царицы Иван. Оппозиция Софье собиралась сильная, активная, умная. Заседание 
Государевой думы открылось речью патриарха Иоакима, который объявил, что 
царевич Иоанн Алексеевич от престола отрёкся в пользу своего брата. Вначале 
наступило молчание, а потом бояре, за исключением немногих приверженцев Софьи, 
размыслили, что здоровый, набирающий силу Пётр будет достойной надеждой 
русского престола.
       Патриарх немедленно отправился в покои Натальи Кирилловны и благословил 
юного государя. Рушились самые заветные, золотые мечты царевны Софьи. Опять та 
же ненавистная мачеха стала на пути, и опять должна она вернуться в душные 
терема?.. Софья решила бороться до конца.
       Ядром русской военной силы в XVII веке были стрельцы, которые не раз 
отличались на поле брани и в мирной гарнизонной службе, однако они к концу 
столетия превратились в «государство в государстве», в образования, мало 
подчинявшиеся правительству и представлявшие собой некий род «вольницы». На 
этих буйных, малоуправляемых людей и решила поставить Софья. С помощью 
приближённых бояр удалось разыграть классический русский бунт — «бессмысленный 
и беспощадный». Был распространён слух, будто «Ивашка Нарышкин издевался над 
царевичем Иоанном, примерял его корону, а потом несчастногото и порешил».
       Громадные толпы пьяных стрельцов ворвались в Кремль. Наталья Кирилловна 
бросилась к образам, губы её в отчаянии едва шевелились, и скорбные звуки никак 
не слагались в слова молитвы. Толпа на площади ревела о смерти Иоанна. Думные 
бояре, заседавшие в Кремле, решили немедленно показать обоих братьев 
разъярённым бунтовщикам. Доведённая до отчаяния царица в сопровождении 
патриарха вывела обоих сыновей на Красное крыльцо. Шестнадцатилетний больной 
Иоанн дрожал от испуга, его загноившиеся подслеповатые глазки моргали от 
напиравших слез. Пётр смотрел смело, и лишь подёргивание лицевого нерва 
указывало на сильное внутреннее потрясение.
       Однако пьяную толпу легко спровоцировать на беспорядки, но трудно 
успокоить. После небольшого затишья агенты Софьи стали требовать выдачи изверга 
Ивана Нарышкина, который глумился над царевичем. Бунтовщики снова бросились 
штурмовать Красное крыльцо. Их попытался остановить князь Долгорукий, однако 
безумная толпа пронзила десятками копий грузное тело князя, и ручьи крови 
обагрили ступени. Это была первая жертва кровавого бунта. Два дня лютовали 
бунтовщики в Москве, убивая и грабя жителей. Нарышкины были разгромлены — 
страшной смертью погибли Матвеев, Иван Кириллович. Царица заперлась с сыном во 
дворце, дрожа от страха.
       Любимый начальник стрельцов, Хованский, передал думе просьбу — видеть на 
престоле обоих братьев. Но по болезненному состоянию старшего царя и по 
малолетству второго управление передавалось Софье. По правилам приличия долго 
отказывалась царевна от оказанной ей чести, а потом не выдержала да и повелела 
имя своё писать с именами государей, ограничиваясь титулом «великой государыни, 
благоверной царицы Софьи».
       Трудно власть завоевать, но ещё труднее её удержать. Последующие пять 
лет прошли в борьбе со стрелецкой вольницей. Разбуженная самой Софьей, толпа 
долго не желала утихать, почувствовав свою силу. Снова царице пришлось пойти на 
хитрость, снова проливать реки крови, хотя образованная и неглупая, она 
понимала, что долго «сидеть на штыках нельзя». Её взоры уже устремлялись на 
Запад, Софья уже была близка к реформам, к желанию вытащить Русь из болота 
рутины, но руки у неё оказались связанными внутренней смутой.
       Князь Хованский, испытывавший влияние крупного раскольника Никиты 
Пустосвята, требовал назначения прилюдных споров о вере. Для Софьи, выросшей на 
никонианских реформах, возвращение к старому было неприемлемо, но отказать 
впрямую всесильному начальнику стрельцов она не могла. Пришлось прибегнуть к 
провокации. С помощью верного Василия Голицына, роман с которым разгорелся с 
новой силой, она заманила Никиту Пустосвята в Грановитую палату, где и прошла 
дискуссия священникараскольника с патриархом. Причём Софья грубо вмешивалась в 
разговор духовных лиц и в конце обвинила Никиту в рукоприкладстве. Через 
несколько дней священник был схвачен, обвинён в покушении на патриарха и казнён.
 Оставалось расправиться с «псом», который когдато оказал Софье неоценимую 
услугу, возведя её на престол, — с Иваном Андреевичем Хованским.
       С присущим ей коварством она осуществила ещё одно грязное убийство, 
которое могло стоить ей самой жизни. Под Новый год, а этот праздник в то время 
на Руси праздновался 1 сентября, царский двор укатил в Коломенское. Народ 
волновался, такого никогда не бывало, чтобы государи покидали своих подданных 
накануне торжественных дней. Софья же затаилась в Коломенском и пристально 
следила через верных слуг за Хованским. Ивану Андреевичу было предложено 
заменить царицу на традиционном молении в честь праздника — прекрасный повод 
обвинить князя в превышении власти. Однако Хованский учуял расчёт царицы, но 
уберечься всётаки не смог. По её приказу он вынужден был выехать в Коломенское,
 где и нашёл свою смерть.
       На место бывшего начальника стрельцов Софья назначила преданного, но 
очень недалёкого Федора Леонтьевича Шакловитого. Высокий, стройный, с 
выразительными чертами лица, он отличался именно той энергетической красотой, 
которая так нравится женщинам. Ради него Софья отвернулась от своего прежнего 
возлюбленного Василия Голицына, который, не в пример Федьке Шакловитому, был 
мудрым и трезвым политиком. Не пылкая страсть связала князя Василия Васильевича 
много лет назад с царевной Софьей, а скорее тщеславие, желание обладать 
высокопоставленной особой. Но ум царицы, её сила надолго и прочно привязали 
Голицына, и теперь, когда Софья нашла себе нового любовника, Василий Васильевич 
искренне страдал. Трагедией обернулось для Софьи предательство единственного