для которого ничто не важно, но в другие моменты времени оказывается, что это 
не более, чем маски, и его поведение всегда опирается на конкретное видение и 
приемы, которые он использует. При этом у него совершенно нет ощущения 
лицемерия, скорее он ощущает себя инструментом в руках Божьих или в руках мира, 
который кажется ему в достаточной мере осмысленным и цельным, так что он 
является одним из творческих исполнителей мировой эволюционной программы, 
находящимся на своем месте и в нужное время; это человек, который нашел сам 
себя (по крайней мере, на уровне конкретного поведения), и он отвечает за свои 
действия. Он верит в свою интуицию и опирается на нее, но всегда старается 
найти ей конкретное подтверждение в своем видении мира и происходящих событий. 
И, как правило, такие подтверждения он находит, хотя иногда путем существенного 
труда. Его отличие от человека анахаты заключается в том, что он может нести 
благодать в те области, которые еще не настроены на ее восприятие, и вести 
работу в таких условиях, когда человек анахаты не только опустил бы руки, но и, 
скорее всего, поспешил бы из них удалиться.
Память для человека вишудхи это всегда сокровищница: ценнейшее собрание 
пережитых сюжетов, найденных форм, или форм, которые могут быть завершены в 
настоящем, а может быть, и в далеком будущем. Во всяком случае, для него она 
представляет собой мощный источник энергии и информации, которым он тактично 
пользуется, не отрицая прошлого и не разрушая его, а как бы слегка его 
трансформируя, понимая и осмысливая его глубже, тоньше, точнее, и получая при 
этом ключи к конкретному поведению в настоящем и будущем.
Работа. У человека вишудхи есть два любимых вида деятельности: первый это 
работа мастера, руками которого мир создает объекты для себя, и второй это 
работа торговца, которая ничуть не менее важна, и задача которой - определить 
место в мире для уже созданных вишудховских объектов. Хороший торговец продает 
свой товар нужному человеку в нужное время, и для этого необходимо искусство - 
не меньшее, чем для создания объекта на вишудхе. В наш век торжества грубой 
социальной энергетики и стандартизации, когда объекты, производимые на продажу, 
похожи друг на друга, как капли воды, функция торговца, естественно, 
профанируется, но в принципе в вишудховской реальности нет двух одинаковых 
объектов и двух одинаковых покупателей, и задача торговца заключается в том, 
чтобы точно найти время и место для продажи данного объекта совершенно 
определенному потребителю, которого он должен как-то привлечь и найти, и эта 
задача вызывает у него величайшее вдохновение.
По идее, работа торговца, продающего свой товар покупателю, ничуть не менее 
ответственна, чем работа врача, назначающего лекарство больному; однако для 
того, чтобы выйти на должный уровень, и продавцу, и покупателю необходимо самим 
находиться на уровне вишудхи, то есть ощущать мир как единое целое, а объекты 
продажи как неотъемлемые и необходимые его части.
Привязанность и ответственность. Человек вишудхи в роли мастера чрезвычайно 
привязан к своему объекту - пока он им занимается. Весь мир словно сосредоточен 
на творении этого объекта, и ничего важнее этой задачи не существует. Однако 
как только объект изготовлен и занимает свое место в мире, мастер совершенно от 
него освобождается; у него остается привязанность к объекту лишь в виде 
воспоминаний, которые в свое время могут быть им использованы, и в виде 
возросшего мастерства, в частности, еще лучшего ощущения мира как единого 
целого, и владения методами, используемыми для творения его частей.
Жизнь человека вишудхи достаточно тонка; в каждый момент времени он нечто 
творит, но момент, когда он заканчивает свою работу, неочевиден, поскольку он 
всегда выполняет ее на многих планах сразу, в том числе не только на плотном, 
но и на тонких. Поэтому он может закончить свою работу в тот момент, когда с 
точки зрения плотного плана она еще далеко не доведена до конца или, наоборот, 
способен ходить вокруг уже по-видимому совершенно готового объекта и доводить 
его до такой степени совершенства, что это вызывает раздражение окружающих, 
хотя, с его точки зрения, работа еще не окончена.
Это же касается и его собственной жизни: некоторые ее сюжеты он проводит 
чрезвычайно быстро, не задерживаясь на них, хотя кажется, что стоило бы, а на 
других он застревает, как будто невидимая сила не выпускает его из ситуации, в 
которой вроде бы все уже ясно, все сказано и сделано - и тем не менее он 
возвращается к ней снова и снова, продолжая, казалось бы, давно закончившуюся 
историю. Однако его глазами этот сюжет еще не завершен и пока он сам не увидит 
его как законченный, он с ним не расстанется. Его ответственность есть 
ответственность за судьбу мира в целом и никак не меньше, и попытки каким-то 
образом снизить эту ответственность или ее конкретизировать, привязав к 
какой-то меньшей области, не приведут к желаемым результатам. Человек вишудхи 
принимает ответственность сам, а снимает ее с него мир, и эти ощущения (как 
возложения, так и снятия ответственности) даны ему в непосредственных чувствах, 
и он их ни с чем не спутает.
В каком-то смысле вся жизнь человека вишудхи есть творчество, но оно отличается 
от творчества анахаты тем, что в нем всегда уделяется пристальное внимание 
инструментам, техникам и восприятию объекта и мира как состоящих из сложным 
образом соединенных и соподчиненых частей и элементов. С этими элементами и 
связями и работает человек вишудхи, пользуясь инструментами, которые являются 
более тонкой частью мира. Его творчество никогда не бывает локальным, оно 
всегда какими-то гранями и формами согласуется с судьбой всего мира, и поэтому 
творчество на вишудхе не бывает чересчур конкретно - прагматичным и 
целенаправленным; у него, как правило, возникают различные побочные результаты, 
а у вишудховских творений есть особые качества, которые делают их применимыми к 
гораздо более широкой сфере, чем это могло предполагаться в начале. Как заметил 
еще Марк Твен, у книг есть масса разнообразных применений, например, тонкие 
книги можно подкладывать под ножку стола, чтобы он не качался, а толстой книгой 
можно, подкравшись сзади, внезапно ударить по голове своего приятеля, чтобы он, 
наконец, вошел в разум и признал вашу правоту.
Свобода творчества глазами человека вишудхи есть нечто несуществующее: у 
творчества всегда есть конкретная цель и наиболее точный путь к ее достижению, 
который приводит к наиболее адекватному результату, а все остальные пути 
приводят к менее адекватным, менее красивым и менее изящным результатам и 
являются лишь приблизительным достижением цели. Таким образом, свобода 
существует между высококачественным и низкокачественным исполнением задания, и 
как таковая она человека вишудхи не интересует. Все необходимые для его 
творчества знания и инструменты у него есть, а если ему не хватает личной 
энергии для того, чтобы адекватно разрешить поставленную им самим и миром 
задачу, он может, конечно, отнести это к своей свободе, но в таком понимании 
она ему не очень-то и нужна.
Слабые места человека вишудхи это те области мира, которые он как бы выносит за 
скобки, на которые он не смотрит и которыми он не владеет инструментально. 
Ощущая единство мира, он может очень детально прорабатывать какую-то его часть 
и быть в ней большим специалистом. При этом остальные области мира также 
подчиняются его воздействию, но оно далеко не столь эффективно по сравнению с 
тем, что у него получилось бы при занятиях этими областями вплотную; однако, 
как и у любого человека, количество его внимания и сил ограничено и сферы 
области, о которых он не имеет представления, могут вторгаться в его жизнь, и 
до тех пор пока он не научится обращать на них должного внимания и в 
необходимой степени инструментально ими владеть, они могут создавать ему много 
сложностей и тормозить его деятельность в целом.
Другая его сложность - сила творческого начала, которая не дает ему создать 
двух одинаковых, пусть даже и прекрасных, объектов подряд. Это делает его 
чрезвычайно подвижным, но и столь же неуживчивым, а его судьбу непредсказуемой, 
как непредсказуема и судьба мира в целом. Кроме того, он целиком подчинен 
своему творческому потоку и, в известной степени, подчиняет ему своих менее 
энергетичных или находящихся на других уровнях друзей и знакомых. Это можно 
ставить ему в вину, а можно прощать, но в любом случае это необычный человек и 
находиться рядом с ним интересно, хотя и нелегко. В некоторых случаях 
чувствуется, что ему не хватает широты охвата, свойственной аджне, однако он 
гораздо более конкретен и может сделать для мира существенно больше, если речь 
идет о создании конкретных объектов и их адаптации к единому миру.
Общение. В отношениях с другими людьми человек вишудхи в принципе достаточно 
функционален, а в его жизни нет ничего случайного; она посвящена служению миру, 
причем это служение всегда конкретное, и если связь с другим человеком помогает 
этому служению, то она может стать длительной и содержательной, если же нет, то 
она оказывается, как правило, непродолжительной и поверхностной. Для человека 
вишудхи связи с другими людьми это тоже своеобразные формы, которые постоянно 
видоизменяются, и для него выстраивание и разрушение отношений это такой же 
материальный процесс, как и постройка и разрушение дома, и он может быть в этом 
очень искусен (если он этим специально занимается), а может быть к этому 
невнимателен и грубоват (если это не слишком его волнует) - но всегда любые 
связи и отношения представляют для него нечто живое и относящееся к сфере его 
ответственности.
В общении он может быть очень контактен или абсолютно индифферентен, все 
зависит от того, из какой части мира вы явились к нему и какое отношение имеете 
к созидаемому им объекту. Если волей судьбы вы сами становитесь таким объектом, 
он может проявить чудеса тактичности, внимания и адекватности, если же вы 
оказались вне интересующей его сферы мира, то его интерес к вам будет не более, 
чем косвенным, и вы можете счесть его равнодушным и погруженным полностью в 
свои дела и проблемы.
Он примет критику, если она идет по существу и действительно помогает ему в 
созидании форм мира. Если же она не конструктивна, он скорее всего не обратит 
на нее никакого внимания, а ваша роль в его жизни уменьшится. Но, в принципе, к 
критике он лоялен, поскольку он реальный практик и прекрасно понимает, что 
безошибочной жизни не бывает, поэтому он может простить вам ошибки в вашей 
критике, если вы в целом достаточно с ним сонастроены; если же этой сонастройки 
нет, он вас попросту не услышит - для него это будет означать, что в его мире 
вы не представлены, а точнее, представлены некоторой пылинкой, которая случайно 
обрела дар речи, но никакой мысли за ее речами все-таки нет.
Помощь человек вишудхи охотно принимает и оказывает, но это должна быть помощь 
в его понимании, в его программе развития мира и в приемлемой для него форме. 
Если вы окажетесь в этой программе, ваша помощь для него может оказаться 
неоценимой, и его помощь вам тоже может быть очень большой. Но как только вы 
выйдете из его системы видения мира, то любая помощь окажется совершенно 
невозможной.
Для человека манипуры слова “видение мира” могут показаться чем-то абстрактным 
и нереальным, однако для человека вишудхи это совершенно конкретная вещь, и он 
всегда может сказать по поводу другого человека, согласовано ли у них предметно 
- инструментальное видение мира или нет.
Обучение. Для человека вишудхи обучение есть вещь чрезвычайно серьезная. Оно 
для него всегда глобально: он не только учится конкретно, он учится также 
инструментально, и ему нужно вложить свои вновь приобретаемые знания, умения и 
навыки в общую картину мира. Его познание также не бывает абстрактным: общие 
категории ему обязательно нужно дополнить качествами и найти выражение этих 
качеств на предметном уровне, то есть в частях мира и отношениях между ними. 
Более того, на следующем этапе он должен овладеть инструментами, которые 
помогут ему манипулировать объектами таким образом представленного мира, 
создавать эти объекты и встраивать их в мир, причем встраивать не по своему 
разумению, а по той логике, которая создала этот мир как единый, качественный и 
структурный, не нарушая ни структур, ни качеств, ни единства мира, а, наоборот, 
помогая миру в его эволюции.
У человека вишудхи очень высока ответственность за свое обучение и познание 
мира, поскольку у него есть четкое ощущение (знание) того, что, познавая мир, 
он не только изменяется сам, но и изменяет этот мир - и это так и есть.
Представления о психике. У человека вишудхи есть, вероятно, представление о 
Мировой Душе, уменьшенной копией которой является его собственная душа; при 
этом свойственные ему структурные представления о мире он, естественно, 
переносит на психику. Он может представлять себе ее разделенной на различные 
программы подсознания, структурно перекликающиеся друг с другом и воплощенные в 
определенных образах, которые он воспринимает как свои внешние и внутренние 
роли; в то же время у него есть представление об уникальности каждого своего 
психического состояния и его ценности для того конструктивного творческого 
процесса, который он осуществляет во внешнем мире. 
На вишудхе подобие внутреннего и внешнего мира более, чем реально, и, не 
оказавшись в соответствующем психическом состоянии, человек вишудхи не в силах 
выполнить никакого внешнего действия, поскольку оно требует тонкой работы и 
высокого уровня концентрации, что возможно лишь при соответствующей 
психологической настройке.
Однако выражение “психологическая настройка” относится скорее к анахатному 
уровню; человек вишудхи под ним понимает совершенно определенное состояние 
психики, которое достигается, как правило, довольно сложной внутренней работой 
в сочетании с внешними ритуалами. Так художник готовится писать картину, 
раскладывая свои краски и кисти - он не просто готовит физические материалы, но 
у него также идет совершенно конкретная (для него) душевная работа, и пока она 
не закончится, он не может начать своей работы на холсте; если же 
психологическая подготовка прошла успешно, то это почти гарантирует успех его 
будущей картины.
Таким образом, со своей психикой, то есть с объектами внутреннего мира, человек 
вишудхи работает столь же тщательно и столь же инструментально, как с объектами 
внешнего мира; о характере его инструментов имеют некоторое представление 
профессиональные психологи, но его личные инструменты, вероятно, гораздо более 
тонки, изощренны и для него лично более эффективны по сравнению с теми, о 
которых можно прочитать в учебниках по аутотренингу и самогипнозу. Понятие 
измененного состояния сознания для него осмысленно в единственном случае: это 
состояние, в которое он должен войти, чтобы сходить в магазин и принести себе 
еду (а иначе прохожие и продавцы сочтут его неадекватным).
Тело и пластика. Вишудховское тело чрезвычайно красиво; но кроме того, оно еще 
и функционально, по крайней мере, в тех отношениях, в которых это нужно данному 
человеку в его жизни. Если это крестьянин, у него будут сильные руки, способные 
держать плуг; если это спортсмен, то его будут прельщать виды спорта, связанные 
с искусным владением различными снарядами, каждый из которых он будет осваивать 
по-своему, и это будет для него отдельным переживанием. Если это танцовщица, то 
наибольшей привлекательностью для нее будут обладать танцы с различными 
предметами, в различных одеждах, которым она будет придавать особое значение, и 
освоение которых существенно увеличит выразительность ее танца.
Однако для человека вишудхи танец или движение тела не самоцель: для него важно,
 чтобы они были органичной частью окружающего мира. Таким образом, естественным 
для человека вишудхи будет танец не просто для развлечения публики, а танец 
ритуального или мистериального значения, которое будет распространяться на 
жизнь всего его народа, а в конечном счете - и на мир в целом. Для человека 
манипуры подобного рода заявления могут показаться странными или отдающими 
манией величия, но для человека вишудхи мир смотрится как единый, и поэтому, 
изменив какую-либо его часть, он видит мир измененным целиком, так что для него 
эти слова имеют другой, более разумный и более скромный оттенок, чем это может 
показаться на уровне манипуры и ниже. В целом от вишудховской пластики идет 
ощущение законченного совершенства любого жеста и его полной его адекватности 
окружающему пространству: со стороны кажется, что не человек танцует в мире, а 
мир танцует человеком. 
Уровни проработки
Человек вишудхи на варварском уровне в большей степени грубо разрушает формы 
мира, чем их создает; а иногда может показаться, что он их создает, но 
ближайшее рассмотрение показывает, что при этом больше все-таки разрушает, или 
же он создает такие формы, которые приводят мир на более низкий уровень 
совершенства и гармонии, чем он был до того. Это касается не только 
плотно-материальных, но и социальных форм; таким образом, диктатор, создающий 
мощную систему подавления своего народа, основанную на угнетении и подавлении 
всего человеческого в людях, выступает именно на этом уровне. Сюда же относится 
варварское разрушение природной среды, бездумное истощение запасов природных 
ресурсов, уничтожение и так быстро уходящих в небытие культур малых народов, 
каждая из которых представляет важную часть интегральной культуры человечества.
Человек вишудхи на любительском уровне творит формы для внешнего мира, но не 
слишком задумывается ни о своем психологическом состоянии, ни о своей 
ответственности, то есть его формотворчество скорее интуитивно, нежели 
осознанно; при этом он субъективно обладает большой кажущейся свободой, но эта 
свобода обусловлена именно невысоким уровнем его труда, хотя он действительно 
работает с формами мира и изменяет его целиком. Таков, например, первобытный по 
духу бизнесмен, организующий торговлю или производство в определенной сфере и 
думающий больше о социальных ценностях, чем о значении своей деятельности для 
своего общества и мира в целом. То же относится и к культурным деятелям средней 
руки, чьи произведения воспроизводятся массовыми тиражами или фигурируют на 
экранах телевизоров и тем самым прямо воздействуют на общественное сознание, но 
не имеют иной задачи, кроме как просто предстать перед народом и точно 
соответствовать его ожиданиям. Идея, что проза должна развлекать, тоже 
относится к любительскому уровню, так же, как и более общая идея, что искусство 
существует для отдыха после тяжелой работы.
На профессиональном уровне человек вишудхи уже сознательно принимает участие в 
процессе формотворчества мира, у него есть четкое ощущение, что он творит по 
заданию Космоса или Бога или, как он сам может говорить, своей музы, чьи заботы 
не ограничены никакой областью мира, а касаются его всего в целом. На этом 
уровне человек вишудхи ощущает высочайший уровень своей ответственности за 
формы, которые он творит, за тот замысел, который он воплощает и за инструменты,
 которыми он пользуется. Последнее относится и к инструментам, находящимся в 
его внутренней реальности: он заботится о своем внутреннем мире и его ресурсах 
ничуть не в меньшей степени, чем о внешних действиях, зная, что резонанс от 
любой выстроенной и пристроенной им формы прозвучит по всему миру и отразится 
во многих и многих его местах и изменит его совершенно - хотя, может быть, и не 
сразу.


Глава 6
Аджна
 
Архитектура Осени. Расположенье в ней
Воздушного пространства, рощи, речки,
Расположение животных и людей,
Когда летят по воздуху колечки
И завитушки листьев, и особый свет -
Вот то, что выберем среди других примет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вся природа начинает леденеть.
Лист клена, словно медь,
Звенит, ударившись о маленький сучок.
И мы должны понять, что это есть значок,
Который посылает нам природа,
Вступившая в другое время года.
Н. Заболоцкий
Аджновский объект. Освоившись на уровне вишудхи, человеку естественно задаться 
вопросом: чего же еще? Разве может быть в жизни более высокая миссия, более 
ответственное предназначение? Однако пафос вишудхи, заключающийся в оформлении 
предметного мира, несколько, а порой и весьма существенно, затуманивает единую 
мысль, которая породила этот мир, и его качественное наполнение, то есть набор 
качеств, которые являются первичными по отношению к предметам и формам. Поэтому 
подъем на аджну это, с одной стороны, абстрагирование, отход от предметного 
содержания мира, но в то же время и приближение к его глубинному смыслу и 
значению.
Итак, аджна представляет нам мир как набор проявленных в нем качеств, или, 
говоря на психологическом языке, модальностей, которые являются достаточно 
абстрактными для того, чтобы иметь возможность проявиться в любой области и 
материализоваться в любом объекте.
Качества аджны отличаются от качеств свадхистханы. В случае свадхистханы 
качества данного объекта будут свойственны ему и среде в целом, но не всей 
окружающей среде и не всем ее объектам. В случае аджны под качеством понимается 
универсальное, или мировое, качество, которое может быть проявлено в разных 
видах, но область его распространения никак не ограничена: это, фактически, 
весь мир. 
Что же такое в этом случае аджновский объект? Во всяком случае, он не является 
конкретной формой мира. Если внешне он выглядит как конкретная форма, 
конкретный предмет, то он должен представать как символ определенного качества. 
Так, например, конкретный кусок бирюзы, поднятый до аджновского уровня, может 
выступать как символ бирюзового цвета, который, в свою очередь, представляет 
одну из вибраций универсального спектра, представляющего собой жизнь 
вибрирующей Вселенной.
Другими словами можно сказать, что аджновский объект представляет собой один из 
ракурсов видения мира, не исключающий при этом других возможных ракурсов; это 
как бы качественная точка зрения на мир, который мыслится как единый, 
постижимый и постигаемый с этой точки зрения. Если сравнить мир с горой, то 
вишудховский уровень представляет различные ее участки, камни, растения как 
отдельные формы, в то время как аджновский уровень преподносит нам эту гору, 
увиденную целиком, но с определенного направления, или в определенный сезон, 
или взятую в определенном плане, например, с точки зрения заключенных в ней 
минералов и других полезных ископаемых.
Таким образом, аджновский объект представляет собой аспект, ракурс, качество, 
способ видения единого мира, рассматриваемого целиком. Например, существует 
феномен, когда наиболее яркое и самое знаменитое произведение искусства, 
написанное в определенном жанре, становится не только образцом, но и символом 
этого жанра, и это соответствует его переходу с вишудхи на аджну. Так, “Ромео и 
Джульетта” В. Шекспира - не просто драма о любви двух молодых людей, но (для 
европейской культуры) символ любовного произведения как такового. Аналогично, 
автомобиль сам по себе в глазах социума является вишудховской формой, но 
некоторые автомобильные марки становятся символом принадлежности их хозяев к 
определенному социальному слою, то есть представляют собой транспортное 
средство, символизирующее определенное качество жизни.
Что в таком случае является средой для аджновского объекта, представляющего 
определенное качество? Средой для него служат не формы, в которых может быть 
реализовано это качество, а другие качества, родственные ему, и вместе 
составляющие полную систему, описывающую единый мир. Поэтому объект вишудхи 
объекту аджны не конкурент: первый всегда локализован во времени и пространстве,
 второй же, наоборот, как бы покрывает все время и все пространство, придавая 
им определенную окраску. Другой аджновский объект, другой символ может давать 
миру другую окраску, но, как правило, они несравнимы и конкуренция между ними 
невозможна, так как они не взаимозаменяемы. Так звук не конкурент цвету - оба 
они суть равно необходимые грани мира, характеризующие самые разные его объекты.

Таким образом, аджновские объекты суть идеи, для которых характерен высокий 
уровень абстракции и, следовательно, повсеместная их приложимость, по крайней 
мере, потенциальная. Не следует, с другой стороны, считать аджновский уровень 
абстрактным до бессодержательности. При сотворении мира сначала творились 
качества, а затем формы, но число этих качеств и тонкость их различий 
чрезвычайно велики; можно сказать, что число различных качеств мира не уступает 
количеству форм этого мира, а может быть, даже его превосходит. Более того, 
любой объект, пройдя ступени эволюции от свадхистханы до аджны, трансформирует 
свои личные качества, проявляющиеся на свадхистхане, в мировые качества, то 
есть качества, свойственные миру, но увиденные как бы через призму данного 
объекта и его конкретного манипурного и вишудховского бытия.
Что означает это видение? Например, поэт-мистик, устремившийся в своих 
дерзновенных мечтах к постижению мирового женского начала, вполне может 
прозревать его в земной женщине, своей подруге, отвлекаясь от ее конкретных 
физических и человеческих качеств, но, тем не менее, каким-то образом косвенно 
имея их в виду - в той мере, в какой они его вдохновляют, то есть помогают в 
его настройке. И его видение мирового женского начала будет отличаться от 
видения другого мистика, который будет идти к постижению этого начала с помощью 
другой женщины или совсем иными методами.
Человек аджны
Чем бы человек аджны ни занимался, это всегда человек-символ, и то, что он 
делает и то, чем он является, становится символом соответствующей деятельности 
или даже символом своей эпохи. Иногда даже его имя (а точнее, он сам как 
символ) выходит за пределы его эпохи и становится еще более крупным символом. 
Если он учитель, это не просто учитель, а учитель, у которого так или иначе 
учатся другие учителя; если он поэт, то это Поэт с большой буквы, с оглядкой на 
творчество которого пишут остальные стихотворцы; если это святой, то он не 
просто славится своим благочестием и чудесами, но является образцом для других 
людей, стремящихся к идеалу святости. В любом случае, что бы человек аджны ни 
делал, даже если он творит наедине с самим собой или живет в полном одиночестве,
 он чувствует, что на него устремлено внимание всего мира, и то, что он делает, 
находит во всем мире резонанс. Субъективно это переживается как колоссальная 
тяжесть ответственности - знать и чувствовать, что все, что ты делаешь, будет 
воспринято не только и не столько по его прямому значению, но и гораздо шире, и 
повлияет на мир, изменив и преобразив его качественно.
Говорить о религиозности человека аджны можно с большой осторожностью, потому 
что для него его жизнь, его Бог, его религия суть практически одно и то же. В 
отличие от человека муладхары, для которого атеизм это типичное состояние (а 
Бог является лишь изредка), для человека аджны Бог как Первопричина, породившая 
мир и непосредственно им управляющая, есть очевидная данность. Он ощущает свою 
судьбу как служение религиозному идеалу, и чувствует полную подчиненность своей 
жизни во всех ее аспектах своему религиозному началу. При этом в своей 
религиозности он может быть весьма узок, то есть понимать Бога в свете того 
качества, носителем которого он является, не воспринимая других Божественных 
атрибутов; но его собственные религиозные ощущения настолько определенны, что в 
других он не нуждается, и хотя в принципе он может допускать существование иных 
типов религиозности и Божественных атрибутов, они его не волнуют, так как в его 
реальности их как бы нет. Поэтому великие пророки, несущие человечеству религии,
 впоследствии становящиеся мировыми, совершенно искренне говорят, что нет Бога 
кроме того, Которого они сами непосредственно ощущают: в их реальности это 
именно так и есть.
Однако Бог на уровне аджны это именно определенное качество, идея, свойство 
мира, которое человеку аджны представляется наиглавнейшим и которому он 
поклоняется не только своим разумом, но и всей душой; этот Бог является к нему 
ежедневно и ежечасно. Он видит Его проявления как различные вариации того 
качества, той модальности, которая представляется ему сутью Божественного.
Его поклонение не носит чересчур конкретного характера. Если человек аджны 
поклоняется Богу любви, то он видит проявления Божественной любви как 
определенное качество мира, направленное к нему от всех объектов, из всех 
ситуаций и положений. Он видит любовь и в пейзажах, которые расстилаются перед 
его глазами, и в желтых яблоках, которые дарит ему яблоня, и в дожде, падающем 
на него из громыхающей тучи - все это для него символы различных видов 
Божественной любви, и всех их он принимает, и перед всеми благоговеет. При этом,
 однако, сами по себе предметы и формы, которые его окружают и в которых порой 
материализуется эта Божественная любовь, его особенно не волнуют: одни из них 
вполне могут быть заменены другими, а другие третьими без особого ущерба.
Отличие человека аджны от человека анахаты заключается в том, что религиозность 
и мировосприятие первого настроены на вполне определенный аспект или качество 
мира, и через это качество человек аджны видит мир и Бога, а человек анахаты 
смотрит гораздо шире - но и гораздо менее определенно: Божественная благодать 
анахаты идет через все качества и через все объекты, но она более туманна и 
никак не дифференцирует способы Божественного проявления, в то время как в 
случае аджны Бог качественно достаточно определен. Например, человек аджны, 
поклоняющийся Богу любви, будет рассматривать мудрость как одно из проявлений 
Божественной любви, но второстепенное, то есть для него мудрость будет одним из 
атрибутов любви, быть может, важным, но не самым главным; наоборот, человек 
аджны, поклоняющийся Богу мудрости (например, святой Софии), будет 
рассматривать любовь как одно из проявлений Божественной мудрости, не 
исключающее, однако, иных ее проявлений, с любовью прямо не связанных.
Количество аджновских атрибутов и форм религиозного почитания не ограничено; 
важно лишь понимать, что аджновским может служить лишь атрибут, универсальный 
для мира (в понимании данного человека), то есть принципиально применимый к 
любым его объектам: качество всеобщности атрибута для аджны обязательно.
Карма. Взгляды человека аджны на карму, то есть на закон причин и следствий, 
могут сильно варьироваться в зависимости от того, какой ипостаси Бога он 
поклоняется и в аспекте какого качества он видит мир. Если он поклоняется Богу 
мудрости, то вполне вероятно, что он будет верить в Мировой Разум, формирующий 
законы кармы, и целью его жизни будет постижение мира и установление прямой 
связи с Мировым Разумом. Тогда он, скорее всего, будет считать, что законы 
кармы в жизни человека носят совершенно различный характер в зависимости от 
того, на каком уровне этот человек находится и какова его связь с Мировым 
Разумом: на низком уровне карма абсолютно непостижима, на более высоком она 
становится более понятной, но и более хитроумной и запутанной - видимо, для 
того, чтобы человеку было, что постигать и тем самым реализовывать свою 
возросшую мудрость.
Если же человек аджны поклоняется Богу любви и видит мир в этом аспекте, то для 
него тяжесть кармы и запутанность кармических узлов будут напрямую связаны с 
уровнем любви человека к Богу, то есть он понимает карму как отягощаемую 
отсутствием любви и, наоборот, высветляющуюся чистой и искренней любовью 
человека к Богу.
Модальности времени. Время и пространство для человека аджны не разделены на 
части; они едины. Все время и все пространство окрашены универсальными 
атрибутами, и поэтому нет качественной разницы между прошлым, настоящим и 
будущим; есть разница в том, какими вариациями универсальных атрибутов окрашены 
те или иные временные промежутки. При этом важно понимать, что если человек 
аджны переключается на другой атрибут (это означает кардинальные изменения в 
его жизни и мировосприятии), то и его представления о времени и 
взаимообусловленности и взаимосвязи временных промежутков кардинально 
изменяются, поскольку раскраска времени в этом случае может быть совершенно 
иной. Но в любом случае каждый промежуток времени является для человека аджны 
символом некоторого универсального качества или атрибута, и именно с этой точки 
зрения он его и рассматривает.
Когда человек аджны расширяет свое видение, то любое обстоятельство или форму 
он старается воспринимать символически, пытаясь найти им интерпретацию в виде 
какого-либо универсального качества или символа. Поэтому промежутки времени, 
которые он не способен отнести к своим основным символам, он или игнорирует, 
или окрашивает второстепенными для себя символами, которые, может быть, 
когда-нибудь станут для него более значимыми, чем сейчас. 
Логика на аджне качественно отличается от общепринятой. Вообще говоря, с 
универсальными символами нельзя производить логические операции, принятые в 
математической логике: их нельзя отрицать, нельзя комбинировать со связками и, 
или, не; на аджне возможно лишь утверждение или замалчивание чего-либо. 
Отрицание универсального качества является его использованием и, следовательно, 
утверждением. Между универсальными качествами нельзя выстроить иерархию, так 
как все они суть неотъемлемые качества мира - на аджне возможно лишь более или 
менее подробное их описание и поклонение им через акцентуацию (описание) мира с 
точки зрения данного атрибута. Если у человека аджны есть какой-то тезис, 
который он хочет доказать, он сформирует атрибут, соответствующий этому тезису, 
и рассмотрит мир с точки зрения данного атрибута, то есть как бы раскрасит им 
мир; это и будет доказательством истинности этого тезиса, и никакие другие на 
аджне не проходят, а данное, в той мере, в которой оно осуществлено, является 
неопровержимым.
Как можно доказать человеку или человечеству, что красота есть великая сила? 
Для этого можно создать объект, который будет настолько красивым, что от него 
нельзя будет отвести глаз - по этому пути пошел бы человек вишудхи. Человек 
аджны поступает по-другому: он заставляет другого человека или человечество в 
целом увидеть мир так, что его красота становится неопровержимым фактом 
восприятия, и не только фактом, но и средством воздействия на психику: увидев и 
прочувствовав красоту мира, невозможно жить дальше, ее игнорируя. Такое видение 
неизбежно влияет на психологию человека и человечества, заставляя их изменить 
свое отношение к миру и способы взаимодействия с ним - таков путь человека 
аджны.
Энергия, характерная для аджны, тоньше, но и мощнее энергии вишудхи. Основным 
ее качеством является то, что она изменяет мир в целом - в каком-то его аспекте,
 но целиком. Когда кинозвезда, символизирующая женственность для своей страны, 
а то и для всего мира, снимается в грязном порнофильме, она не просто теряет 
популярность, она портит отношения между супругами во всех тех семьях, в 
которых восхищались ею ранее, и восполнить эту утрату чрезвычайно сложно. Точно 
также в семьях с большим стажем есть особенные воспоминания, которые являются 
символом нерушимости и, может быть, даже благодатности данной семьи, и они 
окрашивают всю ее жизнь в определенный цвет; если же эти воспоминания каким-то 
образом испачкать, опошлить или вовсе уничтожить, то и вся жизнь семьи увидится 
уже совершенно в другом цвете, и ее будущее также резко исказится.
Сама возможность влиять на мир через символ кажется на уровне аджны очевидной, 
ввиду того, аджновский мир очень связен и порожден универсальными качествами, и 
они являются его основным содержанием. Если же перейти на уровень вишудхи, то 
аджновская энергия становится либо чудом, либо иллюзией, о которой лучше не 
думать (с вишудховской точки зрения, аджновская энергия эфемерна).
С этим обстоятельством постоянно сталкиваются психологи, чей основной 
инструмент работы это слово, то есть, по сути, аджновский уровень. Если 
обсуждать с клиентом обстоятельства его повседневной жизни, то можно пытаться 
придавать им ту или иную окраску, однако глубокие психологические изменения 
предполагают изменение всей жизни клиента в целом, и для этого обсуждения 
конкретных эпизодов его жизни явно не достаточно: либо нужно выходить на 
ключевые эпизоды, которые имеют аджновское звучание, то есть бросают свет или 
тень на всю его жизнь целиком, либо искать такие слова, которые для клиента 
будут иметь аджновскую энергетику, и каждый психотерапевт знает, как сложно они 
находятся и с каким трудом выговариваются.
Любимые роли и герои. Один из любимых жанров человека аджны это мифология, а 
любимые его герои это те или иные боги, владычествующие над определенными 
атрибутами или качествами мира. Для человека аджны совершенно естественен 
юнговский взгляд на мир, согласно которому боги или универсальные символы несут 
фундаментальные аджновские энергии, проявляющиеся в конкретных вещах, предметах 
и жизненных обстоятельствах. Видение мира человека аджны истинно мифологическое,
 и особенной его любовью могут пользоваться космогонические мифы как наиболее 
ярко отражающие жизнь вселенной в целом, с начала и до конца, и находящие свое 
проявление в жизни отдельных людей, народов или коллективов.
По мироощущению человек аджны стихийный эзотерик, он никогда не видит предметы, 
явления и объекты сами по себе, но всегда старается усмотреть за ними высшие 
силы, и не просто высшие силы, а универсальные архетипы, представляя их себе, 
например, в виде богов, которые являются первопричиной и внутренним смыслом 
происходящего. Для него объект жив, а человек интересен ровно в той степени, в 
какой они представляют универсальные символы (которые могут быть проявлены в 
мире где угодно),а если таких символов обнаружить не удается, человек аджны 
скучает и теряет интерес; если же эти символы ему видны, то он пытается ощутить 
их наиболее ярко и полно. Точно так же он пытается видеть эти символы и в себе, 
в своей жизни, в своей судьбе, в своем сознании; нередко он с ними 
идентифицируется и тогда может сказать о себе: “Что есть я? Я - сплошная любовь,
 и больше ничего во мне нет”, - и не нужно воспринимать это как гордыню или как 
попытку закрыть глаза на реально происходящее с ним: так он себя ощущает, и та 
сила, которая заставляет его говорить такие слова, превосходит силу конкретного 
вишудховского видения, которое ему тоже свойственно, но которое ему неинтересно 
и не кажется истинным.
В других, а в особенности в себе, человек аджны ценит именно такое 
символическое мироощущение и способность реально и конкретно работать с этими 
символами. При этом он способен уловить тонкие изменения в мире, происходящие в 
результате его работы с символами, там, где другой человек, например, человек 
вишудхи, анахаты или манипуры не заметит просто ничего; однако это не значит, 
что человек аджны тешит себя иллюзиями: на высоком уровне он видит то, чего 
сейчас не видят другие, но изменения, которые он замечает, через некоторое 
время (когда универсальные символы проявят себя в мире форм) становятся 
очевидными и всем остальным, но причина этих изменений останется для них 
закрытой, в то время как человеку аджны она видна сразу. Конечно, с 
универсальными символами нельзя работать так, как можно работать с формами, но 
их можно модифицировать, утончать, уточнять и смотреть, как ими окрашен мир - 
от этого они входят в силу и их влияние на него становится более ощутимым и 
видимым.
Инстинкт самосохранения человека аджны тесно связан с его ощущением жизни и 
энергии символов. Он считает, что мир жив, пока живы символы, что традиция жива,
 пока есть символы прошлого, которые влияют на людей, что развитие существует 
тогда, когда достаточно силен общий символ идеи развития, который уже сам по 
себе найдет воплощение в конкретных тенденциях развития.
Человек аджны тяготеет к идеологии или к мистике. Часто он пытается работать 
словами, поскольку слова прекрасно передают многие символические значения, если 
же ему не хватает слов, он берется за кисть, за перо, садится за музыкальный 
инструмент, но всегда в его творениях ощущается вторичность конкретного 
воплощения по отношению к первоначальному мистически- символическому замыслу.
Человек аджны привязан к своим универсальным символам и ощущает ответственность 
только перед ними, а конкретное воплощение их энергии волнует его в гораздо 
меньшей степени; если он чувствует, что они живы и, благодаря его усилиям, 
процветают, он спокоен; если же он ощутит, что они в беде, он будет трудиться 
во их славу, не покладая рук день и ночь. При этом, хотя его деятельность в 
плотном мире будет ощущаться как наполненность некоторой идеей, но сама эта 
идея будет постигаться окружающими с большим трудом, - при том, что сама его 
личность может действовать на них очень сильно. Ему как будто бы вручен высший 
смысл, который делает жизнь качественно иной и дает ей гораздо более 
содержательное наполнение, но выразить его словами чрезвычайно сложно, а если 
попытаться это сделать и воспринять звучание на более низких эволюционных 
уровнях, оно прозвучит плоско и фальшиво.
Общение с другими людьми человек аджны строит на принципе созвучия, сходства 
вибраций, свойственных тем символам, которые являются для него значимыми, и тем 
универсальным качествам мира, которым он служит. Если другой человек служит тем 
же качествам, он найдет с ним массу общего, и, возможно, между ними возникнет 
глубокий психологический контакт; если же этот человек служит другим символам 
или же вовсе лишен символического мировосприятия, контакт скорее всего не 
состоится. С другой стороны, человек аджны чаще всего понимает, что столь ясное 
и яркое видение символов и высших энергий большинству людей недоступно, по 
крайнем мере, оно ими не осознается, и он может работать с другими людьми, 
чувствуя их бессознательный ответ (или ответ, заключенный глубоко в их 
подсознании) на его тип служения, но предлагая им работу на их уровне 
понимания; при этом ее внутренний смысл и энергетическое наполнение все-таки 
будут связаны с его любимыми и обожаемыми качествами мира.
Враги человека аджны это люди, которые смотрят на его деятельность плоскими, 
плотными глазами, не понимая тех энергий, которые ведут его по жизни, и 
пытаются эти энергии проигнорировать и представить как пустую болтовню или 
демагогию. Впрочем, люди работающие на более плотных энергиях, обычно 
локализованы в пространстве и дотянуться до человека аджны им сложно: он как бы 
шире, он распределен по всему миру, и причинить ему существенный вред не так 
легко. Это может сделать как правило, только он сам, особенно если начнет 
профанировать свое собственное мироощущение, мировосприятие и деятельность. 
Конечно, жить в мире с акцентуацией на манипуре и вишудхе ему сложно, но и мир 
без него, без его вибраций прожить не может - так, как мир не может прожить без 
поэзии, музыки и творчества в чистом виде.
В общении человек аджны производит впечатление или сильно “не от мира сего” или,
 наоборот, харизматического лидера, движимого своей харизмой и привлекающего к 
себе сотрудников с необыкновенной силой. Дружить с ним означает дружить с его 
символами, а для того, чтобы с ним поссориться, достаточно перестать видеть мир 
его глазами и ощущать его энергию: тогда вы просто выйдете из его пространства, 
и контакт с ним прекратится. Самый лучший контакт с ним это совместная 
медитация на его любимых символах, а предмет медитации может быть любым, но вы 
должны помнить, что ваша основная устремленность должна выходить за конкретную 
тему медитации, за конкретные обстоятельства, проживаемые в данный момент, и 
тогда, может быть, вы (с его помощью) уловите нечто, и это нечто окрасит для 
вас весь мир совершенно новыми красками.
Обучение человек аджны представляет и осуществляет совсем иначе, чем другие 
люди. Для него главное это общая настроенность на архетип и универсальный 
символ; в рамках этой настройки он может постигать весь мир как окрашенный этим 
архетипом, и это для него наиболее естественный способ познания мира. Если он 
подпадет под влияние близкого ему универсального символа, то его постижение 
мира пойдет необыкновенно быстро, хотя и будет весьма своеобразным, если же 
такого символа не будет, то обучение кончится неудачей. Так, Джеральд Даррелл в 
одной из своих книг описывает, как его учитель географии, быстро поняв, что 
единственный по-настоящему интересной для мальчика темой являются животные, 
учил его географии: “... у меня выходило, что основная продукция Цейлона - 
слоны и чай, Индии - тигры и рис, Австралии - кенгуру и овцы, а в океанах 
голубые плавные линии морских течений несли с собой не только ураганы, пассаты, 
хорошую и плохую погоду, но также китов, альбатросов, пингвинов и моржей”. Все 
другие подходы быстро проваливались в виду отсутствия у мальчика хоть 
сколько-нибудь проявленного интереса.
Представления о психике. Начиная с уровня анахаты, у человека нет четкого 
деления на внешний и внутренний мир; для человека аджны, в частности, 
существуют определенные архетипы, которые являются фундаментальной действующей 
силой и определенным образом окрашивают как внешний, так и внутренний мир, и 
психика и внешняя реальность взаимно расположены таким образом, чтобы человеку 
было наиболее удобно жить в символическом мире, видеть эти символы и работать с 
ними. Для человека аджны, вообще, нет разницы между внешней и внутренней 
работой, его работа настолько тонка, что без постоянного внутреннего усилия его 
внешние действия становятся просто невозможными, и постоянный уровень 
напряжения, в котором он находится, связан с прямым действием тех архетипов и 
символов, с которыми он взаимодействует. При этом отличить действие символа, 
идущего из внешнего мира, от символа, идущего из внутреннего мира, он просто не 
в состоянии; сама попытка такого разделения кажется ему искусственной. Здесь 
единство мира, в том числе внешнего и внутреннего, дано в ощущении с такой 
силой, что обсуждать его совершенно не хочется.
Что касается структуры личности и структуры подсознания, то человек аджны 
склонен считать, что внутренний мир устроен по тем же законам, что и мир 
внешний, и что в нем есть универсальные аспекты бытия, которые имеют наибольшее 
значение, и которые представлены во внутреннем мире в той же мере, что и в мире 
внешнем, являя собой наиболее тонкие, но и наиболее важные силы, подчиняющие 
все остальное. Работать с ним можно так же, как можно работать с универсальными 
символами мира, то есть укреплять тот или иной символ можно, становясь в 
соответствующую позицию и рассматривая внутреннее пространство с позиций 
данного символа, уточняя его значение, но не профанируя его до конкретных 
психических проявлений. Символ это окраска, или постоянно действующий фактор, 
который можно уточнять, но его нельзя ни опровергнуть, ни полностью сместить с 
занимаемых им позиций, ибо одни символы не конкуренты другим. Здесь можно лишь 
каким-либо образом менять и модифицировать оттенки, но не перекраивать 
конфигурацию, как это возможно в случае вишудхи, когда мир состоит из 
кирпичиков, которые можно различным способом друг с другом сочетать; на аджне 
такого рода подход невозможен.
Тело и пластика. Даже в физическом теле и его движениях у человека аджны можно 
уловить или угадать символическое наполнение его жизни. Как именно вы это 
сделаете, больше зависит от вашего собственного уровня и способности 
символического видения мира, но, по крайней мере, профессия и миросозерцание 
человека аджны обязательно отразятся на его теле и пластике, которые сделаются 
символическими для его занятий и его философии. Если это поэт-романтик, то у 
него будет буйная шевелюра, неистовый взор и пылкая жестикуляция; если это 
поэт-мистик, у него будет тонкое, бледное, как бы измученное, нервное, 
подвижное лицо и соответствующая фигура (с тонкими костями, бледной кожей и 
гармоничной, но слабо проработанной мускулатурой); а у философа-основоположника,
 занимающегося фундаментальными вопросами бытия, будет небольшой рост, мощный 
торс, борода лопатой, высокий лоб и короткие мускулистые кривые ноги с крепкими 
пальцами.
Уровни проработки
На варварском уровне проработки аджны находится фанатик своей идеи (чаще всего 
религиозной или приравненной к ней), который следует ей, опровергая всех 
“неверных”, а иногда и физически их уничтожая. Его не интересует никакое 
конкретное воплощение этой идеи, а его образ мира крайне невелик и убог, он как 
бы окрашен в два цвета: один яркий и сияющий, соответствующий его идее, и 
второй, темный и никуда не годящийся, этой идее противоречащий или с ней не 
согласный. При этом дальше общих лозунгов или варварского уничтожения всего, 
что не соответствует его идее, от него ждать не приходится. В то же время, сила,
 которая за ним стоит, может быть значительна и способна привлечь к нему 
последователей уровня вишудхи (но чаще муладхары).
На любительском уровне проработки аджны находится человек, у которого есть 
любимые абстрактные идеи или символы, которые он как-то чувствует, и любимым 
его занятием является распределение этих символов по окружающему миру, причем 
чаще всего это не глубокое видение соответствующих энергий, а навешивание 
ярлыков, производимое достаточно произвольно, хотя иногда этот человек и 
способен на тонкое восприятие и видение своих идеальных символов (но это скорее 
исключение). Он признает существование иных символов, кроме тех, которые вошли 
в его мировосприятие, и склонен к чисто символическому мировоззрению, но долго 
удержаться на символическом уровне не в состоянии и его регулярно стягивает 
вниз. Тем самым, его участие в аджновском уровне заключается в том, что он 
постоянно о нем помнит и указывает предметному уровню соответствующее 
направление, или снабжает его качественной окраской. Внешне это может выглядеть 
как ненужная дидактика или пустословие, но иногда этот человек оказывается 
необходим и желанен, например, когда явно прозаическую ситуацию нужно поднять 
на более высокий уровень и сделать из обычного события нечто запоминающееся, 
праздничное, символическое и незаурядное.
Человек аджны профессионального уровня это украшение любого человеческого 
коллектива, человек, который может сделать жизнь большей, чем она видится 
прозаическому предметному взгляду, ввести данную ситуацию в рамки мирового 
эволюционного процесса, дать смысл непосредственной жизни и оживить совершенно 
мертвую ситуацию, дав ей универсальное мировое звучание. На этом уровне 
находятся ведущие деятели культуры, великие поэты, писатели, религиозные 
проповедники, философы, мифотворцы.


Глава 7
Сахасрара
 
И голос Пушкина был над листвою слышен,
И птицы Хлебникова пели у воды.
И встретил камень я. Был камень неподвижен,
И проступал в нем лик Сковороды.
И все существованья, все народы
Нетленное хранили бытие,
И сам я был не детище природы,
Но мысль ее! Но зыбкий ум ее!
Н. Заболоцкий
Эволюционные уровни, начиная с анахаты, представляют способ видения мира, 
который можно назвать мистическим; в особенности это касается уровней аджны и 
сахасрары. По глубокому убеждению автора, каждый из эволюционных уровней как 
высший архетип в какие-то периоды активизируется в жизни любого человека и лишь 
наша невнимательность и ориентированность на другие, более знакомые и привычные 
архетипы (в данном случае - другие эволюционные уровни), не дает нам 
возможности этого заметить.
Сахасрарный объект. Существование объекта на уровне сахасрары означает 
отсутствие для него окружающей среды; он оказывается как бы основным 
содержанием и символом мира - всего мира, а не какого-то его качества 
(атрибута), как в случае аджны. Другими словами, можно сказать, что сахасрарный 
объект является фокусом, или средоточием мира, а все остальное - качества и 
формы мира - видится через данный объект, и видны притом достаточно смутно.
Если переходить от аджны к сахасраре, то можно сказать, что сахасрарный объект 
является ключевым символом, вариациями которого являются все остальные символы 
и качества, а он глубже и важнее их всех; он - самый центральный; он 
представляет собой глубину смысла всех остальных символов, их суть и сущность; 
он - их средоточие.
Таким образом, рассматривая сахасрару, мы оказываемся свидетелями определенного 
парадокса, который, с другой стороны, можно рассматривать как свидетельство 
необыкновенной демократичности мира. Оказывается, что мир связен в такой 
степени, что совершенно любой объект, тот, который на уровне муладхары только 
что появился как каковой и был от мира совершенно отделен, который на 
свадхистхане получил набор качеств, а на манипуре у него обнаружились части, 
элементы и связи между ними, который на анахате обрел благодать, на вишудхе 
обнаружился как одна из форм или частей единого мира, а на аджне стал символом 
одного из мировых качеств, - этот самый объект может стать не только одним из 
качеств мира, но его средоточием, центром, фокусом. При этом, естественно, мир, 
сфокусированный на данном объекте, или увиденный через данный объект, сильно 
меняется в зависимости от того, какой объект находится в его фокусе; поэтому 
количество способов видения мира неограниченно, и в то же время это всегда один 
и тот же мир, просто увиденный с разных точек зрения, из разных позиций. В роли 
этой позиции, точки сборки по К. Кастанеде, то есть способа видения, и 
выступает сахасрарный объект.
В качестве примера представим себе семью, в которой только что родился младенец.
 Для отца новорожденный является одной из форм семейного мира, то есть 
находится на вишудхе; в глазах бабушки, у которой есть другие внуки, он может 
находиться на аджновском уровне, то есть являться символом одной из граней 
семейного бытия; но для своей мамы, для которой сейчас в мире нет ничего, кроме 
новорожденного, он находится в фокусе мира, и именно через него, через призму 
его интересов она воспринимает весь остальной мир, как свою семью, так и 
пространство за ее пределами. Все, что происходит вокруг, мама рассматривает с 
точки зрения младенца и его настоящей и будущей судьбы, а все, что не касается 
младенца прямо или косвенно, просто-напросто ею не замечается или откладывается 
до момента, когда эта связь обнаружится. Все члены семьи моментально 
переименовываются в соответствии с их родственным отношением к новорожденному: 
ее муж становится отцом, мама - бабушкой, знакомые, приходящие в дом - дядями и 
тетями и т.д. Некоторые матери из преданности своему ребенку, как они ее 
понимают, абсолютно все взрослые дела, обстоятельства и отношения переводят на 
детский язык. Например, фраза из взрослого мира: “Он хочет ее как женщину”, - в 
переводе на этот язык может прозвучать так: “Она понравилась ему не как девочка,
 а как тетенька”.
Среды, окружающей сахасрарный объект, как таковой не существует. Существует мир,
 состоящий из одного-единственного объекта и подробностей, граней существования 
и аспектов жизни этого объекта. Нет ничего, отделенного от него или выходящего 
за его пределы: мир и есть данный объект. Он никак не дифференцируется, ни на 
качества, ни на формы, - последние существуют лишь потенциально: они пока что 
не проявлены, но если они будут проявлены, то это будут качества и формы 
данного объекта.
Человек сахасрары
Сильное включение сахасрары заставляет человека воскликнуть: “Я - Бог!” - и это 
его восклицание абсолютно искренне, потому что именно так он себя ощущает. Он 
действительно, реально ощущает себя Богом, который породил этот мир и следит за 
его существованием, хотя такие подробности, как качества и формы этого мира, 
для него сейчас несущественны: важен лишь момент мистического отождествления с 
Единым Высшим Существом: “Я есть Он”. 
Карма. Закон причин и следствий на уровне сахасрары видится как несуществующий, 
поскольку не существует отдельных моментов времени, отдельно взятых сюжетов, 
поскольку время, пространство и бытие слились в едином и нерасчленяемом 
единстве, а говорить о причинах и следствиях можно лишь тогда, когда 
пространство разделено на формы и элементы, когда существует время, в частности,
 прошлое, настоящее и будущее, а при сильном включении архетипа сахасрары 
ничего этого нет - точнее, все это существует потенциально, но не актуально. 
Вера человека сахасрары тотальна. Это означает, что никакой альтернативы его 
психическому состоянию не существует; в частности, у него нет и не может быть 
никаких сомнений, поскольку его психическое состояние захватывает его целиком. 
В общем это состояние тотального харизматического лидера, который являет людям 
Бога в своем лице, и ничуть не менее того. Ему подчинена логика, то есть истина 
есть то, что он говорит, независимо от того, что именно он говорит и какими 
выразительными средствами он пользуется, и ему подчинены все виды энергии - они 
суть не что иное как аспекты или формы его проявлений, и даже излишне говорить 
о том, что они ему полностью подчинены; они появляются как различные способы 
разворачивания его сущности.
Более слабое включение сахасрары дает расположение фокуса мира не на себе, не 
на собственной личности, а на ком-то или чем-то еще, на определенном человеке 
или объекте. Любимым героем человека сахасрары в таком случае будет человек, 
сосредоточивающий в себе весь мир, например, полновластный король, малейшее 
желание которого тут же исполняется; если речь идет о богах, то это верховный 
бог, Вседержитель (всевластный и никому не подчиняющийся) Зевс. Но все же 
греческий пантеон имеет скорее аджновский, нежели сахасрарный характер; ближе к 
сахасраре находится невидимый еврейский Бог Иегова, самое имя Которого нельзя 
произносить, или индуистский Абсолют, безличное Брахмо, находящееся за 
пределами времени и пространства, Великая Потенциальность, частным проявлением 
которой является Вселенная.
Психология. Если смотреть на человека сахасрары со стороны, то зрелище это 
довольно тяжелое. Он, как говорится, неотвлекаем: у него есть определенный 
фокус его внимания, определенный объект (иногда это он сам), на который он 
смотрит и считает его наиважнейшим и наиглавнейшим, причем все попытки уточнить,
 почему же это так, оканчиваются провалом. Он может бесконечно говорить о 
качествах любимого объекта, поработившего фактически все его внимание, 
поглотившего все его силы, подчинившего себе всю его жизнь - но главное для 
человека сахасрары не качества этого объекта, а он сам; самым сладким словом 
для него будет имя этого объекта, и это имя он будет произносить так, что вы 
поймете, что за этим объектом для него скрыт весь мир целиком.
С человеком сахасрары труднее всего иметь дело в случае, когда этим фокусом его 
внимания постоянно служит он сам: тогда это либо великий мистик, вокруг 
которого действительно циркулируют особые энергии и, входя с ним в контакт, вы 
можете получить большую инициацию и радикально изменить собственную судьбу, или 
же это эгоцентрик примитивного свойства, восхищающийся собой как таковым в 
плоском, приземленном понимании своей сущности и личности, и в этом случае он 
настолько трудно переносим, что можно только удивляться, как ему удается 
все-таки находить себе друзей и знакомых и строить с ними и с начальством на 
работе отношения. Тем не менее, такому человеку обычно удается организовать 
вокруг себя пространство таким образом, чтобы оказаться в его фокусе; нередко 
такие люди становятся диктаторами, например, мелкими начальниками, выступающими 
для своих подчиненных в роли солнца местного значения.
Творческим людям в узком смысле этого слова так или иначе приходится 
прорабатывать уровень сахасрары. В конечном счете для того, чтобы сделать 
что-либо значимое, а тем более значимое не только для себя и своего ближайшего 
окружения, но и для большого мира, приходится на некоторое время встать в 
позицию, когда ты становишься центром Вселенной, и единственное, что интересно, 
это то, что происходит с тобой и внутри тебя. Но здесь главное это не уровень 
наивного эгоцентризма, а широта видения мира: нетрудно стать фокусом мира, 
состоящего из двух-трех человек - членов твоей семьи; гораздо труднее встать в 
энергетическом центре страны или области искусства, знаний, умений.
Серьезная работа в мире всегда связана с необходимостью самопознания, а этот 
процесс неизбежно выводит человека на уровень сахасрары, когда фокус мира 
смещается на его собственную персону. Подсознательно это происходит, даже когда 
человек боготворит и воспринимает как Божественное нечто внешнее по отношению к 
себе, например, предмет своего творчества - симфонию, картину, роман - и в этом 
случае его подсознание ощущает вибрации сахасрары, свойственные любому творцу, 
ибо когда человек занимается творчеством, то результат его творчества это не 
более, чем отражение того центрального творящего начала, которым в данный 
момент является его личность, и которое психологически отождествляется с 
Богом-творцом Вселенной. Таким образом, выход на уровень сахасрары это 
психологическая необходимость для человека, ответственно творящего что-либо 
новое, и вопрос заключается не в его самомнении как таковом, а в его 
ответственности перед миром за свои действия. Уж если ты встал в центре мира, 
то ты должен следить за тем, чтобы мир в результате оказался не обездоленным, а,
 наоборот, украшенным тобою, и в этом искушение и дерзновение сахасрары.
Ответственность человека сахасрары есть, таким образом, ответственность за весь 
мир целиком, и психологически он переживает ее именно так. Если человек аджны 
отвечает за какой-то аспект мира, то человек сахасрары отвечает за него как за 
единое целое, и как бы боковым зрением он должен видеть и все его качества, и 
все его формы; другое дело, что, в зависимости проработанности этого уровня, 
боковое зрение может быть более или менее подробным и точным, да и сам мир 
человек может воспринимать совершенно по-разному.
Фокус внимания человека сахасрары не обязательно постоянен; даже если он 
сосредоточен на своей личности, последняя может измениться, и тогда расстановка 
акцентов будет совершено иной; кроме того, он может с тем же пылом, с которым 
сегодня поклонялся одному идолу, завтра переключиться на новый. Фокус его 
внимания может измениться кардинально, но характер внимания (пока действует 
архетип сахасрары) не изменится, и в новом объекте внимания человек по-прежнему 
будет видеть весь мир, хотя уже и несколько по-другому. Так один шах собрал 
однажды своих жен и торжественно объявил им: “Я покидаю вас: я полюбил другой 
гарем!” Для человека, привыкшего к моногамной семье, это заявление может 
показаться странным и даже лживым, но для человека сахасрары оно более чем 
естественно: его концентрация на одном видении мира прекращается и включается 
концентрация на другом; его фокус внимания меняется, и он сам психологически 
полностью меняется вместе с ним, и перестройка психики оказывается тем глубже, 
чем сильнее сдвинулся фокус внимания.
Творчество человека сахасрары само по себе чересчур абстрактно и синтетично. 
Реально оно может служить источником вдохновения для уровней аджны или вишудхи, 
но его энергия, даже если она велика, не развернута. Если это поэт, то о нем 
впоследствии скажут, что это поэт для поэтов, а обычному читателю воспринимать 
его стихи будет очень сложно - таков, например, Велемир Хлебников. Сахасрара в 
своей синтетичности и непроявленности чем-то похожа на муладхару - но разница 
здесь огромна: человек сахасрары не может позволить себе той оригинальности и 
самобытности, которая отделяет человека муладхары от мира; наоборот, человек 
сахасрары полностью укоренен в мире, фокусом которого он является, и он ни на 
секунду не может от него отделиться: этот мир и есть он сам.
Слабое место человека сахасрары - ограниченность мира в том виде, как он его 
воспринимает. Автор напоминает, что все описания в этой книге принципиально 
субъективны, то есть они ни в какой мере не являются описаниями объективно 
существующих в природе явлений, а представляют собой не что иное, как 
модальности, или способы видения человеком себя и окружающего мира. Поэтому 
когда автор говорит, что человек сахасрары является фокусом мира, то имеется в 
виду не объективно существующий мир как Вселенная со всеми ее неизмеримыми 
пространствами и неисчислимыми формами, а мир в восприятии данного человека, и 
слабое место человека сахасрары это слабое видение мира: он (человек сахасрары) 
безусловно находится в фокусе видимого им мира, но этот мир может быть 
чрезвычайно незначителен, и в этом случае все его творчество и все его усилия 
будут не более чем пародией на истинное творчество и истинную работу; но, с 
другой стороны, чисто психологически это нисколько ему не мешает (а в некоторых 
случаях даже помогает) выходить на уровень сахасрары и пребывать на нем.
Общение. Человек сахасрары производит впечатление переполненного собой и своими 
делами; но если вы войдете в его пространство и займете в нем определенное 
место, а главное - научитесь видеть мир так, как видит его он, то он может 
стать вашим лучшим другом и оказать вам помощь с совершенно неожиданной для вас 
стороны: представляя собой мир целиком, он как бы властен над ним, и то, что 
кажется для вас далеким и недосягаемым, у него нередко оказывается под рукой.
Если вы хотите войти с ним в контакт, почаще произносите имя объекта, которому 
он поклоняется, имя его фокуса мира. Если этим фокусом служит его личность, 
называйте его почаще по имени, и его реакция может оказаться совершенно 
неожиданной - например, он может включить вас в свой мир на роли символа или 
какой-либо формы, и это может дать вам много преимуществ, но, с другой стороны, 
вы можете в какой-то момент ощутить, что вы совершенно задыхаетесь в его мире - 
не потому, что вы не можете подчиняться его воле, а потому, что атмосфера его 
реальности может оказаться для вас чересчур тесной и душной. Наоборот, человек 
сахасрары высокого уровня через свою личность может помочь вам открыть такие 
горизонты и увидеть такие аспекты и области мира, которые вы без него никогда 
бы не увидели и даже не смогли бы их себе представить.
Обучение. Человек сахасрары будет охотно познавать мир, если не сталкивать его 
с тех позиций, на которых он находится. Важно лишь регулярно возвращать его 
внимание обратно к его обычному фокусу; если он будет уверен, что отвлечение 
его внимания от основного объекта к незнакомым для него аспектам или объектам 
мира происходит ненадолго, он может воспринять обучение спокойно и даже 
положительно, особенно если, вернувшись обратно, он, к своему удовлетворению, 
обнаружит, что сияние его любимого объекта лишь увеличилось; другими словами, 
он может изучать мир во славу своего фокуса - но никак не иначе. 
Представления о психике. Главным и самым труднодоступным местом в подсознании 
человек сахасрары считает его глубинный центр, которому подчинены все программы 
подсознания и конкретные психические проявления. Этому центру во внешней жизни 
соответствует жизненная миссия, и для человека сахасрары она есть нечто 
совершенно реальное, то, что в каждый момент времени может реализоваться в виде 
того или иного символа, той или иной программы действий, но не это в ней 
главное.
До тех пор, пока этот центр не обнаружен и человек не поставил свою внешнюю и 
внутреннюю жизнь на служение ему, все его бытие есть не более, чем случайное и 
бессмысленное перемещение в пространстве и времени или, в лучшем случае, более 
или менее целенаправленные поиски этого центра; однако найти его нелегко, и это 
всегда требует жертвования всего конкретного, частного, несущественного и 
случайного, что может так или иначе развлекать, но не представляет никакого 
серьезного интереса, пока центр не найден. Этот психологический или, правильнее 
сказать, духовный центр для человека сахасрары заключает в себе всю полноту 
бытия, и когда он обнаружен, он окрашивает все частности и подробности жизни 
таким ослепительным светом, что больше человеку уже ничего и не нужно; 
достигнув его, человек одновременно исполняет свою миссию и интегрирует свою 
личность. Отныне проблем как таковых у него не остается, или, во всяком случае, 
они качественно меняют свой характер.
Уровни проработки
Вообще уровень проработки сахасрары определяется в первую очередь тем, 
насколько широко человек видит мир и насколько глубоко у него проработана 
собственная личность.
На варварском уровне человек сахасрары идентифицирует себя с поверхностными и, 
как правило, социально детерминированными чертами своей личности, а мир, в 
котором он ощущает себя центром, крайне невелик - обычно он не распространяется 
дальше его семьи и минимального социального окружения. Обычно этот человек, 
вследствие своего эгоцентризма, довольно неприятен, но не лишен своеобразного 
обаяния: чувствуется, что если он не замкнется в себе совершенно, то сможет 
сделать многое; если же замкнется, то это верный кандидат в психиатрическую 
лечебницу с диагнозом: “мания величия”.
На любительском уровне человек сахасрары формирует вокруг себя определенную 
реальность, становится в ее центр и царит в ней подобно маленькому монарху. Он 
понимает, что мало говорить: “Я”, или: “мой объект”, - нужно еще что-то делать, 
нужно как-то организовывать ту реальность, которая кажется ему его миром, и он 
склонен заниматься ее улучшением, и качественным, и предметным, но эти занятия 
для него всегда вторичны, а главный момент торжества приходит, когда он 
забывает обо всех частностях и сосредоточивается на центре своей реальности.
В психологическом плане у этого человека есть определенная доминанта личности, 
которую он идентифицирует с собой, со своим “я”, и, отвлекаясь на различные 
частные черты и проявления своей личности, он стремится вернуться обратно к 
этой доминанте, которую воспринимает в качестве своего синтетического образа, 
возникающего у него при произнесении его имени. Сам он произносит его с 
совершенно необыкновенным выражением, недоступным для людей других эволюционных 
уровней.
На профессиональном уровне человек сахасрары строит некоторое царство, в 
котором он царит и отвечает за все, что в нем происходит. Это царство строится 
им одновременно и во внешнем мире, и во внутреннем. Его психологическая работа 
заключается, в частности, в выработке колоссальной внутренней дисциплины, 
подчиняющей все черты его характера, все психические проявления и энергии 
единой цели, которая проникает в его психику и организует ее в соответствии с 
собой. Когда цель достигнута, человек сахасрары ставит себе новую цель, новый 
идеал, и так же полно погружается в его достижение.
В результате вокруг него во внешнем мире возникает реальность, которую можно 
принимать целиком или не принимать вовсе, но ее невозможно принять частично. 
Так строятся великие философские системы и глобальные религиозные практики, 
включающие в себя все проявления человека, начиная от духовных и кончая 
физическими.


Заключение
 
 
Ты знаешь высь с стезей по крутизнам?
Лошак бредет в тумане по снегам,
В ущельях гор отродье змей живет,
Гремит обвал и водопад ревет...
Ты был ли там?
Е. Баратынский
 
 
Протвино - Красная Поляна - Москва, 31.01 - 26.09.1997