оду журналы и газеты Санкт-Петербурга в разделе хроники сообщили, что в 
Гатчинскую школу военных лётчиков, которая только накануне была открыта, 
записалось три человека. И в их числе одна барышня. Барышней, как нетрудно 
догадаться, оказалась Лидия Зверева, закончившая и гимназию. Обучение и полёты 
проходили при заводе Щетинина. Лидия училась увлечённо и очень прилежно, а 
затем блестяще сдала экзамены по технике пилотирования. В 1911 году, выдержав 
все выпускные экзамены, Зверева фактически стала первой женщиной — военным 
лётчиком нашей страны, а скорее всего, мира! Но тогда таких названий не 
существовало, Лидию Звереву решили официально именовать «авиатриссой». Она 
получила диплом военного лётчика за номером тридцать один. Тридцать дипломов до 
неё получили только мужчины.
Первой русской военной лётчице пришлось столкнуться не только с искренним 
восторгом и восхищением публики, но и с откровенной недоброжелательностью. 
После получения 10 августа 1911 года заветного диплома она не раз совершала 
публичные показательные полёты в Санкт-Петербурге, Риге и Тифлисе. Кроме того, 
Лидия Зверева совершила несколько длительных — естественно, по меркам того 
времени, — перелётов на аэроплане, доказав, что женщины вполне на это способны.
Лидия втайне начала работать над конструкцией собственного самолёта: он должен 
был стать аэропланом совершенно нового типа, каких ещё не существовало ни в 
одной стране мира. У неё была недюжинная конструкторская жилка. Именно эта 
жилка не давала Лидии покоя. Вместе с работами над конструкцией новейшего 
аэроплана начались странные неприятности. Однажды они едва не привели к 
трагическому исходу — кто-то подсыпал в мотор самолёта железные опилки, и в 
воздухе произошла катастрофа. Чудом Зверева осталась жива. Делом серьёзно 
заинтересовалась военная контрразведка. Но уже шла Первая мировая война, 
хватало иных забот, и вскоре всё списали на происки завистливых 
недоброжелателей или несчастный случай. Трудно сейчас сказать, насколько 
оправданна эта версия, но, скорее всего, работа Зверевой мешала какой-либо 
иностранной державе, использовавшей возможности своей разведки для устранения 
опасного конкурента. В то время проникнуть агенту иностранной спецслужбы на 
аэродром и получить свободный доступ к самолёту не составляло особого труда. 
Кто был тем крайне опасным противником, готовым физически уничтожить молодую 
способную лётчицу? Не обязательно немцы или австрийцы, хотя это не исключается. 
Вполне могли покушаться на её жизнь англичане и те же французы, которые 
считались союзниками России, — тут в игру вступали огромные деньги; 
самолётостроение начинало бурно развиваться и обещало ещё больший подъём и 
гигантские прибыли в будущем.
Первая авиатрисса умерла в 1916 году, как говорили, от тифа. Её болезнь 
показалась многим слишком неожиданной и странной, а все чертежи нового самолёта 
загадочным образом пропали. Можно предполагать, что те, кто уже покушался на 
жизнь первой русской военной лётчицы и способного конструктора, всё же достигли 
своей цели.
Пример отважной авиатриссы Лидии Зверевой увлёк других русских женщин в небо. 
Диплом авиатриссы вскоре получила актриса Любовь Галанчикова, сумевшая 
установить всероссийский и мировой рекорды высоты полёта на аэроплане и ставшая 
первой русской лётчицей — испытателем самолётов. Стали лётчицами и прекрасно 
показали себя в небе русские женщины-пилоты Е. Шаховская, С. Долгорукая, Е.
 Антарова-Наумова. Некоторые из них принадлежали к известным русским фамилиям 
титулованного дворянства. После октябрьских событий 1917 года след многих 
первых русских авиатрисс теряется, а имена их упорно и преднамеренно долгие 
годы замалчивались. Так и осталась нераскрытой тайной гибель Зверевой, забыт и 
её новый самолёт, и судьбы первых русских женщин-пилотов.
Раскова, Осипенко и Гризодубова, подвига которых никто нисколько не хочет 
умалить, поднялись в небо на несколько десятилетий позже. И они не были 
первыми…



Коммерции советник
(Пётр Арсеньевич Смирнов)


Все слышали выражение «перст судьбы» — он всегда безошибочно отыскивал в толпе 
того, кто нужен в данный момент, и сквозь любые преграды настойчиво двигал его 
к заветной цели. По меткому выражению американцев, эти люди «делали себя сами». 
Яркий пример — феномен одного из гениев русской коммерции, Петра Арсеньевича 
Смирнова.


ПЕРСТ СУДЬБЫ
Многим современникам Петра Арсеньевича казалось, что ему фантастически везёт. 
Людская молва создавала красивые легенды о происхождении огромных богатств 
Смирнова. Но это легенды и сказки. На самом деле его жизнь с малых лет была 
наполнена каждодневным, поистине каторжным трудом, чтобы потом, основываясь на 
точном расчёте, безошибочно поймать жар-птицу удачи и удержаться на гребне 
капризной волны коммерческого успеха.
Архива обширной семьи Смирновых не сохранилось — различные источники указывают 
противоречивые сведения о месте и времени рождения Петра Смирнова. По одним 
данным, он появился на свет в 1831 году в селе Потапово Ярославской губернии. 
По другим — родился в селе Каюрово, Мышкинского уезда той же губернии. После 
уничтожения церковных книг есть косвенные данные, свидетельствующие, что Пётр 
Арсеньевич родился в 1831 году в селе Потапово, в семье крепостного крестьянина.
 В те времена свято соблюдался прекрасный обычай: если Бог дал тебе 
благополучие в жизни, надо непременно пожертвовать на постройку церкви в родных 
местах. Смирнов пожертвовал пятьсот тысяч рублей и построил большой красивый 
храм в селе Потапово.
«Питейное дело» считалось у Смирновых семейным и потомственным. Отца и дядю 
Петра Арсеньевича помещик отпустил в Москву на оброк — тогда существовало 
крепостное право! — и служили они по «питейному делу» у купца Каргашкина. Когда 
Петру исполнилось десять лет, его тоже отправили в Белокаменную, где отец и 
дядя уже успешно управляли кабачком или винной лавкой. Мальчику была уготована 
участь работать на побегушках и упорно учиться коммерции. В России зарождал