«Свани» оказался самым большим хитом в его карьере песенника. Удивительно 
теплое и энергичное исполнение ее Элом Джолсоном целиком захватывало слушателей 
и сделало Гершвина популярным автором. Когда Гершвин писал «Я построю лестницу 
в рай» и другие песни для альбома Джорджа Уайта «Скандалы 1922 г.», он 
познакомился с руководителем джазоркестра Полом Уайтменом. Их встреча оказала 
огромное воздействие на историю американской музыки.
      Когда Гершвина попросили написать композицию для первого джазового 
концерта Уайтмена, он постарался показать серьезным слушателям музыки, что джаз 
«вполне приемлем». Во время поездки на поезде в Бостон на репетицию своего 
нового (и оказавшегося неудачным) шоу «Добрый дьяволенок», стук колес вдохновил 
его на сочинение «Рапсодии в стиле блюз». Он закончил работу за три недели. 
Ферде Грофе, позже получивший известность как автор сюиты «ГрандКаньон», 
оркестровал «Рапсодию» для джазоркестра Уайтмена. Говорят, Айра дал название 
этому сочинению после посещения картинной галереи. Ныне знаменитое вступление с 
пронзительным глиссандо на кларнете и самим композитором за фортепьяно сделало 
из «эксперимента современной музыки» Уайтмена историческое событие.
      Следующее шоу Гершвина с Адель и Фредом Астейрами в главных ролях 
получило название «Леди, будьте добры!». «Пленительный ритм», «Леди, будьте 
добры!», «Половина этого голубчика блюза» и «Мужчина моей любви» (последняя 
песня была изъята из шоу, поскольку получила прохладный отклик) были впервые 
исполнены в музыкальной комедии. Каждое последующее шоу соответствовало одной и 
той же формуле: юноша встречает девушку, юноша теряет девушку, юноша получает 
девушку плюс блестящие песни Гершвина в соавторстве с Айрой. Те шоу, включая 
«Встань на цыпочки», «О'кей!», «Смешное лицо» (в котором Астейр впервые 
использовал цилиндр и фрак), «Пусть гремит оркестр» и «Безумная», сегодня почти 
забыты, их либретто слишком привязаны к своему времени. Песни, обычно 
исполняемые вне их изначального драматического контекста, впервые прозвучали в 
тех бродвейских мюзиклах. Песни «Добрый и задушевный», «То безошибочное 
ощущение», «Делай, делай, делай», «Ктото охраняет меня», «Это изумительно», 
«Цилиндр», «Лайза», «Пусть гремит оркестр», «Соблазнительная ты», «В ожидании 
благоприятного момента», «Но не для меня» и «Я понял ритм» исполняются теперь 
отдельно, вне контекста тех фривольных историй, частью которых они были. Музыка 
каждой из перечисленных песен стала неотъемлемой частью американской культуры. 
Стоит произнести их названия, и вы наверняка запоете их.
      Между выпусками шоу Гершвин продолжал изучать гармонию, контрапункт и 
оркестровку. В более поздние годы Айра не раз утверждал, что его брат стал 
ученым музыковедом, который на третьем десятке анализировал партитуры Арнольда 
Шёнберга и постоянно наигрывал фортепьянные пьесы Клода Дебюсси. Руководитель 
НьюЙоркского симфонического оркестра Вальтер Дамрош поручил в 1925 г. молодому,
 но уже популярному Гершвину написать джазовую симфонию. Гершвин откликнулся 
энергичным блюзовым «Концертом в фа». Даже больше, чем «Рапсодия», «Концерт» 
подтвердил искусное владение Джорджем музыкальной формой и изобретательной 
композицией. Ритмы произведения настолько заразительно разгульны, что слушатель 
охотно подчиняется их очарованию.
      Схожим образом его оркестровая композиция «Американец в Париже» принесла 
в 1928 г. в концертные залы какофонию клаксонов французских такси. Музыкальная 
прогулка «Американца» по парижским улицам увенчалась небывалым успехом. Впервые 
ее исполнил симфонический оркестр Дамроша, а со временем все крупные оркестры. 
В тридцать лет Гершвин стал самым знаменитым композитором в мире. Его музыка 
начала оказывать влияние на таких разных композиторов, как Равель, Стравинский 
и Берг.
      Шоу «О тебе я пою» на либретто Джорджа С. Кауфмана и Р. Рискина и на 
стихи Айры впервые было показано в 1931 г. и было награждено Пулитцеровской 
премией за драматургию (а не за музыку). Мишенью этой саркастической и 
язвительной сатиры стало американское правительство, самые дорогие нашему 
сердцу институты. Песни «Кому какое дело?», «Любовь охватывает всю страну», 
«Потому, потому» и «О тебе я пою» («Бейби») были, по словам критика Брукса 
Аткинсона, «смешнее, чем правительство, но не опасны». Усложненная драматургия 
этого шоу подготовила Гершвина к работе над его величайшим произведением – 
народной оперой «Порги и Бесс».
      «Порги» стала величайшей сценической работой из когдалибо написанных 
американскими композиторами. Жизнь чернокожих в гетто Кэтфишроу описана с 
любовью, чистотой и уважением, которые и сегодня звучат правдиво. Музыка 
Гершвина уже не была ни мелодиями для бродвейских шоу, ни якобы большой оперой, 
а была музыкой народа, истинных чувств, страхов, вожделений, надежд, чегото 
возвышенного. Как и в большинстве своих крупных произведений, он соединил весь 
свой музыкальный опыт в трогательно прекрасной экспрессии.
      Последние два года жизни Гершвин провел в Голливуде, где написал еще 
несколько бессмертных песен («У меня этого не отнимешь», «Давай все отменим», 
«Все они смеялись», «Туманный день (в городе Лондон)», «Пришла любовь» и 
«Любовь навеки»). Он назначал свидания красавицам актрисам (Симоне Саймон и 
затем миссис Чарли Чаплин – Полет Годдар), страдал от деспотических выходок 
продюсера Сэмюэла Голдвина, наслаждался общением со своими, привезенными из 
НьюЙорка друзьями и старался заработать достаточно денег, чтобы посвятить 
остаток жизни серьезным сочинениям. Его смерть от опухоли мозга на тридцать 
девятом году жизни была такой же трагедией, как и преждевременные кончины 
Перселла, Моцарта, Мендельсона, Шопена и Бизе.
      Многие критики отмечали, что Гершвин смешивал народную и классическую 
музыку. Однако это было свойственно многим великим композиторам. Музыка простых 
людей находит свое место в симфонической музыке вместе с величественными