видимо, предупредил Кагановича и других, сейчас не помню, но, 
видимо, он большинство предупредил, а потом собрали через пару дней Политбюро. 
Берия еще был в составе Политбюро, и там Хрущев доложил, что товарищ Берия – 
человек ненадежный…
      Хрущев как секретарь тогда выполнял обязанности Первого секретаря, но еще 
не был Первым секретарем, он был организатором всего этого дела. Почему? Он 
сидел в ЦК. И ему прислали информацию, видимо, такого рода, что чтото Берия 
готовит. А у него были воинские части. Помимо аппарата… Дивизия была МВД…»
      Некоторое недоумение вызывает тот факт, что сам Хрущев в разное время 
поразному рассказывал об обстоятельствах ареста и казни Берии, что позволило 
американскому автору биографии Берии Т. Витлину заметить: «Трудно сказать с 
определенностью, был ли он [Берия] расстрелян Москаленко или Хрущевым, задушен 
Микояном или Молотовым при помощи тех трех генералов, которые схватили его за 
горло, как об этом тоже говорили. Так же трудно сказать, был ли он арестован на 
пути в Большой театр 27 июня, или после приема в польском посольстве, или на 
заседании Президиума ЦК… Поскольку Хрущев запустил в обращение несколько версий 
смерти Берии и каждая последующая отличается от предыдущей, трудно верить 
какойлибо из них».
      Арест Берии по рассказам Хрущева выглядел так:
      «Со стороны Берии ко мне отношение вроде не изменилось, но я понимал, что 
это уловка… Одновременно он развил бешеную деятельность по вмешательству в 
жизнь партийных организаций. Он сфабриковал какойто документ о положении дел в 
руководстве Украиной. Первый удар он решил нанести по украинской организации…
      Тут уж я Маленкову говорил:
      – Неужели ты не видишь, куда дело клонится? Мы идем к катастрофе. 
Маленков мне тогда ответил:
      – Я вижу это, но что делать? Я говорю:
      – Надо сопротивляться. Вопросы, которые ставит Берия, имеют антипартийную 
направленность.
      – Ты что? Хочешь, чтобы я один остался?
      – Почему ты думаешь, что один останешься? Ты и я – уже двое. Булганин, я 
уверен, тоже так же мыслит, я обменивался с ним мнениями. Другие, я уверен, 
тоже пойдут с нами, если мы будем аргументированно возражать, с партийных 
позиций. Мы составляем повестку дня, так давай поставим острые вопросы, которые,
 с нашей точки зрения, неправильно вносятся Берией, и будем возражать ему. Я 
убежден, мы мобилизуем других членов президиума, и эти решения не будут 
приняты…
      Мы видели, что Берия форсирует события. Он уже чувствовал себя над 
членами Президиума, важничал и даже внешне демонстрировал свое превосходство. 
Мы переживали очень опасный момент. Я считал, что нужно действовать. Я сказал 
Маленкову, что нужно поговорить с членами Президиума… С Булганиным я по этому 
вопросу раньше говорил, и я знал его мнение.
      Наконец Маленков тоже согласился:
      – Да, надо действовать».
      Далее Хрущев рассказывает о своих встречах по поводу Берии с Молотовым, 
Кагановичем, Ворошиловым, Микояном…
      И наконец: «Мы условились, как я говорил, что соберется заседание 
Президиума Совета Министров, но пригласили туда всех членов Президиума ЦК… Я, 
как мы заранее условились, попросил слова у председательствующего Маленкова и 
предложил вопрос о товарище Берии. Берия сидел от меня справа. Он сразу 
встрепенулся:
      – Что ты, Никита? Я говорю:
      – Вот ты и послушай…
      Начал я с судьбы Гриши Каминского, который пропал после своего заявления 
о связи Берии с мусаватистской контрразведкой… Потом я указал на последние шаги 
Берии после смерти Сталина в отношении партийных организаций – украинской, 
белорусской и других… Сказал о его предложении вместо радикального решения 
вопроса о недопустимой практике ареста людей и суда над ними, которая была при 
Сталине, изменить максимальный срок осуждения органами МВД с 20 до 10 лет… Я 
закончил словами: «В результате у меня сложилось впечатление, что он не 
коммунист, что он карьерист, что он пролез в партию из карьеристских 
соображений»… Потом остальные выступили. Очень правильно говорил Молотов, с 
партийных позиций. Другие товарищи тоже проявили принципиальность… Когда все 
высказались, Маленков, как председатель, должен был подвести итог и 
сформулировать постановление. Он видимо растерялся, заседание оборвалось на 
последнем ораторе. Я попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для 
предложения. Как мы и договорились с товарищами, я предложил поставить на 
Пленуме ЦК вопрос об освобождении Берии… от всех государственных постов, 
которые он занимал.
      Маленков все еще пребывал в растерянности. Он даже, помоему, не поставил 
мой вопрос на голосование, а нажал секретную кнопку и вызвал военных, как мы 
условились. Первым зашел Жуков. За ним – Москаленко и другие генералы. С ними 
были один или два полковника…» >
      Вспоминает Молотов: «…На Политбюро его [Берию] забирали… Прения были. 
Маленков председательствовал. Кто первым взял слово, я уже не помню. Я тоже в 
числе первых выступал, может, я даже первый, а, может, и второй. Заседание 
началось обычное, все были друзьями, но так как предварительно сговорились, что 
на этом заседании будет арест Берии, то формально так начали все по порядку, а 
потом, значит, перешли…
      Были и другие вопросы, какие я сейчас точно не могу вспомнить. Может быть,
 с этого нач