это был секрет, хотя все было нацелено на этот марш. Муссолини 
считал, что еще только Джолитти мог бы воспрепятствовать броску фашистов, 
используя свой авторитет в армии и на флоте. Но восьмидесятилетний политик 
оказался тяжел на подъем и не просчитал всей глубины опасности и возможности 
катастрофы в будущем.
      В непредсказуемой и хаотической итальянской жизни Муссолини начал 
собирать вокруг себя группу преданных революционеров, готовых захватить власть 
от имени рабочих, независимо от того, поддерживали их рабочие или нет. И именно 
он возглавит их. Он видел, что перед войной влияние социалистов упало, и 
покинул партию, так как понимал, что она не в состоянии привести его к власти; 
но его мог привести к власти фашизм, а власть, как всегда, возбуждала его. «Я 
обуян этой дикой страстью, – признавался он многие годы спустя. – Она поглощает 
все мое существо. Я хочу наложить отпечаток на эпоху своей волей, как лев 
своими когтями! Вот такой отпечаток!»
      Цель всегда оправдывает средства. Например, фашистская политика 
«сквадризма» (сквадра – фашистский боевой отряд) явилась преднамеренной 
попыткой вызвать брожение и разочарование. Выдавая себя за патриотически 
настроенных противников большевиков, «сквадристам» удалось спровоцировать и 
усилить анархию, что заставило народ согласиться с навязанным ему авторитарным 
режимом.
      Подавляющая часть фашистского руководства ощущала необходимость придать 
движению какуюто законченную форму и провозгласить создание партии. Выступая 
на учредительном съезде, Муссолини изложил ее экономическую программу. Мы 
против социализма, без обиняков заявил он, но и против слабости буржуазного 
государства, неспособного управлять производством. В экономике – мы либералы и, 
придя к власти, вернем в частные руки железные дороги, почту, телеграф, телефон 
и некоторые отрасли промышленности. «Классовая борьба – это сказка, – продолжал 
Муссолини, – потому что человечество нельзя разделять. Пролетариат и буржуазия 
как таковые не существуют, будучи звеньями одной и той же формации».
      Тогда же Муссолини предлагают занять пост генсека. Он демонстративно 
отказывается от этого поста – жест, типичный для Муссолини. В среде камератов 
(так обращались друг к другу фашисты) его все чаще называли дуче, а дуче должен 
быть выше партийной текучки. И хотя формально Муссолини стал лишь членом 
руководства партии, на деле он обладал всей полнотой власти, и его авторитет в 
ПНФ был непререкаем.
      После выборов в мае 1921 года Муссолини в тридцать семь лет стал 
общенациональной фигурой, лидером политической партии, численность и влияние 
которой возрастали из месяца в месяц. То, что он продолжал оставаться в 
руководстве движения, было самым удивительным проявлением его политического 
дарования, так как фашисты, несмотря на их милитаристские тенденции и 
прокламированное единство, фактически представляли собой весьма разнородную 
группу. Муссолини постоянно приходилось уточнять предыдущие декларации, 
изменять курс, который ранее объявлялся неизменным, даже противоречить самому 
себе в попытках контролировать самых нетерпеливых «сквадристов», одновременно 
подавая себя в выступлениях и статьях, публиковавшихся в его газете, как 
пламенного революционера из Романьи.
      Чтобы укрепить опору фашистов, он ссылался, в частности, на огромную роль,
 которую савойская династия играла и будет играть в истории страны, хотя 
незадолго до этого он часто говорил о «республиканских тенденциях фашизма». В 
стремлении добиться поддержки Джолитти на включение фашистских кандидатов в его 
список, он был готов поддержать Рапалльский договор, который не удовлетворил 
притязаний Италии на Далмацию. Желая заручиться поддержкой промышленников и 
производителей, финансовая помощь которых была ему крайне необходима, он заявил 
в одном из своих резких выступлений в палате депутатов, что следовало бы 
покончить «с дальнейшими попытками захвата предприятий», хотя подобные акции он 
поддерживал всего за полтора года до этого.
      И тем не менее в августе 1921 года он сделал большой шаг в 
противоположном направлении, подписав акт примирения с социалистами и заявив, 
что «смехотворно говорить о том, что итальянский рабочий класс движется к 
большевизму»; он пообещал защищать данный пакт. «Если фашизм не пойдет за мной 
в сотрудничестве с социалистами, – добавил он, – тогда никто не заставит меня 
идти за фашизмом».
      Но спустя три месяца, когда стало ясно, что фашизм не готов идти за ним, 
а фашистские союзы не пожелали прислушаться к его предостережению о том, что 
власть ускользает у них из рук и необходимо закрепить успехи фашистов с помощью 
парламентского компромисса, пакт был отвергнут. И все это время, постоянно 
подчеркивая на совещаниях фашистов, что необходим и неизбежен государственный 
переворот, который покончит с парламентом и либеральным государством, Муссолини 
столь же настойчиво сдерживал своих более нетерпеливых коллег Итало Бальбо, 
Дино Гранди и Роберто Фариначчи от практического осуществления этих идей. В 
отличие от них он не был столь уверен в том, что фашизм достаточно силен и 
можно наверняка рассчитывать на успех, и активнее, чем они, стремился к тому, 
чтобы фашисты достигли власти при одобрении народа. «Беда Муссолини заключается 
в том, – заявил один из его радикальных сообщников, – что он желает всеобщего 
благословения и меняет свою позицию по десять раз в день, чтобы получить его».
      В августе 1922 года после многих месяцев колебаний и сомнений Муссолини 
счел, что настало его время На тот месяц к возмущению отчаявшейся 
общественности была назначена всеобщая забастовка. Муссолини заявил, что если 
забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты Ему вновь 
представилась возможность прибегнуть к насилию во имя закона и порядка. В 
Анконе, Лего