ой «Джо Ди», возглавил список Американской 
лиги по бэттингу со средним показателем 0,381 и заслужил приз самого ценного 
игрока. И отнюдь не случайно «Янки» в четвертый раз победили в мировой серии за 
те четыре года, что он провел в команде.
 «Янки» финишировали вторыми в 1940-м, но не по вине Ди Маггио, который победил 
в бэттинге второй раз со средним показателем 0,352. Однако 1940 год следует 
назвать годом подготовки Джо Ди Маггио к своему величайшему году – году, в 
котором он был результативен в 56 играх подряд, году, в котором его имя прочно 
заняло место в заголовках газет, гипнотизируя страну как ни один атлет, с тех 
пор как Бейб Рат совершил 60 пробежек на базу за четырнадцать лет до того.
 Но если 1941 год был его годом, то 1949 год был годом его триумфа. В том году 
Ди Маггио, измученный колющей болью в пятке, в первых шестидесяти пяти играх 
сезона не участвовал. А потом, одним солнечным июньским утром, после двух с 
лишним проведенных в домашнем заточении месяцев за зализыванием болячек, Ди 
Маггио вдруг обнаружил, что боль, мешавшая ему сделать столь простое дело, как 
наступить на ногу, вдруг исчезла. Первые три игры, в которых имя Ди Маггио было 
занесено в бэттинг-лист «Янки», состоялись против «Бостонских Красных Носок» на 
их родной площадке в Фенвей-парк. И по ходу этого сурового, растянувшегося на 
три игры испытания Ди Маггио нанес всего лишь четыре метких удара по базе, 
совершил девять пробежек и набрал еще пять очков, заново переписав легенду о 
Джо Ди Маггио своей битой, и ею же принес «Янки» три победы в упорной битве за 
призовое место.
 В 1950 году, уже в более типичном для Ди Маггио сезоне, он возглавил список 
лиги по среднему количеству попаданий и финишировал в числе пяти лучших. Но 
после 1951 года, когда его статистические показатели свалились до самого 
низкого уровня за всю тринадцатилетнюю карьеру, он убрал свою биту в чемодан с 
нафталином, выразив свое мнение следующим образом: «По-моему, я достиг уже той 
стадии, когда ничем уже больше не могу помочь своему клубу, тренеру, товарищам 
по команде и болельщикам». И сказав так, он с достоинством откланялся.
 История игры и почитатели по-прежнему продолжали делать из Джо Ди идола и 
божка, назвав его в связи со столетием бейсбола «величайшим из живущих игроков».
 Чары Ди Маггио не рассеивались, так как вскоре после ухода с поля, сочетая оба 
любимых нацией способов времяпрепровождения, он женился на легендарной 
кинозвезде Мэрилин Монро, с редким юмором заметив, что «так-то оно лучше, чем 
гонять по полю с Джо Пейджем». Брак оказался недолгим, хотя и подарил нам один 
из величайших анекдотов о бейсболе: когда Мэрилин вернулась из Кореи, где 
развлекала солдат, она принялась со вкусом рассказывать: «Джо, ты никогда не 
слыхал подобных оваций». И Ди Маггио ответил: «Я?.. Ну что ты, слыхал…»
 Так и было – тринадцать лет и все последующие годы. Джо Ди Маггио возвел себе 
монумент не похвальбой и не бравадой. Игрок командный и великий, он построил 
памятник себе способом старомодным – мастерством, честностью и внешне 
незаметным, но упорным трудом.




 БОББИ ДЖОНС
  (1902—1971) 


 Одной из самых интересных сторон карьеры Бобби Джонса является проявлявшаяся 
им в первые семь лет невероятная нестабильность, поскольку он то ослепительно 
вспыхивал, то погасал, словно искрящий электрический контакт. Но Джонсу были 
отпущены фараоновские семь тощих и семь тучных лет во всем их единстве. Об этом 
и наш рассказ – о внезапной сенсации, хотя для того, чтобы она родилась, 
потребовалось семь тощих лет.
 Джонс впервые появился на национальной сцене в 1916 году. Четырнадцатилетний 
мальчишка с плотным телом, покатыми мускулистыми плечами, крепкими широкими 
запястьями и крупным лицом молодого южного джентльмена, что как раз и 
соответствовало действительности, поскольку он был родом из Атланты, Джорджия. 
Юный Бобби (он терпеть не мог этого имени, предпочитая ему краткое «Боб») играл 
в гольф с пяти лет. Его семья жила как раз неподалеку от площадки для гольфа в 
Атланте, и мальчишка, еще не понимая, что делает, начал баловаться с мячиком, 
конечно старым, и клюшкой – естественно укороченной. К семи годам он уже вовсю 
махал клюшкой, в девять стал чемпионом клуба, а в двенадцать посылал мяч на 
240—250 ярдов, набирая 70 очков.
 Всего за год перед первым появлением молодого Бобби Джонса на национальной 
арене Грантленд Райс, тогда являвшийся ведущим спортивным обозревателем страны, 
стоял, наблюдая за юным чудом в компании Элии Смита и Джима Барнса, двух 
прежних победителей Открытого чемпионата. На глазах троицы Джонс разыграл 
начало, могучим ударом послав мяч на какую-то давно забытую лужайку. Проследив 
за полетом снаряда, приземлившегося в десяти ярдах от лунки, они заметили, как 
отброшенная разочарованным юношей клюшка ударяется о ствол дерева. «Как ни жаль,
 – вспоминал Райс слова Смита, – но из него не получится настоящего гольфера… 
слишком темпераментен». Райс был вынужден согласиться: «Этот единственный 
недостаток может оказаться слишком весомым. Если он не научится владеть собой, 
то никогда не научится играть в гольф так, как способен это делать». Но прошли 
годы, прежде чем Джонс научился управлять собой так же, как и своими клюшками.
 Когда Джонс появился в Филадельфийском клубе крикета «Мерион», чтобы впервые 
выступить в национальном любительском первенстве 1916 года, где он произвел 
фурор среди публики, напомнив Джек