|
Кадисского, призывавшего «восстать во имя господа на слуг
антихриста» – вождей революции С минуты на минуту могло вспыхнуть возмущение
среди солдат, согласованное с атакой абсолютистов на остров.
Прошло уже две недели с того дня, как Риэго поднял в
ЛасКабесаседеСанХуан знамя восстания. Пронунсиамиенто в экспедиционной
армии, руководимое либеральными офицерами, перестало расти. К середине января в
рядах восставших насчитывалось всего около пяти тысяч бойцов. Движение как бы
застыло. И в этом крылась огромная опасность.
Все военные мероприятия патриотов против Кадиса терпели неудачу. Части
генерала Фрейре полностью отрезали остров Леон от суши, а генерал Кампана
крепко держал Кадис. Колонну Риэго – главную надежду восставших – абсолютисты
загнали в далекие сьерры Казалось, революционная армия была обречена на
неизбежную гибель. Из Севильи Фрейре слал в Мадрид многообещающие реляции и
требовал подкреплений, заверяя короля Фердинанда в том, что он скоро подавит
мятеж и захватит всех его зачинщиков.
Но подвижная колонна Риэго путала все карты. Фрейре не мог решиться
начать генеральную атаку на остров Леон до тех пор, пока у него за спиной
бродил отряд смелых бойцовреволюционеров, связывавших его кавалерию, грозивших
взбунтовать воинские гарнизоны в глубоком тылу.
Все внимание правительства и королевских генералов было приковано к тому,
что происходило на юге Испании, в Андалузии. Они лихорадочно стягивали туда
свои силы, оголяя остальные провинции. Это развязывало руки революционерам
Галисии, Каталонии, Наварры, Валенсии.
Помощь герою Кабесаса становилась лозунгом назревавшего восстания на
севере. Либералы теперь действовали здесь почти открыто, и их энергия
возрастала по мере того, как положение восставших в Андалузии становилось все
более безнадежным.
21 февраля, почти через два месяца после того, как отважным астурийцем
был зажжен в Кабесасе костер свободы, искра его воспламенила Галисию.
В ЛаКорунье горсть смело действовавших патриотов арестовала
капитангенерала, провинциальных сановников и провозгласила конституцию 1812
года. Это послужило сигналом для революционеров ЭльФерроля, восставших спустя
два дня. Феррольцы завладели губернаторским замком, и весь городской люд
присягнул на площади города Хартии Кадиса. За этими двумя городами последовал
Виго.
Власти отступали везде почти без сопротивления. И лишь в клерикальном
СантьягодеКомпостела граф СанРоман пытался преградить путь нараставшей
революционной волне. Он собрал оставшиеся в Галисии войска и мобилизовал
ополчение. Патриоты направили против него 500 необученных, плохо вооруженных
рекрутов. Убоявшись, видимо, и этих слабых сил, граф не принял боя и отошел от
Сантьяго на двадцать пять лиг к югу – к Оренсе. Революция овладела самым
многолюдным и богатым городом Галисии.
СанРоман располагал внушительными силами – двумя регулярными полками
пехоты, 10 гренадерскими ротами, несколькими эскадронами кавалерии. Он занял в
Оренсе почти неприступную позицию.
Революционная хунта Галисии действовала стремительно. Ее воззвания,
проникшие во все углы провинции и в самый вражеский стан, поднимали
ремесленников и торговцев в городах, вербовали приверженцев делу революции
среди офицерства и нижних чинов армии.
Опасаясь бунта в своих войсках при первом же боевом соприкосновении с
патриотами, СанРоман вынужден был оставить Оренсе и уйти в Кастилию.
Вся Галисия – одна из самых богатых и обширных областей королевства –
оказалась в руках сторонников конституции.
Пламя мятежа охватило Наварру, Арагон с Каталонией. В Барселоне и
Сарагосе среди бела дня раздавались крики: «Да здравствует полковник Риэго!
Смерть тиранам!»
Король уже стал сомневаться в верности мадридского гарнизона и даже
гвардии. Он созвал тайное совещание командиров столичных полков. Доклады их
были неутешительными. Королю прочли длинный список гвардейских офицеров,
связанных с масонскими ложами.
Военному министру удалось стянуть в ЛаМанчу, к городу Оканье, несколько
полков, офицерство которых не было заражено либеральными идеями. Эта армия еще
могла спасти положение. Нужно только отдать ее в руки надежного, преданного
режиму генерала. Остановив свой выбор на графе Лабисбале, Фердинанд рассчитывал,
что недавняя измена этого генерала кадисской революционной хунте на Пальмовом
Поле навеки связала его с самодержавием.
Облеченный чрезвычайными полномочиями, граф выехал 3 марта из Мадрида в
Оканью. А через три дня в столицу пришла весть, что Лабисбаль провозгласил в
Оканье конституцию 1812 года.
Во дворце царило смятение.
Мадрид жил неспокойной жизнью. Каждый день столица узнавала о новых
восстаниях, новых победах революции.
6 марта на стенах домов столицы появились афиши, в которых правительство
призывало мадридцев к спокойствию. Сообщалось, что король назначил диктаторскую
хунту с инфантом доном Карлосом во главе, которой он поручал разработать
неотложные государственные реформы. В тот же день появился и королевский декрет
о немедленном созыве кортесов.
На следующий день король обратился к своим подданным с воззванием: «Чтобы
избежать кривотолков относительно вчерашнего моего декрета о немедленном созыве
кортесов и зная общую волю народа, я решил принести присягу конституции,
обнародованн
|
|