инструментам. Отсюда дробящиеся, шершавые „комки звуков“ в горле Армстронга, 
его клокочущее вибрато, его „скэт“ – выкрики, то горестные, то радостные, его 
„o, yes“, вздохи, бормотания, смех… В нем джаз обрел не только единственного в 
своем роде певца, но и единственный рождающийся раз в столетие двуликий 
„инструмент джаза“ где труба и голос неразделимы».
      Луи Даниел Армстронг родился 4 августа 1901 года. Вероятно, ему самой 
судьбой было уготовано стать джазовым музыкантом: ведь он родился в Новом 
Орлеане, на родине американского джаза. Детство его прошло в одном из бедных 
кварталов города, где царили свои законы, далеко не всегда совпадавшие с 
официальными. Отец Армстронга, истопник на скипидарной фабрике, бросил семью, 
когда Луи был еще младенцем. Поэтому мальчик практически вырос на улице, 
зарабатывая на жизнь чем придется: разгружал суда в порту, развозил уголь, 
продавал газеты.
      «Уже в пятилетнем возрасте, находясь в церкви или бегая за шествиями, я 
напрягал слух, стараясь различить инструменты, узнать произведения», – 
вспоминал впоследствии сам Армстронг в книге «Мой Новый Орлеан».
      Изза глупой выходки, когда Луи ради баловства выстрелил из пистолета на 
улице, его задержали и отправили в негритянский приют для беспризорных детей, 
где он провел восемнадцать месяцев.
      В колонии был духовой оркестр. Спустя какоето время Армстронг стал 
осваивать альтгорн – оркестровый инструмент, похожий на корнет, но с более 
низким тоном звучания. Позднее он писал: «Я пел уже многие годы, и инстинкт 
подсказывал мне, что альтгорн столь же неотъемлемая часть оркестра, сколь 
баритон или тенор – квартета. Партия альтгорна мне удавалась очень хорошо».
      Освободившись в шестнадцать лет, Армстронг продолжал зарабатывать на 
жизнь с помощью музыки. Такой путь прошли практически все негритянские джазисты.
 Вначале он играл в составе духовых оркестров в барах и на речных пароходах, 
плававших по Миссисипи, в спортивных залах, на танцах и праздниках.
      В 1917 году Армстронг уже сам руководил одним из джазбэндов. Его судьба 
изменилась, когда он встретил своего первого наставника Джо Оливера, ведущего 
джазмена в Новом Орлеане. В 1922 году он пригласил Армстронга вторым 
корнетистом в свой чикагский оркестр. Здесь Луи впервые начал играть на трубе.
      Оливер проявлял трогательную отеческую заботу о молодом музыканте. Луи 
Армстронг до конца своих дней считал этого, по его выражению, «великого 
мастера» раннего джаза человеком, которому он больше чем кому бы то ни было 
обязан всеми своими профессиональными достижениями. Большое влияние оказала на 
него и пианистка из ансамбля Оливера Лил Хардин, получившая, в отличие от 
большинства джазовых музыкантов того времени, классическое музыкальное 
образование. Впоследствии (в 1925 году) Лил стала женой Армстронга и вошла в 
состав его знаменитой «Горячей пятерки».
      В 20е годы Армстронг пытается организовать свою группу, но это у него 
получилось не сразу. Не успев собраться, группы распадались, хотя некоторые из 
них стали известными, как, например, «Горячая пятерка» и «Горячая семерка». 
Армстронг привлекал всех своей задушевной и чистой игрой на трубе, своими 
импровизациями и сиплым голосом. Вскоре он окончательно переходит на сольные 
выступления с большим джазоркестром.
      Полагают, что именно Армстронг разработал особую манеру исполнения – 
пение «скэтом»: род джазового пения, когда мелодия импровизировалась, к ней 
добавлялся бессмысленный набор слов и она служила как бы своеобразным 
дополнительным инструментом.
      Глуховатогортанный голос Армстронгапевца вызывал неоднозначную реакцию: 
его сравнивали то с железными опилками, то с растительным маслом на наждачной 
бумаге, то с грохочущей коробкой передач автомобиля, полной арахисового масла.
      Но главное у Армстронга было иное – ярко эмоциональная манера исполнения, 
сопровождаемая белоснежной улыбкой.
      В 1925 году Армстронг возвращается в Чикаго, где записывает ряд 
завоевавших огромную популярность пластинок «Хот файв» и «Хот севн» («Горячая 
пятерка» и «Горячая семерка»). Армстронг записывает первую пластинку, где 
использует «скэт». Эту манеру исполнения вскоре перенимают многие джазовые 
музыканты, так что возникает своеобразное модное поветрие.
      Сейчас трудно установить, когда впервые Луи стал петь. Возможно, еще 
ребенком, в церкви. «Когда мне было десять лет, – вспоминает Армстронг, – мать 
брала меня в церковь, где я пел в хоре». В течение ряда лет он пел со своим 
квартетом на улицах Нового Орлеана. Но никаких других сведений о том, что Луи 
гденибудь пел, нет.
      Ударник «Кайзер» Маршалл рассказывает, что Армстронг начал петь с 
оркестром совершенно случайно. По четвергам в «Роузленде» устраивалось нечто 
вроде любительского представления, что было довольно распространенным в те годы 
видом развлечения. Изза этого оркестр заканчивал свое выступление пораньше, 
сокращая его на целое отделение. «Однажды мы уговорили Армстронга выйти на 
сцену, – говорит Маршалл, – и спеть „Everybody Loves My Baby, But My Baby don't 
Love Nobody But Me“. Он пел и подыгрывал себе на трубе… Публика пришла в 
восторг и с тех пор каждый четверг требовала, чтобы Луи пел». Может, это было 
так, а может, иначе. Хендерсон вспоминает: «Примерно недели через три после 
прихода Армстронга в наш оркестр он попросил разрешения спеть сольный номер. 
Вначале я не оченьто понимал, как можно петь с таким голосом, как у Луи, но в 
конце концов дал согласие. Он был великолепен. Все оркестранты полюбили его 
пение, а публика – так та вообще сходила с ума. Я думаю, это было его первое 
публичное выступление как певца. Во всяком случае, я уверен, что с оркестром 
Оливера он ни разу не пел».