бы знатные и богатые люди в своих завещаниях делали бы его 
сонаследником, а потом объявлял их преступниками, осуждал на смерть и 
завладевал имуществом. Но всего этого оказалось недостаточно, и Калигула 
учредил множество новых и небывалых налогов (в том числе на продукты питания). 
Роскошь двора дошла до невероятных размеров. Принцип своего правления он 
выражал фразой, услышанной им в одной трагедии: «Пусть ненавидят, лишь бы 
боялись!».
      Главной формой борьбы с деспотической властью стали заговоры. В 40 году 
покончить с Калигулой хотели квестор Бетилен Басе и Секст Папиний. Предприятие 
провалилось. Заговорщиков казнили. Напуганный император начал было отступать от 
своей линии на полный разрыв с сенатом, однако примирение оказалось фикцией.
      Новый заговор назревал. Он охватил окружение Гая и был чрезвычайно 
разветвленным. В заговоре участвовали сенаторы Анний Винициан, Эмилий Регул, 
Квинт Помпеи Секунд, Валерий Азиатик и другие. Состав заговорщиков и мотивы их 
участия в заговоре были различны. Например, Квинт Помпеи Секунд был 
скомпрометирован в глазах императора участием в «заговоре молодых людей», и, 
чтобы заслужить прощение, ему пришлось поцеловать сапог Калигулы. А вот Валерий 
Азиатик числился среди «друзей» Калигулы.
      В заговор были также посвящены оба префекта претория и видные либерты 
императора – Каллист и Нарцисс. Каллист, либерт (вольноотпущенник) Калигулы, 
достиг величайшей власти, почти такой же, как сам император. Но он имел немало 
причин опасаться за свою жизнь; особую роль тут играло его несметное богатство. 
Потому он сблизился с Клавдием, дядей императора, и тайно примкнул к нему в 
надежде, что после кончины Калигулы власть перейдет к Клавдию и что он, Каллист,
 благодаря своему влиянию займет при новом императоре видное положение.
      Но, как и префекты претория, Каллист не фигурировал среди исполнителей. 
Эту роль взяли на себя трибуны и центурионы преторианских когорт – всадники 
Кассий Херея и Корнелий Сабин. Первый приобрел известность в сентябре 34 года, 
когда, будучи центурионом, вступил в схватку с мятежными легионерами. Калигула 
многим был ему обязан, но несмотря на это унижал старого воина: обзывал его 
неженкой и бабнем, назначал ему в качестве пароля слова «Приап» или «Венера», 
предлагал ему в благодарность за чтото руку для поцелуя, сложив и двигая ее 
непристойным образом.
      Когда Калигула объявил, что намерен отправиться на Восток, заговорщики 
поняли, что пора действовать. Имелись и другие причины, заставлявшие торопиться.
 Калигула направил угрожающее письмо наместнику Сирии Петронию, призывая его 
совершить самоубийство, грозился наказать Меммия Регула, наместника Лидии, 
Македонии и Греции за задержку с отправкой в Рим статуи Зевса Олимпийского. 
Калигула становился все более подозрительным, а будущее его приближенных – все 
более непредсказуемым.
      Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» так пишет о настроениях в Риме: 
«Между тем слухи о заговоре Кассия Хереи распространились среди многих, и все 
эти люди – сенаторы, всадники и простые воины – стали вооружаться; не было 
вообще ни одного человека, который не считал бы убийство Калигулы великим 
счастьем. Поэтому заговорщики по мере своих возможностей старались не отставать 
друг от друга в проявлении доблести и по возможности от всего сердца 
способствовать убиению тирана».
      Решено было напасть на Калигулу на Палатинских играх (конец января 41 
года), в полдень, при выходе с представлений.
      «Убийство было предвещено многими знаменьями, – отмечает другой античный 
историк Светоний. – В Олимпии статуя Юпитера, которую он приказал разобрать и 
перевезти в Рим, разразилась вдруг таким раскатом хохота, что машины затряслись,
 а работники разбежались; а случившийся при этом человек, по имени Кассий, 
заявил, что во сне ему было велено принести в жертву Юпитеру быка. В Капуе в 
иды марта молния ударила в Капитолий, а в Риме – в комнату дворцового 
привратника; и нашлись толкователи, уверявшие, что одно знаменье возвещало 
опасность господину от слуг, а другое – новое великое убийство, как некогда в 
тот же день. Астролог Сулла на вопрос императора о его гороскопе объявил, что 
близится неминуемая смерть. Оракулы Фортуны Антийской также указали ему на 
опасность, которая грозит ему от некоего Кассия. Не поняв, о ком конкретно идет 
речь, Калигула послал убить Кассия Лонгина, который был тогда проконсулом Азии. 
Сам он накануне гибели видел сон, будто он стоит на небе возле трона Юпитера, и 
бог, толкнув его большим пальцем правой ноги, низвергает на землю. Вещими 
сочтены были и некоторые события, случившиеся немного ранее в самый день 
убийства. Принося жертву, император был забрызган кровью фламинго; пантомим 
Мнестер танцевал в той самой трагедии, которую играл когдато трагический актер 
Неоптолем на играх, во время которых убит был Филипп, царь македонян; а когда в 
миме „Лавреол“, где актер, выбегая изпод обвала, харкает кровью, вслед за ним 
стали наперебой показывать свое искусство подставные актеры, то вся сцена 
оказалась залита кровью. К ночи же готовилось представление, в котором египтяне 
и эфиопы должны были изображать сцены из загробной жизни».
      Утром 24 января на Палатине Калигула присутствовал на спектакле, в 
котором участвовали мальчики из знатных семей Азии, и остался ими очень доволен.

      Император отправился на завтрак. По пути он оказался в подземной галерее, 
где готовились к очередному выступлению мальчики. Калигула остановился, чтобы 
похвалить их. «О дальнейшем рассказывают двояко, – замечает Светоний – Одни 
говорят, что, когда он разговаривал с мальчиками, Херея, подойдя к нему сзади, 
ударом меча глубоко разрубил ему затылок с криком: „Делай свое дело!“– и тогда 
трибун Корнелий Сабин, второй заговорщик, спереди пронзил ему грудь. Другие 
передают, чт