прославилась своими салонными приёмами, то в этом нет ничего удивительного — с 
юных лет она спешила по вечерам занять «законное» место на табурете возле 
кресла матери и, едва начинались прения, — вся обращалась в слух. Ей, конечно, 
ещё не разрешалось «раскрывать» рта, но зато никто не мог запретить Жермене 
слушать, открыв рот. Казалось, её одинаково интересовали любые вопросы, 
обсуждавшиеся в салоне — политика, религия, литература. Но настоящим 
блаженством для Жермены становились беседы наедине с отцом. Когда в 1781 году 
министр Неккер издал свой знаменитый финансовый отчёт, пятнадцатилетняя дочь 
написала ему анонимное письмо, в котором высказала свои замечания по этой 
работе.
       Как многие образованные молодые люди того времени, Жермена увлекалась 
Руссо. Сейчас трудно представить, отчего столько волнений пережили читатели 
«Юлии, или Новой Элоизы», столько слез пролили над историей любви 
интеллигентного плебея СенПре к замужней Юлии, чей супруг Вольмир милостиво 
разрешал им общаться, уверенный в добродетели жены. Жермена тоже попала в число 
растроганных почитательниц Руссо. Однако она не принадлежала к тем, кто просто 
сочувствует переживаниям героев. «Общественный договор», проповедуемый Руссо, 
стал для Жермены политической Библией. Девушка имела слишком мощный 
аналитический ум, чтобы увидеть в «Новой Элоизе» только любовную историю. Руссо 
стимулировал мысль юной Жермены. В двадцать два года она написала «Рассуждения 
о сочинениях и характере Ж.Ж. Руссо», проявив удивительную самостоятельность 
суждений.
       Однако не следует думать, будто наша героиня, великолепно владея логикой,
 помужски умея облечь свои мысли в чёткие фразы, представляла собой тип сухой, 
рациональной женщины. Напротив, многие современники отмечали чрезмерную 
страстность её натуры, несдержанность и, если так позволено будет сказать, даже 
невоспитанность. Особа, хлопотавшая о заключении брака шведского посланника 
Эрика Магнуса де Сталя Гольстейна с богатой наследницей швейцарского банкира — 
девицей Неккер, писала после помолвки молодых королю Густаву III: «Я от души 
желаю, чтобы Сталь был счастлив, но, по правде сказать, плохо верю в это. 
Правда, его жена воспитана в правилах чести и добродетели, но она совершенно 
незнакома со светом и его приличиями, и притом такого высокого мнения о своём 
уме, что её трудно будет убедить в её недостатках. Она властолюбива и 
решительна в своих суждениях; она так уверена в себе, как ни одна женщина в её 
возрасте и положении. Она судит обо всём вкривь и вкось, и хотя ей нельзя 
отказать в уме, но тем не менее из двадцати пяти высказанных ею суждений разве 
только одно бывает вполне уместным. Посланник не дерзает делать ей какое бы то 
ни было замечание из боязни оттолкнуть её от себя на первых порах». Что ж, если 
супружество господина де Сталя омрачалось бестактностью и неосторожностью его 
пылкой жены, не придававшей большого значения светским приличиям, то замужество 
сделало Жермену понастоящему несчастной.
       Обременённый долгами, изрядно потрёпанный светский фат, женившийся ради 
приданого, Эрик де Сталь во всех отношениях «не дотягивал» до своей второй 
половины. Поэтические мечты молодой девушки, которые она проповедовала в своих 
трактатах — о слиянии в супружестве двух жизней в одну — рассыпались в прах. 
Единственное дитя их союза, Густавина, не дожила и до двух лет. Желая укрыться 
от разочарований, Жермена с ещё большим рвением предалась литературным занятиям 
и, по примеру своих родителей, открыла салон, в котором, будто переданные по 
наследству, собирались бывшие гости её матери. По рассказам современников, 
молодая хозяйка очаровывала собеседников блестящим красноречием, умением 
импровизировать и удивительным даром будить мысль. «Если бы я была королевой, — 
сказала одна из её почитательниц, — я бы заставила её всегда говорить со мной».
       Революцию 1789 года де Сталь встретила с энтузиазмом. Оппозиционно 
настроенный к Людовику XVI салон восторженно приветствовал падение Бастилии. К 
тому же отец Жермены, которого она попрежнему боготворила, дважды 
увольнявшийся королём в отставку, новой властью был призван к государственной 
деятельности. Жермена поначалу принимала активное участие в революционных 
событиях, однако неограниченный террор заставил её перейти от «наступления» к 
«затяжной обороне». Лишь положение жены шведского посланника помогло де Сталь 
спасти многих своих друзей от гильотины. Однажды Жермена познакомилась с 
военным министром двора Людовика графом Нарбонном — блестящим кавалером и 
благородным рыцарем, словом, мужчиной её мечты. Романтическое бегство за 
границу, в котором деятельное участие принимала де Сталь, придало Нарбонну в её 
глазах ореол мученика. В конце концов, женщина последовала в Англию, где нашёл 
пристанище её возлюбленный, и, не оченьто считаясь с мнением света, не стала 
скрывать тесной дружбы с графом. Отношения с Нарбонном продолжались недолго, 
вскоре письмо мужа, в котором тот призывал неверную жену к семейному очагу, 
пробудило Жермену от романтических грёз. Правда, Жермена родила от графа 
Нарбонна двоих сыновей, которым она предусмотрительно оставила фамилию де Сталь.

       Трудно сейчас сказать, как пережил граф потерю возлюбленной, но 
доподлинно известно, что время исцелило сердечную рану Жермены, и спустя два 
года они встретились в Париже как добрые знакомые, испытывая лишь лёгкие уколы 
самолюбия от взаимного равнодушия. Изменение политической ситуации позволило 
семье де Сталь вернуться во Францию. Первые победы молодого генерала Бонапарта 
восхищали Жермену. Она писала ему восторженные письма. Де Сталь одна из первых 
заметила, что Наполеон стремительно шёл к диктатуре, и не посчитала нужным 
скрывать собственные наблюдения. Свободомыслящая натура писательницы взяла верх 
над женской увлечённостью. И мстительный Бонапарт никогда не простил ей этого. 
К Жермене Наполеон испытывал прямотаки патологическую ненависть!