Михайловна не могла, и решила предпринять чисто революционный штурм. Однажды 
она распорядилась занять АлександроНевскую лавру, чтобы устроить в священном 
монастыре дом инвалидов. Но когда вооружённые люди стали ломать ворота, 
раздался звон колоколов. Люди ещё не были запуганы советским террором и стали 
сбегаться со всех районов Петрограда. Если бы не вмешательство матросов Дыбенко,
 Александра Михайловна была бы растерзана взбешённой толпой. Манифестация в 
защиту Лавры религиозно настроенных жителей продолжалась ещё несколько дней. 
Едва удалось успокоить общественность. Ленин был недоволен самодеятельностью 
своего наркома: «Как вы могли предпринять такой шаг, не посоветовавшись с 
правительством?»
       Помимо неудач на служебном поприще, начались недоразумения на личном 
фронте. Роман с Коллонтай, конечно, тешил самолюбие Павла. «Такая женщина — и 
его!» Однако серьёзно к сорокапятилетней женщинеполитику мужчина с 
крестьянской психологией относиться не мог, он искал скромную, простую девушку, 
и, понятное дело, нашёл. Коллонтай испытала страшные мучения ревности, узнав об 
этом. Долгое время Дыбенко обманывал Александру Михайловну, и она, любя его, не 
в силах была прекратить отношения, веря словам неверного мужа. Куда улетучились 
все её теоретические рассуждения о свободной любви, о ревности как пережитке 
закабалённой женщины? Сколько раз она поучала несчастных подруг, советуя 
избавиться от болезненной любви, но собственную драму она пережила очень тяжело.

       Её спасло назначение с дипломатической миссией в Норвегию. Так оказалось,
 что вторая половина жизни Коллонтай стала расцветом её общественной 
деятельности. 27 марта 1923 года Александра Михайловна возглавила полпредство 
РСФСР в Норвегии, став первой в мире женщинойпослом. Нигде её талант не 
раскрывался с такой силой, как на дипломатической работе. Коллонтай в полной 
мере использовала своё обаяние, умение говорить, желание нравиться окружающим. 
За первые годы работы Александра Михайловна успешно налаживает экономические 
связи с норвежскими промышленниками, заключив договор на поставку сельди в 
Россию, добивается признания Норвегией Советской России. Её девизом становятся 
слова, которые она потом любила повторять молодым: «Дипломат, не давший своей 
стране новых друзей, не может называться дипломатом».
       Любопытные журналисты с нескрываемым интересом следят за деятельностью 
Коллонтай. Вопервых, не следует забывать, что это было время расцвета 
феминистского движения, и наша героиня вполне могла бы сойти за его символ, 
единственное «но» состояло в принадлежности её к большевикам. Вовторых, 
публику забавляло замешательство шефов протокола, которым приходилось 
перекраивать сложившиеся и выверенные веками детали церемонии. Об этом много 
писалось в газетах.
       Надо сказать, Александра Михайловна умела производить впечатление. 
Однажды в связи со свадьбой норвежской принцессы и датского кронпринца во 
дворце состоялся приём. Гости — дипломаты — спускались по широкой беломраморной 
лестнице в зал парами: муж и жена. Но «когда мадам Коллонтай, — писали потом 
газеты, — одна, во всём своём величии спускалась по лестнице, по залу пронёсся 
шёпот восхищения». Она умела при высокой мужской должности (нет слова «посол» 
ни в одном языке в женском роде) использовать преимущества своего пола.
       При вручении верительных грамот шведскому королю Густаву V 
семидесятилетний монарх, очарованный советским послом, шёпотом спросил 
Коллонтай: «А как вас принимал король Хокон (норвежский король)? Вы беседовали 
с ним стоя или сидя?»
       Узнав, что соседмонарх любезно предложил Коллонтай сесть, сказал: «В 
таком случае прошу вас сесть. Мне ещё никогда не приходилось принимать даму с 
такой высокой миссией. Церемониал ещё не выработан».
       Оба посмеялись.
       Со Швецией у Коллонтай был связан весьма серьёзный случай. В 1914 году 
Александра Михайловна за революционную деятельность была выслана из страны 
навсегда. Приказ был подписан самим Густавом V. Спустя 16 лет бедному королю 
пришлось издать указ, отменяющий прежний. Мелким, «стыдливым» шрифтом 
напечатали его всеведущие шведские газеты.
       Больше 20 лет Коллонтай была на дипломатической работе. Недолгое время 
она даже возглавляла советское полпредство в Мексике, но по здоровью вынуждена 
была вернуться в Европу.
       Часто навещала Коллонтай и родные пенаты. По приезде Сталин предоставлял 
ей роскошный особняк на Спиридоновке и всячески стремился подчеркнуть своё 
расположение. Однажды он даже у Дыбенко спросил: «А скажика мне, почему ты 
разошёлся с Коллонтай?» Павел начал, запинаясь, чтото объяснять. Сталин 
перебил его: «Ну и дурак. Большую глупость сделал».
       Трудно сказать, как она относилась к репрессиям, как переживала гибель 
близких. Что, наконец, уберегло её саму, когда с таким рвением «чистили» 
наркомат иностранных дел, уволили Литвинова, уморили Чичерина? Может быть, 
наивность и чувства, которые она однажды выразила в наброске к так и не 
написанной повести: «Голова моя гордо поднята, и нет в моих глазах просящего 
взгляда женщины, которая цепляется за уходящее чувство мужчины. Не в твоих 
глазах я ищу оценки себя. Мою ценность отражают глаза тех, кому я даю богатство 
моего творчества, ума, души. Как хороша жизнь! Жизнь в работе, в преодолении, в 
успехах и даже трудностях. Хорошо просто жить. Я улыбаюсь жизни и не боюсь её… 
Хочу разработать тему об отрыве любви от биологии, от сексуальности, о 
перевоспитании чувств, эмоций нового человечества. И расширение самой чудесной 
эмоции — любви — до общечеловеческого обхвата».
       Увы, даже самая прекрасная жизнь когданибудь кончается. Александра