пришла в себя, с весёлым видом вышла к придворным и во всех вдохнула 
уверенность в успехе.
       Екатерина подчёркивала в себе мужской склад характера и в свой 
сентиментальный, чувственный век ни разу не падала в обморок. До последних лет 
царствования, на седьмом десятке, и в счастливые, и в трудные дни она встречала 
являвшихся по утрам статссекретарей со всегдашней улыбкой.
       Как все великие люди, Екатерина отличалась огромной работоспособностью. 
Она во все вникала сама, хотела за всем уследить.
       Находя, что человек счастлив только тогда, когда у него есть дело, она 
любила, чтобы её тормошили, не давали засиживаться на одном месте. Каждодневная,
 размеренная работа стала для неё привычкой. Когда необходимо было решить очень 
важные вопросы, она работала особенно усердно, по её выражению, суетилась, не 
двигаясь с места, как осел, с 6 часов утра до 10 вечера, до подушки, «да и во 
сне приходит на мысль всё, что надо было бы сказать, написать или сделать». 
Фридрих II, прусский король, дивился этой неутомимости и с некоторой досадой 
спрашивал русского посла: «Неужели императрица в самом деле так много 
занимается, как говорят? Мне сказывали, что она работает больше меня».
       Екатерина была прекрасно образована. Ещё в годы томительного одиночества 
при елизаветинском правлении она пристрастилась к сложным философским книгам и 
вначале с трудом продиралась через заумные выражения учёных мужей, однако 
склонная к преодолению трудностей сделала чтение сложной литературы своего рода 
увлекательным спортом и впоследствии уже не могла существовать без серьёзной 
книги. Интеллектуальные занятия входили в обязательный распорядок дня 
императрицы, причём интересы её были необычайно разносторонними. Она подробно 
изучала историю Германии, штудировала астрономию Бальи, торопила свою Академию 
наук с определением широты и долготы городов СанктПетербургской губернии, 
изучала работы английского законоведа Блекстона, обрабатывала русские летописи 
и даже увлеклась сравнительным языковедением. Когда умер один из её любовников, 
Екатерина опасно заболела, не могла ни есть, ни спать, не выносила общества. Её 
спас многотомный филологический труд Жебеленя. Увлёкшись мыслью автора о 
первобытном, коренном языке, императрица обложилась всевозможными книгами и 
принялась составлять сравнительный словарь всех языков, положив в его основу 
русский. В конце концов работа закончилась тем, что все материалы, собранные 
императрицей, были переданы академику Палласу, который и подготовил первый том 
издания.
       Царствование Екатерины нельзя назвать спокойным. Она не дала 
благоденствия стране и сытости её гражданам. Однако, не трогая основ 
государства, Екатерина Великая смогла воздействовать на умы своих подданных. Не 
дав свободы и просвещения, она дала почувствовать русскому народу цену этих 
благ как лучшую основу личного существования.
      
 САЛТЫЧИХА (САЛТЫКОВА ДАРЬЯ НИКОЛАЕВНА) 
      
       (1730—1801)
      Помещица Подольского уезда Московской губернии, замучившая более 100 
человек крепостных. Была приговорена к смертной казни, которую потом заменили 
заключением. С 1768 года в монастырской тюрьме. 
       
      Случай в истории уникальный. Когда речь идёт о маньякахубийцах, то само 
собой разумеется, что в этих рассказах фигурирует только сильный пол. Особа же, 
известная под именем Салтычиха, убивала без всякой мотивации, с «особенной», 
как бы сейчас выразились, «жестокостью», просто так, из любви к этому делу, не 
уступая самым отъявленным монстрам рода человеческого.
       Мы не имеем психологического портрета этой дамы. Исследователи, шедшие 
по горячим следам её зверств, были настолько ошеломлены размахом преступлений и 
необъяснимостью их, что предпочитали лишь констатировать события, теряясь в 
догадках по поводу причин. Да и что могли они сказать? Вездесущих журналистов, 
интервьюирующих маньяка прямо на скамье подсудимых, тогда ещё не было, 
психологии, как науки, не существовало, а Достоевский ещё не написал своих 
гениальных прозрений. История её кровавых деяний скорее напоминает криминальные 
хроники, хотя коекакие крупицы личной жизни Салтычихи всётаки попали в анналы.

       Она была третьей дочерью обычного дворянина, каковых много на необъятных 
российских просторах служило государю и отечеству. И фамилию она в девичестве 
носила самую что ни на есть банальную — Иванова. Но, кроме такого заурядного 
фона, нам больше ничего не известно о детстве маньячки. Наверное, сегодняшние 
биографы обязательно «докопались» бы до какогонибудь фактика, который указал 
бы на сдвиги психики юной барыни — может, кошку она в своё время задушила или 
матушку ненавидела лютой злобой, а может, и папаша руку приложил к развитию в 
дочери подобных наклонностей. Оставим догадки для будущего фильма ужасов о 
Салтычихе. Мы же только знаем, что Дарья Николаевна в положенные ей сроки 
удачно (в смысле материальном) вышла замуж за ротмистра лейбгвардии конного 
полка Глеба Алексеевича Салтыкова, родила ему двоих сыновей и овдовела двадцати 
шести лет отроду.
       Со смертью мужа Салтычиха стала единоличной хозяйкой тысяч душ 
крепостных крестьян и огромных имений, которые находились, говоря языком 
современной географии, на югозападной окраине Москвы. Постоянно барыня 
проживала на Сретенке, а к вящему «удовольствию» местных жителей отдыхать 
любила в поместье Троицком — красивейшем, благословенном месте Центральной 
России. Вот тутто, среди этого благолепия, и разыгрывались основные акты