ь, чтобы подогнать по фигуре. Своими стараниями девушка осталась 
довольна. Только длинные волосы выдавали, и она безжалостно обкорнала их 
ножницами. Но получилось плохо и пришлось сбегать в парикмахерскую, где 
остриглась вообще наголо. Из зеркала на неё смотрел худой, немного курносый 
паренёк в лихо заломленной набекрень солдатской фуражке. Всё, прощай город 
Баку!
Однако попасть на фронт оказалось непросто: на знакомый причал Антонину не 
пропустила бдительная охрана. Не пришлось по морю, так доберётся по суше. 
Возможно, это окажется проще. Ей легко удалось сесть на поезд, идущий в сторону 
фронта. Антонина смело назвалась добровольцем Антоном Пальшиным, и, на её 
счастье, никто из военных чинов, находившихся в эшелоне, не спросил у 
худенького «мальчишки» документов. Чумазый паровоз дотянул состав до Саракамыша.
 Дальше к фронту пришлось добираться самостоятельно. Антонине непременно 
хотелось попасть в кавалерию. На своё счастье, — или на беду? — она увидела 
казачий воинский обоз и направилась к нему.
— Здорово, станичники! Кто добровольцев принимать в кавалерию будет?
— Во, герой, — рассмеялся бородатый казак с золотой серьгой. — Ну, пошли к 
хорунжему.
Он отвёл её к офицеру, и Тоня оробела, увидев сурового усатого дядьку с 
наградами на мундире.
— Кто таков? — сердито прищурился хорунжий.
— Доброволец Пальшин. Воевать с турками хочу!
Хорунжий положил ей на худенькие плечи тяжёлые, привычные к оружию ладони, 
легко развернул спиной к себе и коленом дал сильного пинка под тощий зад:
— Пошёл вон, дурашка! Смерти прибежал искать?!
Девушка не удержалась на ногах и упала, но тут же поднялась и спряталась за 
телеги, а потом вновь пошла на поклон к хорунжему. И так множество раз, пока 
суровый рубака не отступил:
— Жизнь твоя, тебе за неё и отвечать перед Богом!
Ежедневно с утра до вечера шли ученья: новобранцы осваивали умение рубить 
шашкой, управлять конём и действовать в бою, лихо разворачиваясь с сотней в 
лаву. Пальшина с детства умела ездить верхом, но шашка и карабин казались ей 
неимоверно тяжёлыми и страшно неудобными.
Совершенно неожиданно протрубили седловку, и сотня на рысях — марш, марш! — 
пошла туда, где гремела канонада. Вот и фронт. Казаки видели, как пошла вперёд 
пехота, а потом хорунжий, привстав на стременах, описал сверкнувшим на солнце 
обнажённым клинком широкий полукруг, дав команду к атаке. Сотня резво приняла с 
места и пошла на рысях по полю, привычно разворачиваясь в лаву. Казаки почти 
зажали Антонину в тесном строю, не позволяя резвому «мальчишке» вырваться 
вперёд — под густые разрывы шрапнели и секущий огонь пулемётов. Но Пальшину 
словно чёрт понёс: она, ловко обманув станичников, быстро оказалась впереди 
сотни. И тут перед её глазами мелькнуло красно-жёлтое пламя, конь споткнулся и 
полетел куда-то вниз, а вместе с ним ухнула в черноту Антонина…
Пришла в себя она в незнакомом доме. Открыв глаза, увидела сгрудившихся вокруг 
её койки перебинтованных солдат и озабоченного доктора в белом халате. Значит, 
здесь лазарет.
— М-да, — врач смущённо постучал деревянным стетоскопом по ладони. — Как же это 
вы, милая барышня?
Солдаты громко засмеялись, и Тоня одним рывком завернулась в простыню и, 
прихрамывая, побежала вон: её тайна раскрыта! Хорошо руки и ноги целы, 
отделалась ушибами и лёгкой контузией. Ей удалось пробраться в сарай, где 
хранилось обмундирование раненых. Наскоро переодевшись, кавалерист-девица 
сбежала из лазарета, опасаясь, что её насильно отправят домой. И оставаться на 
Турецком фронте она посчитала для себя опасным — решила перебраться на 
Юго-Западный.
АРЕСТ И СЛАВА
По проторённой дороге Антонина отправилась в Баку — там всё давно знакомо. Но 
на одной из станций, когда Антонина побежала за кипятком, на перроне её крепко 
прихватил за локоть рослый жандарм:
— Прошу пройти за мной!
В отдельной комнате вокзала сидели жандармский подполковник и армейский 
капитан — как оказалось, из контрразведки.
— Куда изволите следовать? Кто вы такой, почему без документов?
— Где назначена встреча с турецким агентом? — вступил в начавшийся допрос 
капитан.
Вопросы сыпались один за другим. Но на них у Антонины не находилось ответа. 
Позже она узнала, что контрразведка и жандармы искали турецкого шпиона, 
пробиравшегося на нефтепромыслы в Баку, а она показалась дежурившему на вокзале 
жандарму чем-то подозрительной.
Тоню начали обыскивать и выяснилось, что «доброволец» женского пола. Вновь 
посыпались вопросы, но Пальшина молчала. Жандарм не выдержал:
— Поедешь в Москву для выяснения личности: там разговорят!
В Первопрестольную Антонина поехала в арестантском вагоне. В Москве всё быстро 
выяснили, и «страшные» жандармы приняли соломоново решение: отправить девушку 
домой. В начале февраля 1915 года Пальшину с почётом доставили в Сарапул. О ней 
взахлёб писали газеты, и Тоня из простой девушки превратилась в героиню — 
званые обеды, торжественные приёмы в её честь, дорогие подарки, французское 
шампанское, надоедливые репортёры. Дамы из общества предлагали Пальшиной любую 
работу с прекрасной оплатой, но Антонина тянула, хотя и нуждалась в деньгах. 
Немного выждав, она направилась к местному воинскому начальнику полковнику 
Александро