прикасались к земле.
 Во время обучения Оуэнс побил несколько рекордов университета и конференции, 
так же как юниорский рекорд ААЮ по прыжкам в длину. Однако самый великий день 
его был еще впереди: соревнования Западной конференции (читай, Большой десятки) 
в Энн-Арборе, Мичиган, суббота, 25 мая 1935 года.
 Этот день мог и не наступить. Чуть более чем за неделю до соревнований Оуэнс 
оказался замешанным в какую-то ссору со своими приятелями по меблированным 
комнатам. Удирая с места драки, он поскользнулся и упал на спину, пролетев в 
таком положении целый пролет. На следующий день в разминочной встрече с 
Северо-западным университетом Оуэнс ударился ногой о предпоследний барьер и 
ощутил, как острая боль полоснула «вдоль самого позвоночника».
 Надо было лечить спину, и, услышав совет залечь, чтобы не получить постоянную 
травму спины, Джесси провел неделю перед встречей Большой десятки под одеялом – 
с химическими грелками на спине и животе, ощущая себя слабым и выдохшимся, как 
вчерашний имбирный эль.
 В день встречи Джесси сумел с трудом погрузить свое измученное болью тело в 
древнюю колымагу, которой предстояло отвезти его плоть на Ферри Филд, Энн-Арбор.
 Старый автомобиль плюхал по ухабам, и Оуэнс ощущал всю дорогу колющую боль в 
спине, бедрах, коленях и почти во всех прочих частях тела. Наконец машина 
добралась до места назначения, и Оуэнс со значительными усилиями распрямился и 
похромал к беговой дорожке. Однако боль была настолько сильна, что он не сумел 
как следует размяться и усомнился не только в том, что сможет показать хороший 
результат, но и в том, что вообще сумеет участвовать в соревнованиях.
 Однако дух одержал победу над плотью, и Оуэнс заставил себя забыть обо всех 
болячках, сконцентрировавшись на том, что было действительно важно: на 
соревнованиях. «Я сгибался на старте, преодолевая боль, – вспоминал он годы 
спустя, – но когда стартер сказал: "Приготовиться", вся боль исчезла». И он 
принял участие в спринте, барьерном беге и прыжках, установив пять-шесть 
мировых рекордов менее чем за час.
 Возможно, величайшим его достижением стал прыжок в длину. Когда боль в спине 
сделалась непереносимой, Оуэнс и его тренер Снайдер согласно решили, что 
чрезвычайность ситуации диктует свои собственные правила и что Оуэнс совершит 
всего лишь один прыжок – без разминки, без приготовлений, без ничего – всего 
лишь один прыжок. А потому, сняв повязку, поместили ее в яме для прыжков – на 
26-футовой отметке. Полагая, что если уж делать, так делать сразу, Оуэнс 
помчался по дорожке, взлетел над толчковой доской и взмыл в воздух – едва ли не 
к синему небу Энн-Арбор и облачку в нем, а потом опустился в восьми с половиной 
дюймах позади повязки. Так был установлен новый мировой рекорд, продержавшийся 
четверть столетия, дольше, чем любой другой мировой рекорд в легкой атлетике.
 Героическая борьба Оуэнса с болью и лучшими атлетами своего времени немедленно 
сделала его знаменитым, национальным героем. Теперь ему оставалось подождать 
всего один год, до Олимпийских игр в Берлине, чтобы стать героем 
интернациональным.
 Ненависть утратила свою невинность задолго до 1936 года. Тем не менее 
полностью и во всей своей уродливой красе она расцвела лишь на Берлинской 
Олимпиаде того года. С тех пор как барон де Кубертен возродил современные Игры 
в 1896-м, Олимпиады стали витриной любительской атлетики. Теперь им предстояло 
стать средством демонстрации превосходства арийцев и коричневорубашечников 
Адольфа Гитлера над всеми остальными. Фюрер вещал о расе господ, чередуя свои 
высказывания со снисходительными улыбками в адрес обделенных подобными 
достоинствами смертных и пренебрежительными репликами в адрес американских, так 
называемых черных вспомогательных сил.
 Однако всего за шесть дней Джесси Оуэнс полностью опроверг подобное мнение. 
Для начала он выступил в четырнадцати предварительных соревнованиях, проведя по 
четыре забега на дистанциях 100 и 200 метров и совершив шесть предварительных 
прыжков, при этом девять раз побив и два раза повторив олимпийские рекорды. 
Потом в соревновании за олимпийское золото Оуэнс победил на дистанциях 100 и 
200 метров и в прыжках в длину и разделил еще одно золото, пробежав первый этап 
в 400-метровой эстафете. Подобных успехов на Олимпиадах до него добивались 
только Джим Торп и Пааво Нурми.
 Стотысячная толпа, заполнившая имперскую спортивную арену в Берлине, была 
сперва ошеломлена подобными выступлениями человека, принадлежавшего к низшей 
расе. А потом, после некоторой странной неловкости, она разразилась 
громогласными криками, которые можно приблизительно передать следующим образом: 
«Йес-сей, йес-сей, йес-сей… Ов-еннс». Не принял участия в приветствиях только 
Адольф Гитлер, соблюдая вежливость, но, тем не менее якобы не заметив 
существования «чернокожего подручного», он оставил ложу перед церемонией 
награждения.
 «Черт, я совсем не думал о Гитлере, – вспоминал позже Оуэнс в этот момент. – 
Ты соревнуешься с самыми быстрыми парнями в мире. И даже после забега ты не 
обращаешь внимания на трибуны. Хочется бежать и бежать».
 Но знатоки спорта и в Берлине, и во всем мире теперь видели в Оуэнсе 
выдающегося атлета. И как участник четырех Олимпиад он мог смотреть свысока на 
весь спортивный мир.




 УИЛТ ЧЕМБЕРЛЕН
  (1936—1999)  


 Еще не доросший до корзины мо