научное оборудование. И вдруг в одной газете появляется статья под заголовком 
«Нужны ли Норвегии новые скелеты среди ледяных пустынь?». «„Йоа“ — жалкая 
посудина, а капитан ее — легкомысленный человек…» — говорилось в ней.
      Статья подействовала на нескольких кредиторов: они стали требовать 
обратно деньги. Это была катастрофа. Неужели все труды, самоограничение, 
напряжение последних месяцев — все это напрасно?! И мечте о северозападном 
проходе не суждено сбыться?
      Нет! Амундсен не отступит. Выход один, и очень важно, что с этим согласен 
Нансен, посетивший яхту накануне отплытия: «Йоа» должна выйти в море тайно, 
ночью, сбежать от кредиторов.
      «Как чудесно! Нет больше никаких огорчений, назойливых кредиторов… Одни 
на яхте! Нас семеро, мы веселы и счастливы. Мы плывем в неведомые края, но 
полны надежд и веры», — писал в этот день Амундсен.
      Спустя несколько лет Амундсен случайно узнал, что тогда Фритьоф Нансен, 
ничего ему не сказав, поручился за него перед кредиторами. Это был поступок 
чисто нансеновский…
      Амундсен взял на «Йоа» запас продуктов, топлива, одежды и снаряжения на 
пять лет, были погружены на борт судна сборный домик на случай зимовки и 
материал для строительства магнитного павильона: ведь, помимо открытия 
северозападного прохода, Амундсен планировал установить местонахождение 
Северного магнитного полюса, находящегося, предположительно, на северной 
оконечности материка, на полуострове Бутия.
      Первая встреча со льдами произошла у западного побережья Гренландии, в 
заливе Мелвилла, два месяца заняла борьба с ними и пересечение моря Баффина. А 
затем яхта вошла в неисследованный, никем еще не пройденный пролив Ланкастер. 
Это был очень трудный путь: пришлось буквально лавировать с ювелирной точностью 
среди многочисленных островков, скал и мелей. Амундсен все время, пока 
проходили пролив, находился в «вороньем гнезде» — на передней мачте судна.
      Нападали на судно и жестокие штормы. Однажды, чтобы спасти корабль, когда 
ветер стремительно нес беспомощную скорлупку прямо на рифы, Амундсен отдал 
приказ, показавшийся всем безумным: «Выбросить ящики с палубы в море!» В ящиках 
были продукты, но пришлось ими пожертвовать. Облегченный корабль волна вынесла 
на гладкую подводную скалу, где он благополучно переждал шторм. Но тут возникла 
новая напасть — пожар в машинном отделении. И его удалось какимто чудом 
погасить, но благодаря единственно правильному решению, принятому Амундсеном — 
перекрыть доступ воздуха в машинное отделение.
      Ланкастерский пролив вывел к проливу Симпсона, по которому, в обход с юга 
острова Виктория, можно было бы продолжить путь, но Амундсен, найдя удобную 
бухту для стоянки судна, решил не рисковать и остановился на зимовку уже в 
начале сентября. К тому же он собирался провести магнитные наблюдения на 
полуострове Бутия, который был недалеко.
      Зимовка в бухте на западном берегу острова КингУильман, которая стала 
называться бухтой Йоа, прошла исключительно спокойно и результативно. Судно, 
вмерзшее в трехметровый монолит льда, постоянно посещали эскимосы, устроившие 
вокруг него своеобразный городок из эскимосских иглу, сложенных из снежных 
кирпичей. Общение с эскимосами всю зиму было очень тесным и взаимополезным. В 
обмен на всевозможные железные изделия норвежцы получали выделанные шкуры 
оленей, у эскимосов Амундсен научился строить снежные дома — иглу, нагружать 
нарты, переправлять их через трещины во льду. Зима прошла быстро, но 
наступившее лето принесло разочарование: лед в бухте так и не вскрылся, а это 
означало вторую зимовку на том же месте. Но и она прошла благополучно: не было 
и намека на цингу, сопутствовавшую большинству полярным экспедициям. Помогло, 
конечно, обилие диких оленей вокруг, охота на которых обеспечивала свежей пищей.
 Вся экспедиция усиленно работала всю зиму. Кроме постоянных метеорологических, 
гидрологических и магнитных наблюдений, совершались дальние поездки на собачьих 
упряжках по острову Виктория и проливам; на карту было положено около сотни 
небольших островов, но главное — точно установлена точка Северного магнитного 
полюса.
      Лето 1905 года освободило «Йоа» из ледового плена. 13 августа снялись с 
якоря и можно было двигаться дальше. Но снова на пути — острова, мели, 
подводные рифы, между которыми только благодаря своим малым размерам яхта могла 
лавировать. Постоянно нужно было измерять глубину, и перед судном шла 
специальная шлюпка, с которой делались промеры, и иногда под килем оказывалось 
не более двух сантиметров воды. Амундсен сравнил пролив Симпсона со «вспаханным 
полем» — так осторожно нужно было по нему двигаться. Но вот через две недели на 
горизонте показалось китобойное судно: «Виднеется судно!» — раздался крик. Это 
была американская шхуна «Чарльз Ханссон», пришедшая из другого океана, из 
Тихого. И это был знак того, что северозападный проход, к которому люди 
стремились четыре столетия, пройден.
      «Горло у меня сжалось. Я был в крайне нервном состоянии, переутомлен, и 
пусть это признак слабости, но… на глаза мои навернулись слезы… Я быстро 
набросил на себя одежду. Задержался на мгновение перед портретом Нансена, 
висевшим на стене, и изображение словно ожило, казалось Нансен смотрел на меня 
и кивал головой… Я кивнул ему в ответ, улыбаясь от счастья, и вышел на палубу»,
 — так описал этот момент Руал Амундсен.
      Цель была достигнута, но тут новое испытание — яхту зажало льдами, 
дальнейший путь стал невозможен. Третья зимовка!
      На этот раз повезло, что рядом находилась целая флотилия американских 
китобойных судов: можно было получить все необходимое. Амундсен вместе с одним 
из капитановкитобоев отправляется в восьмисоткилометровый переход на собачьих