что соответствует нынешнему званию генерал-майора.
    Работа в Испании была трудной, опасной и разносторонней. Борьба со 
шпионажем, организация диверсий, практическое создание контрразведывательной 
службы, руководство (во время встреч во Франции) работой Кима Филби, бывшего 
тогда корреспондентом английской газеты "Таймс", аккредитованным при ставке 
Франко, и другой агентуры.
    Были в этот период и светлые моменты (спасение генерала Вальтера — будущего 
министра обороны Польши, генерала Сверчевского — от возможных репрессий, 
попытка не допустить отзыва чекиста Сыроежкина, знаменитого своим участием в 
делах "Синдикат" и "Трест", окончившаяся неудачей (он был отозван и расстрелян).
 Были и темные — участие в похищении и убийстве Нина, главы троцкистского крыла 
испанской компартии. Были и героические — участие в разгрузке боеприпасов с 
советского судна под бомбежкой.
    Но 9 июля 1938 года в резидентуру пришла роковая шифровка под номером 1743. 
В ней Орлову предписывалось прибыть в Антверпен в сопровождении генерального 
консула в Париже для встречи с известным ему человеком. В те времена это могло 
означать только одно — захват, насильственное возвращение на родину, ложные 
обвинения, пародия на следствие и смерть. Шел грозный девятый вал ежовских 
репрессий, жертвами которых пали десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Его 
ждала та же участь. Орлов понял это, выехал во Францию, а оттуда, пользуясь 
дипломатическим паспортом, в США. Вскоре в советское посольство поступило 
драматическое письмо Орлова на имя наркома внутренних дел Н.И. Ежова, в котором 
автор объяснял причины своего поступка. Он писал, что был и остается преданным 
Родине и партии человеком, никогда не станет на путь предательства и отказался 
от возвращения даже не из страха за свою судьбу, а опасаясь за судьбу своей 
больной 14-летней дочери. Он давал торжественную клятву: если его не тронут и 
оставят в покое его 70-летнюю мать, "до конца моих дней не проронить ни единого 
слова, могущего повредить партии, воспитавшей меня, и стране, взрастившей меня".

    Из текста письма, в котором упоминались псевдонимы Филби, Маклейна, а также 
Зборовского, задействованного в операции по устранению Троцкого (которая 
находилась под контролем самого Сталина), а также из приложения на двух 
страницах, где Орлов напоминал о других лицах (перечислены 62 агента) и 
операциях, раскрытие которых могло бы привести к катастрофическим последствиям, 
стало ясно, что он прибег к шантажу. И Ежов, и его заместитель Берия были 
уверены, что Орлов положил копию этого документа на хранение в банковский сейф 
и дал инструкцию своему адвокату вскрыть его в случае исчезновения или 
внезапной смерти автора.
    Когда письмо Орлова дошло до Москвы, в Центре уже был составлен словесный 
портрет Орлова для организации охоты за беглецом. Но эта операция так и не 
состоялась: она была отменена по указанию "сверху". Начался американский этап 
жизни Орлова, его жены и дочери. Они ненадолго остановились в Нью-Йорке, затем 
пожили в Филадельфии, переехали в Калифорнию, оттуда — после смерти дочери в 
1942 году — в Бостон и, наконец, в Кливленд, который на последующие тридцать 
лет стал их родным городом. Жили они в постоянном страхе за свою жизнь, всегда 
держали двери на замке и не пускали никого в квартиру, если это был незнакомый 
человек. Главным "телохранителем" семьи стала жена Орлова Мария, подозревавшая 
всех и каждого.
    В 1953 году, когда заканчивались "изъятые" Орловым из кассы резидентуры 
деньги, он написал книгу "Тайная история сталинских преступлений", 
позаботившись при этом о том, чтобы изобразить себя не как соучастника, а как 
одну из намеченных Сталиным жертв.
    Надо, однако, сказать, что обе стороны выполнили молчаливое соглашение: ни 
советская сторона не пыталась уничтожить Орлова, ни Орлов не выдал ни одного 
агента и ни одной операции.
    В то же время у руководства советской разведки всегда существовали 
опасения: ведь еще действовали разведывательные сети и отдельные агенты, о 
существовании которых Орлов знал, недвусмысленно предупредив об этом в своем 
письме и приложении к нему. Надо было убедиться, что Орлов никого не выдал ни 
по доброй воле, ни на допросах в Службе иммиграции, в ФБР и подкомитете 
Конгресса по внутренней безопасности. О факте его показаний в Москве узнали в 
1955 году, однако их характер не был полностью известен. Учитывая, что ни один 
агент, о котором Орлов знал, не пострадал, можно было сделать вывод, что он 
никого не выдал. Лучшим способом убедиться в этом была бы личная встреча с 
Орловым, но его местонахождение оставалось тайной.
    Первые расплывчатые сведения о том, где проживает Орлов, появились в Центре 
в 1964 году. Они могли показать только направление поиска. Номер телефона 
Орлова не был указан в списке абонентов; почту он получал через адвоката, 
который пересылал ее на несколько абонентских почтовых ящиков. Было известно 
лишь то, что Орловы в 1962 году переехали в штат Мичиган. В 1969 году КГБ 
получило новую информацию с указанием адреса и телефона в Анн-Арборе, где Орлов 
жил под своим собственным именем.
    Встал вопрос о том, кого направить на встречу с Орловым. Рассматривались 
кандидатуры бывшего летчика Федора Химочко, который когда-то спас жизнь Орлову, 
и бывшего офицера НКВД в барселонской резидентуре Николая Прокопюка, ставшего в 
годы Отечественной войны известным партизанским командиром, Героем Советского 
Союза, писателем. От направления Химочко отказались из-за его возраста, от 
Прокопюка — потому, что провал мог бы привести к крупному скандалу.
    Остановились на кандидатуре сотрудника разведки Михаила Александровича 
Феоктистова, который в это время под псевдонимом "Георг" работал в нью-йоркской