ет свой отъезд к войску на 18 марта (в Македонию), а 15 марта 
предполагалось заседание сената, во время которого квиндецемвир Л. Аврелий 
Котта (консул 65 года) должен был провести в сенате решение о награждении 
Цезаря царским титулом, основываясь на предсказании, найденном в сивиллиных 
книгах, по которому парфян может победить лишь царь.
      Заговорщики колебались, убить ли диктатора на Марсовом поле, когда на 
выборах он призовет трибы к голосованию, – разделившись на две части, они 
хотели сбросить его с мостков, а внизу подхватить и заколоть, – или же напасть 
на него на Священной дороге или при входе в театр. Но когда было объявлено, что 
в иды марта сенат соберется на заседание в курию Помпея, то все охотно 
предпочли именно это время и место.
      То, что его жизни угрожает опасность, Цезарь знал или по крайней мере 
догадывался. И хотя он отказался от декретированной ему почетной стражи, сказав,
 что он не желает жить в постоянном страхе, тем не менее он както бросил фразу,
 что не боится людей, которые любят жизнь и умеют наслаждаться ею, однако ему 
внушают более серьезное опасение люди бледные и худощавые. В данном случае 
Цезарь явно намекал на Брута и Кассия.
      Злосчастные иды марта в истории приобрели нарицательный смысл как роковой 
день. Убийство Цезаря и предшествующие ему зловещие предзнаменования весьма 
драматично описаны рядом древних авторов. Например, все они единодушно 
указывают на многочисленные явления и знаки, начиная от самых невинных, вроде 
вспышек света на небе, внезапного шума по ночам, и вплоть до таких страшных 
признаков, как отсутствие сердца у жертвенного животного или рассказа о том, 
что накануне убийства в курию Помпея влетела птичка королек с лавровой веточкой 
в клюве, ее преследовала стая других птиц, которые ее здесь нагнали и 
растерзали.
      А за несколько дней до смерти Цезарь узнал, что табуны коней, которых он 
при переходе Рубикона посвятил богам и отпустил пастись на воле, упорно 
отказываются от еды и проливают слезы.
      Знамения на этом не закончились. Накануне рокового дня Цезарь обедал у 
Марка Эмилия Лепида, и, когда случайно речь зашла о том, какой род смерти самый 
лучший, Цезарь воскликнул. «Внезапный!» Ночью, после того как он уже вернулся 
домой и заснул в своей спальне, внезапно растворились все двери и окна. 
Разбуженный шумом и ярким светом луны, Цезарь увидел, что его жена Кальпурния 
рыдает во сне: ей привиделось, что мужа закалывают в ее объятиях и он истекает 
кровью. С наступлением дня она стала просить Цезаря не выходить из дому и 
отменить заседание сената или по крайней мере принести жертвы и выяснить, 
насколько благоприятна обстановка. Видимо, и сам Цезарь начал колебаться, ибо 
он никогда раньше не замечал у Кальпурнии склонности к суеверию и приметам.
      Однако когда Цезарь решил направить в сенат Марка Антония, дабы отменить 
заседание, то один из заговорщиков, и в то же время особенно близкий Цезарю 
человек Децим Брут Альбин, убедил его не давать новых поводов для упреков в 
высокомерии и самому отправиться в сенат хотя бы для того, чтобы лично 
распустить сенаторов. По одним сведениям, Брут вывел Цезаря за руку из дома и 
вместе с ним пошел в курию Помпея, по другим данным, Цезаря несли в носилках. И 
даже по дороге в сенат Цезарю открылось несколько предостережений. Сначала ему 
встретился гадатель Спуринна, который предсказал диктатору, что в иды марта ему 
следует остерегаться большой опасности. «А ведь мартовские иды наступили!» – 
шутливо заметил Цезарь. «Да, наступили, но еще не прошли», – спокойно ответил 
гадатель.
      Затем к Цезарю пытался обратиться какойто раб, якобы осведомленный о 
заговоре. Но, оттесненный окружавшей Цезаря толпой, он не смог сообщить ему об 
этом. Раб вошел в дом и заявил Кальпурнии, что будет дожидаться возвращения 
Цезаря, так как хочет сообщить ему нечто чрезвычайно важное. Наконец, Артемидор 
из Книда, гость Цезаря и знаток греческой литературы, также имевший достоверные 
сведения о заговоре, вручил Цезарю свиток, в котором было изложено все, что он 
знал о готовящемся покушении. Заметив, что Цезарь все свитки, вручавшиеся ему 
по дороге, передает окружавшим его доверенным рабам, Артемидор якобы подошел к 
диктатору и сказал: «Прочитай это, Цезарь, сам, не показывая никому другому, и 
немедленно! Здесь написано об очень важном для тебя деле». Цезарь взял в руки 
свиток, однако изза множества просителей прочесть его так и не смог, хотя 
неоднократно пытался это сделать. Он вошел в курию Помпея, все еще держа в 
руках свиток.
      Заговорщикам не раз казалось, что они будут вотвот разоблачены. Один из 
сенаторов, взяв за руку Публия Сервилия Каску, произнес: «Ты от меня, друга, 
скрываешь, а Брут мне все рассказал». Каска в смятении не знал, что ответить, 
но тот, смеясь, продолжал – «Откуда ты возьмешь средства, необходимые для 
должности эдила?»
      Сенатор Попилий Лена, увидев в курии Брута и Кассия, беседующих друг с 
другом, неожиданно подошел к ним и пожелал им успеха в том, что они задумали, и 
посоветовал торопиться. Брут и Кассий были чрезвычайно напуганы этим пожеланием,
 тем более что, когда появился Цезарь, Попилий Лена задержал его при входе 
какимто серьезным и довольно длительным разговором. Заговорщики уже готовились 
покончить с собой, прежде чем их схватят, но в этот момент Попилий Лена 
простился с Цезарем. Стало ясно, что он обращался к диктатору с какимто делом, 
возможно просьбой, но только не с доносом.
      Существовал обычай, что консулы при входе в сенат совершают 
жертвоприношения И вот именно теперь жертвенное животное оказалось не имеющим 
сердца. Цезарь весело заметил, что нечто подобное с ним уже случалось в Испании,
 во время войны. Жрец отвечал, что он и тогда подвергался смертельной опасности,
 сейчас же в