профессиональную тропу, Хопман вновь 
перестроил свои ряды, укрепив их на сей раз Малкольмом Андерсоном и Нилом 
Фрейзером. Казалось, что сокровищница талантов у Хопмана не оскудеет, ибо 
австралийцы продолжали свое дело и стали едва ли не постоянными обладателями 
Кубка Дэвиса, завоевав его пятнадцать раз из восемнадцати лет правления Хопмана.

 Если в правлении – нет уж, в режиме – Хопмана и был какой-либо недостаток, так 
это его склонность к суровой дисциплине, – почти как у занимающегося строевой 
подготовкой сержанта. Являясь сторонником оттачивания деталей, он заставлял 
игроков часами оставаться на корте, любил атлетические тренировки и ввел 
строгий комендантский час. Кроме того, он контролировал поведение своих игроков 
и вне корта, запрещая им давать интервью прессе, и считал каждого из них 
предельно невоспитанным и неспособным пользоваться за столом ножом и вилкой. Но 
что бы он ни делал, система его приносила результаты.
 Но ничто так не сработало в его пользу, как один предпринятый в 1959-м 
поступок. Уязвленный утратой Кубка, доставшегося американцам всего только 
второй раз за девять лет в финале 1958 года, Хопман ввел в команду 1959 года 
новичка – огненно-рыжего парня со столь же ослепительным бэкхендом и могучей 
подачей: Рода Лейвера.
 На первый взгляд Род Лейвер был абсолютно не похож на законного наследника 
Седжмена, Макгрегора, Хоада, Розуолла и др. Не вышедший ростом – всего 176 см – 
легкий, 70 кг, кривоногий и веснушчатый парень, лицо которого украшал небольшой 
нос крючком, казалось, изрядно побродивший по всей физиономии, прежде чем 
наконец занять свое место, тем не менее проявлял некоторые признаки 
потенциального величия, среди которых наиболее выдавались левая лапища в стиле 
Попая [31] , но величиной как у Рокки Марчиано [32] , и ноги борзой, 
позволявшие ему успевать за любыми мячами. Добавим к этому списку кистевой 
резаный удар, которым он умел пользоваться словно электрическим выключателем, и 
способность вкладывать все свое существо в каждый удар, и вы узнаете причины, 
побудившие Хопмана, заметившего юное дарование еще в юношеских турнирах, 
сделать его своим фаворитом и поставить в команду, когда Лейверу было всего 
восемнадцать лет.
 Теперь в возрасте двадцати одного года Лейвер возглавил команду Австралии, 
которая сумела отвоевать Кубок, год назад предоставленный во временное 
пользование американцам, и возвратить его на родину, где Господь вместе с Гарри 
Хопманом и определили ему место пребывания. В том же году Лейвер выиграл 
соревнования смешанных пар в Уимблдоне и парное первенство Австралии. В 1960 
году он добавил к своим титулам и первенство Австралии в одиночном разряде, а в 
1961 году пушечные подачи и топспины (крученые свечи) принесли ему титулы 
чемпиона Уимблдона и Германии среди мужчин. События эти, отлетая вместе с 
листками календаря, ведут нас к 1962 году, величайшему году в жизни этого 
теннисиста, так как Лейвер впервые после Дона Баджа выиграл теннисный «Большой 
шлем», победив в первенствах Австралии, Франции, Британии (то есть выиграв 
Уимблдонский турнир) и Соединенных Штатов.
 Далее, следуя уже накатанной многими кирпично-красной и травяной зеленой 
тропой, Лейвер сделался профессионалом и победил во многих турнирах, принесших 
ему и торговую марку и имя. Так, во всяком случае, казалось.
 Однако в мировом теннисе задули ветры перемен. Начиная с Уимблдонского турнира 
1957 года, когда Лью Хоад превратился в профессионала менее чем за двадцать 
четыре часа после победы на чемпионате, все большее и большее число самых 
сильных теннисистов мира тут же обменивали свои новообретенные трофеи на звание 
профессионала, лишая тем самым так называемые «любительские» состязания, 
подобные Уимблдону, лучших игроков. А зрителей – удовольствия, которое они 
получали от их игры. Устав от этого – и от ханжеского «псевдолюбительства», с 
его подложными счетами и подпольными выплатами и премиями любителям, всесильная 
Британская ассоциация лаун-тенниса рекомендовала сделать Уимблдон «открытым» 
турниром, то есть разрешить доступ на него и любителям, и профессионалам.
 Вопреки требованиям Международной федерации тенниса, Британская ассоциация, 
которая первой предоставила женщинам равный с мужчинами статус, вновь вошла в 
историю тенниса, проголосовав за проведение первенства Англии 1968 года как 
«открытого» турнира. Среди профессионалов, возвратившихся на площадки Уимблдона,
 были Панчо Гонсалес, Лью Хоад, Кен Розуолл, Тони Роше, Рой Эмерсон, Джон 
Ньюкомб, Алекс Олмедо и конечно же в немалой степени простимулировавший это 
отклонение от правил Род Лейвер. В финале сошлись два профессионала – Лейвер и 
Роше. А победителем стал – трубите в трубы! – Род Лейвер.
 Молнию нельзя поймать в бутылку, тем более нельзя сделать этого дважды. Но 
именно это и сделал Лейвер в 1969 году. Находясь в самом расцвете сил, теперь, 
когда были устранены все препоны для профессионалов, Лейвер приготовился к 
новому наступлению на бастионы своего второго «Большого шлема».
 «Большой шлем» составляют четыре самоцвета, каждый в собственной оправе. 
Чемпионат Австралии 1969 года был сыгран на переувлажненной и коварной 
австралийской траве, чемпионат Франции на медленном местном грунте, Уимблдон на 
покрывале зеленого дерна, а Форест-Хиллз на траве.
 Приятно было бы сказать, что «ветерком пронесся» по всем четырем турнирам, 
однако дело обстояло совсем не так. Дело в том, что его «Большой шлем» едва не 
«сошел с рельс» уже в самом первом турнире, проведенном в Брисбене на 
Милтон-Корте под испепеляющим 40-градусным солнцем. В полуфинале, встречаясь с 
Тони Роше, Лейвер промочил своим потом три солнцезащитные шляпы и сыграл самый 
продолжительный сет из всех, которые ему доводилось выигрывать – 22:20. Однако 
к концу третьего сета, когда Роше повел 11:9, Лейвер находился в состоянии 
грогги, словно боксер, пропустивши