жет быть, и нет, но у афинян он сможет укрыться, – сказал 
Каллисфен, – ведь они за детей Геракла воевали даже против Еврисфея, бывшего 
тогда тираном Эллады». Разговор этот едва ли вымышлен. Учитывая глубокое 
недовольство того и другого политикой Александра, легко представить их 
говорящими обиняком о желательности устранения Александра. Афины, где свято 
почиталась память тираноубийц, были врагом Александра, так что Каллисфен мог 
указать на Афины как на естественное убежище предполагаемого убийцы 
македонского царя. Нежелание Филоты донести о заговоре свидетельствовало, что 
он рассчитывал в любом случае использовать в своих интересах ситуацию, которая 
могла сложиться после гибели Александра.
      Сразу же после смерти Димна Александр вызвал к себе Филоту и предложил 
ему опровергнуть обвинение. Филота попытался все обратить в шутку: Кебалин 
передал ему слова развратника Никомаха, но он не поверил столь ничтожному 
свидетелю и подумал, что над ним станут смеяться, если он будет рассказывать о 
ссорах между влюбленным и распутником. Александр сделал вид, что принимает 
объяснение, однако сразу же после его ухода созвал «друзей»; Филота приглашен 
не был. Допросив Никомаха, на обсуждение поставили дело Филоты. Основным 
обвинителем выступал Кратер, стремившийся в своих карьеристских целях 
уничтожить и Пармениона, положение которого он только что занял, и его сына. 
Участники совещания пришли к выводу, что Филота был либо организатором, либо 
участником заговора, и решили назначить следствие. Обо всем, что говорилось на 
совете, Александр велел молчать.
      На следующий день объявили поход; Филота, как будто ничего не произошло, 
был приглашен на царский пир, и Александр там дружески с ним беседовал. Тем 
временем все выходы из лагеря и дороги заняли солдаты. Глубокой ночью в царский 
шатер явились «друзья» Александра – Гефестион, Кратер, Кен (зять Филоты), 
Эригий, а также Пердикка и Леоннат, принадлежавшие к отряду телохранителей. Для 
ареста своего «друга» Александр послал отряд в 300 человек под командованием 
Атария, сына Дейномена. Филоту взяли в постели и закованного, с закрытой 
головой отвели в шатер Александра.
      На следующее утро Александр велел созвать всех своих воинов с оружием: он 
решил в соответствии с македонским обычаем представить дело Филоты на 
рассмотрение войска. Здесь Александр прямо обвинил Пармениона и Филоту в 
организации заговора. С обвинениями выступили также Аминта и Кен. Наконец, 
возможность говорить получил и сам Филота.
      Оправдаться Филоте не удалось, хотя ни Никомах, ни Кебалин в числе 
заговорщиков его не назвали. Он не мог удовлетворительно объяснить свое 
молчание. Возбужденные солдаты требовали казни Филоты.
      Ночью по требованию Гефестиона, Кратера и Кена Филоту подвергли пытке. Во 
время чудовищного по своей жестокости допроса Филота рассказал, будто уже в 
Египте, когда было объявлено о божественности Александра, Парменион и Гегелох 
(погибший в сражении при Гавгамелах) договорились убить Александра, но только 
после того, как будет уничтожен Дарий III, потом Филоту заставили принять 
участие в заговоре. В настоящее время трудно судить, насколько показания Филоты,
 вырванные у него под пыткой, соответствовали действительности. Плутарх 
называет обвинения, возводившиеся на Филоту, «мириадами клевет». Фактом, однако,
 было то, что Филота не донес о готовившемся покушении, и это делало его 
неведение подозрительным, давало Александру желанную возможность обвинить и 
погубить как самого Филоту, так и его отца Пармениона.
      Александр лично присутствовал при истязании. Лежа за занавеской, он 
слушал показания Филоты, перемежавшиеся отчаянными воплями и униженными 
мольбами о пощаде, обращенными к Гефестиону. Говорили, что Александр даже 
воскликнул: «Такимто малодушным будучи, Филота, и трусом, ты посягаешь на 
подобные дела?» Физических мук царственному палачу было, наверное, недостаточно,
 он желал наслаждаться еще и нравственным унижением своего врага.
      На следующий день на сходке воинов, куда принесли и Филоту (сам он уже не 
мог ходить), были оглашены его показания. После этого на суд армии был 
представлен Деметрий, также обвиненный в соучастии. Демерий упорно отрицал все 
обвинения и требовал для себя пытки. Измученный Филота, опасаясь, что палачи 
снова примутся за свою работу, дабы вырвать у него сведения об участии Деметрия 
в заговоре, стал звать к себе некоего Калиса, стоявшего неподалеку. 
Перепуганный Калис отказался, и тогда все услышали, как Филота проговорил: 
«Неужели ты допустишь, чтобы Деметрий лгал, а меня бы снова пытали». Эта сцена 
привлекла общее внимание. Калис побледнел, голос его пресекся. Раньше никто не 
называл его имени, и стоявшие вокруг македоняне подумали было, что Филота хочет 
оклеветать невиновного, однако не выдержавший напряжения Калис внезапно 
сознался: и он, и Деметрий замышляли убийство Александра.
      Солдатская сходка приговорила обвиняемых к смертной казни; по 
македонскому обычаю, всех их, включая, разумеется, и Филоту, воины побили 
камнями и забросали дротиками. Вслед за ними казнили и линкестийца Александра, 
уже третий год находившегося в заключении. Аминта, сын Андромена, 
поддерживавший дружеские отношения с Филотой и поэтому также вовлеченный в 
процесс о заговоре на жизнь Александра, был оправдан и освобожден изпод стражи.
 Организовать расправу над Парменионом Александр поручил Полидаманту, одному из 
самых близких друзей престарелого военачальника. В сопровождении двух арабов 
Полидамант за 11 дней пересек пустыню на верблюдах и доставил в Мидию приказ 
убить осужденного; одновременно он привез письма и самому Пармениону: одно – от 
царя, другое – якобы от Филоты. Пока старик читал письмо, как он думал, от сына,
 Клеандр, брат Кена, один из присутствовавших при этом высших македонских 
командиров, вонзил ему в бок свой меч, а затем перерезал горло. Остальные 
бросились ко