орошие манеры вышли из моды, установить 
трудновато, однако начала были заложены году этак в 1947-м, когда Стивен Поттер 
опубликовал небольшой трактат под заглавием «Теория и практика игр, или 
Искусство победить в Игре не плутуя». Среди многих банальных принципов, 
касающихся ведения игры и методики достижения победы, там числился и такой: 
«Заставьте вашего соперника ощущать, что что-то не так, пусть и не очень». Еще 
один гласил: «Полагайтесь на общее правило следующего содержания: букет всегда 
лучше, чем вкус. И наоборот».
 Возможно, лучшим мастером этой самой науки побеждать был Джимми Коннорс, 
уличный боец от тенниса, выработавший свой собственный кодекс, в котором 
основополагающими были правила собственного удобства, а не хорошего тона.
 Послужной список Коннорса на корте достаточно пространен и написан крупными 
буквами. Вот он, голубок, невозмутимый и горделивый, обменивается репликами с 
публикой. Вот, явно не страдая избытком любезности, кривится как молокосос, 
переевший зеленых яблок, и что-то бурчит. А вот, прыгая на месте как 
Румпельстилтскин [39] , направляет поток едких слов в сторону какого-нибудь там 
бедолаги, которому выпала участь судьи на линии.
 Эти громкие слова и неотесанные манеры предназначались для того, чтобы 
приносить ему победы на корте, однако друзей подобное поведение принести едва 
ли могло, и большинство представителей теннисного мира видели в Коннорсе 
персону, достойную осуждения. К их числу принадлежал Том Оккер, называвший его 
ребенком. Обычно любезный Род Лейвер посмеивался, утверждая, что Коннорс 
«наверно, считает себя шедевром мироздания, уступающим только напитку 
"Севен-ап"»; а Стэн Смит высказал свое недовольство следующим образом: «Он 
делает такие вещи, которые раздражают многих людей».
 Но если Коннорс и был смесью хама и игрока, то доминировал все-таки игрок, и 
его прямолинейная манера контрастировала со всеми подковерными нарушениями 
конвенций – с его «представлениями о поведении игрока», как выразился Артур Эш. 
Обладая прямым форхендом и двумя вариантами бэкхенда, нанося удары без лишних 
телодвижений, Коннорс играл, по его собственным словам, «более компактно», чем 
его соперники.
 У него было еще одно ценное качество: безграничный запас энергии. Эш, 
описывавший его игру, подвел итог следующим образом: «Коннорс, безусловно, 
наделен духом бойца. Он будет охотиться, выкладываясь до предела». Играя в 
такой манере, стройный как борзая и наделенный волчьей хваткой, Коннорс 
настигал мяч резким, карающим ударом или же просто летел к нему, не касаясь 
ногами земли, вытаскивая явно неберущиеся удары; или устремлялся к сетке, 
приняв подачу соперника, пресекая все их ответные удары; или же просто вводил 
соперников в состояние оцепенения своими быстрыми и сильными ударами. «Играть с 
ним, это все равно, что драться с Джо Фрезером, – сказал телекомментатор Дик 
Стоктон. – Этот парень всегда нападает. Он никогда не расслабляется».
 Коннорс усвоил свои тигриные качества еще у колен своей матери и бабушки, ее 
матери. В буквальном смысле этих слов. Познакомившись с игрой в возрасте аж 
двух с лишком лет, когда управляться с ракеткой еще сложно, мелкий еще Джимми 
принял игру «как часть самого себя», вспоминала его мать Глория Томпсон Коннорс,
 прежде выступавшая на корте и считавшаяся тринадцатой в стране среди юниоров. 
И именно она вбила в него некоторые качества, которые сделали его таким упрямым,
 не знающим пределов допустимого бойцом. «Когда он был маленьким, если мне надо 
было сделать попытку, я так и поступала, чего бы мне это ни стоило», – 
вспоминала она. А потом еще приговаривала: «Видишь, Джимми, даже твоя мать 
обязана сыграть так».
 Потом Коннорс вспоминал: «У нас на заднем дворе был тренировочный корт, и я 
всегда играл с кем-нибудь из них. Они всегда ездили со мной на турниры, а потом,
 когда я ходил в старшую школу, заезжали за мной после школы, чтобы отвезти на 
тренировку».
 Когда Джимми исполнилось шестнадцать, его мать поняла, что достигла своего 
предела, и принялась искать в округе человека, способного вывести ее дитятю на 
следующий уровень. Случилось так, что она обратилась к услугам своего старого 
знакомого Панчо Сегура, закаленного в турнирах ветерана, преподававшего в 
теннисном клубе «Беверли-Хиллз», и уговорила его взять Джимми на обучение.
 На Правом берегу – и повсюду – давно считали, что в Лос-Анджелес стоит ехать 
лишь затем, чтобы отточить свой бэкхенд. Именно это и сделал Джимми, и Сегура, 
являясь одним из первых игроков, использовавших хватку двумя руками при 
бэкхенде, внес еще одно важное измерение в неровную, но подавляющую своей мощью 
игру молодого человека: патентованный бэкхенд, настолько сочный и 
привлекательный, что удар этот вызывал у некоторых кулинарные ассоциации.
 Джимми остался на Левом берегу, чтобы посещать колледж. Однако после первого 
курса, победив в первенстве НКАА среди одиночников, он решил, что может 
добиться большего, оставил колледж и ступил на мощенную золотыми кирпичами 
дорогу.
 Он поступил к Рику Риордану, учредителю тура, который сказал ему так: «Если ты 
хочешь стать вторым в одной из групп мирового теннисного чемпионата, то не 
станешь никем. Но если ты стремишься стать самым известным теннисистом мира, 
иди со мной». Джимми стал профессионалом в 1972 году и выиграл два своих первых 
турнира. Под руководством Риордана Коннорс закончил свой первый год с 
семьюдесятью пятью победами, заняв первое место среди американских 
мужчин-профессионалов и заработав 90000 долларов. Это – второй показатель по 
призовым.
 На следующий год он победил в чемпионате США среди профессионалов и поделил 
первое место в рейтинге американской теннисной ассоциации со Стэном Смитом в 
результате опроса, который открове