|
– Кровью? – Булгаков знал, где у бывшего присяжного поверенного налиты красные
чернила – ими тот делал особо важные пометки в своих записях, – и, ничтоже
сумняшеся, подмахнул текст.
– Даже не прочитал? – вздернула брови красавица.
Писатель, держа брюки в руках, галантно поклонился.
– Сударыня, после того, что тут между нами произошло, это меньшее, что я могу
для вас сделать. Но в документе не указан покупатель, – заметил он. – Мы ведь,
как будто, говорили о дьяволе?
Евгения встала.
– Ну, что ты привязался? Дьявол – убогое измышление христианской религии. И без
него покупатели имеются.
Булгаков еще раз заглянул в бумагу.
– А кто такая Суламифь?
Рыжая красавица гордо выпрямилась.
– Это мое настоящее имя.
Она подошла к столу, взяла подписанный писателем договор, пробежала его глазами
и скомкала. Потом бросила комок в пепельницу, чиркнула спичкой и подожгла. Оба
они, не мигая, смотрели как горит бумага.
– Зачем ты это сделала? – спросил писатель.
Она усмехнулась.
– Условность, не более. Ведь рукописи не горят. Разве ты этого не знал? Наверно,
мы теперь не скоро увидимся. Может быть, не увидимся вовсе. Но, быть может, в
один прекрасный день кто-то обратится к тебе со словами: «Добрый человек».
Тогда вспомни обо мне и постарайся сделать для него то, что он попросит.
– Если смогу, – заметил писатель.
– Сможешь, – заверила она.
Он пошел к двери, но вдруг резко остановился и обернулся.
– И, все-таки, почему я? – он посмотрел ей в глаза. – Тут же полно пишущей
братии…
Евгения–Суламифь брезгливо передернула плечами.
– Именно – братия… звездобратия…
– Но Алексей Толстой? Согласись, он пишет с необыкновенным блеском…
Она щелкнула пальцами.
– Ха! Всего–навсего умелый и трудолюбивый ремесленник. Он свои истории сочиняет,
а ты пишешь о том, что пережил и оплатил личной судьбой.
Булгаков задумался.
– Но в моих книгах тоже есть моменты, которых я не переживал…
– Значит, еще переживешь.
Он вернулся к дивану. Потом они долго говорили о книге, которую он должен
написать. Наконец, он поднялся.
– Быть может, я и готов бросить Тасю, но не сегодня. Мне пора.
Супругу он нашел за столом, там, где и оставил. Она встретила его виноватым,
слегка расфокусированным взглядом.
– Миша? Кажется, я наклюкалась… Народу пришло много…
Он помог ей подняться и одеться. Идти было недалеко. Они жили на Большой
Садовой в доме 10, в комнате, принадлежавшей зятю Михаила. Всю дорогу он
поддерживал Тасю с удвоенным вниманием и заботой. А, поняв, что лестницу ей не
одолеть, взвалил ее на плечи и отнес на пятый этаж.
Уже в квартире, разуваясь, он обратил внимание на досадную пропажу.
– Вот черт, я где-то потерял калошу, – проворчал он.
И устало опустился на кушетку.
Наши дни. Кабинет режиссера Покровского
Галоша выскользнула из руки астролога и мягко шмякнулась об пол.
– Ты очнулся? – в голосе Василисы звучала неподдельная тревога.
– Все нормально. – Он откинулся на спинку дивана. И вдруг с испугом оглянулся и
осторожно пощупал кожаную обивку.
– Нет, не тот, – успокоенно вздохнул он.
– Кто не тот?
– Диван. Я только что видел похожий. Они на нем такое вытворяли
Василиса не поняла:
– Кто «они»? Где ты видел такой диван?
Он махнул рукой.
– Ладно, проехали. Долго объяснять. Дай мне пять минут, чтобы прийти в себя.
Куда Артур убежал?
Василиса выглянула в коридор.
– Его не видно. Может быть, эта рыжая ведьма утащила его в преисподнюю?
– Щ–щ-щас–с-с, размечталась, – вздохнул Успенский. – Тут милостей ждать не
приходится, надо действовать самим.
– Ладно, оставайся, я сейчас его найду!
Андрей не успел ничего возразить, как она исчезла в дверном проеме. Оставалось
сидеть и ждать. И приходить в себя после увиденного, услышанного и
прочувствованного.
* * *
Василиса прошла по коридору. Несмотря на то что народу в театре было много –
|
|