своеобразной монументальностью Дворца дожей. Оба здания перекликаются друг с 
другом аркадами, богатым скульптурным декором, нарядными ажурными карнизами, 
гармонично оформляя «парадный вход» в город.
      В декабре 1545 года Сансовино после катастрофы на строительстве 
библиотеки (обрушились своды перекрытий) был уволен с государственной службы, 
но в 1547 году был реабилитирован и восстановлен на прежней должности.
      Рядом с библиотекой, со стороны набережной, возвышается построенный 
Сансовино Монетный двор – Ла Дзекка. На противоположной стороне канала 
отражается в воде ряд дворцов. Среди них – палаццо Корнер, построенное 
Сансовино в тридцатых годах на месте сгоревшего, более древнего здания. В 
палаццо Корнер делла КаГранде Сансовино делает шаг вперед в использовании 
композиционных приемов, сложившихся в процессе разработки типа итальянского 
ренессансного дворца, применительно к особенностям венецианского быта. Вместе с 
Санмикеле он находит впечатляющую монументальную форму для внешнего вида 
палаццо, сочетая ордерные членения, лоджии, руст и другие элементы с 
объемнопланировочным построением, типичным для жилища богатого венецианца.
      Лоджетта у колокольни – одно из лучших творений Сансовино. Она украшена 
по фасаду тремя арками, изящными колоннами, статуями, рельефами и балюстрадой. 
В спокойном ритме форм и в строгих пропорциях Лоджетты звучит гармония 
архитектуры Высокого Возрождения. В отделке удивительно красиво сочетаются 
различные оттенки мрамора: розоватые колонны, зеленоватые стены, желтые, 
обрамленные белым ниши. В скульптурном фризе помещены рельефы, изображающие 
аллегории Венеции и островов Кипра и Кандии. Бронзовые статуи в нишах – работы 
самого Сансовино – представляют Минерву, Аполлона, Меркурия и Мир, которые 
олицетворяют мудрость, гармонию, присущие Венецианской Республике, ее 
приверженность к миру.
      Несмотря на различие масс, форм и стилей, монументальная колокольня и 
грациозная легкая Лоджетта прекрасно уживаются вместе, поскольку Лоджетта 
ритмом колонн перекликается с аркадой звонницы, органически входит в ансамбль 
окружающих площадь зданий, также украшенных аркадами и колоннами и 
уравновешивающих массив вырастающей из их кружева башни колокольни. В давние 
времена в Лоджетте размещалась стража Дворца дожей для предупреждения 
беспорядков во время заседаний Большого Совета.
      А вот, что писал о творениях мастера Вазари:
      «Но самая прекрасная, самая богатая и самая мощная постройка Сансовино – 
Монетный двор в Венеции, сплошь из железа и камня, так как в нем нет ни куска 
дерева для полной безопасности от огня. А внутри он подразделен настолько 
разумно и настолько удобно для обслуживания столь огромного количества рабочих, 
что нигде на свете нет монетного двора, обладающего более разумной планировкой 
и большей прочностью. Весь он построен на очень красивом рустованном ордере. 
Этот ордер, до того еще не применявшийся в этом городе, вызвал немалое 
удивление среди местных жителей. Также и в лагунах можно видеть построенную им 
церковь СантоСпирито – произведение, полное прелести и нежности. В самой 
Венеции фасад церкви СанДжиминьяно придает всей площади особый блеск. В церкви 
же СанСальвадор примечательна богатейшая гробница дожа Франческо Веньеро. 
Соорудил он также на мосту Риальто через Большой канал новые сводчатые ряды с 
таким расчетом, что под ними почти ежедневно легко помещается целый рынок 
местных торговцев и всяких других людей, съезжающихся в этот город».
      А вот мнение Вазари о личности Сансовино:
      «По своему телосложению Якопо был среднего роста, никак не тучный и на 
ходу держался прямо. Он был белолиц, с рыжей бородой, а в молодости очень хорош 
собою и приятен в обращении, почему очень нравился разным женщинам, даже и с 
высоким положением.
      Состарившись, он приобрел почтенную осанку, с красивой седой бородой, но 
с походкой юноши, а достигнув девяностотрехлетнего возраста (на самом деле 
Сансовино прожил меньше. – Прим. авт.), он оставался чрезвычайно бодрым и 
здоровым, различая без очков малейший предмет на любом, хотя бы очень далеком 
расстоянии, при письме же головы не наклонял и не наваливался на стол, как это 
иные привыкли делать. Он любил прилично одеваться и соблюдал собственную особу 
в величайшей чистоте, так как до глубокой старости продолжал любить женщин, 
беседовать о которых ему очень нравилось.
      Что же касается его душевных качеств, он был очень осмотрителен и во всем 
предвидел будущее, уравновешивая его с прошедшим. В делах своих он был 
рачителен, невзирая ни на какие трудности, и никогда не пренебрегал своими 
обязанностями ради удовольствий. Говорил хорошо и не скупился на слова по 
любому предмету, в котором он был сведущ, с большой легкостью ссылаясь на 
многочисленные примеры. И этим он был мил и великим и малым мира сего, и 
друзьям своим. До последних лет своей жизни он сохранял память свежести 
необычайной и до мельчайших подробностей вспоминал и детство свое, и 
разграбление Рима, и многие удачи и невзгоды, в свое время им пережитые. Он был 
смел и юношей любил состязаться со старшими, говоря, что, соревнуясь с великими 
мира сего, – приобретаешь, а с малыми – теряешь. Честь он ценил превыше всего 
на свете, поэтому в делах своих был человеком честнейшим и человеком своего 
слова, и такой чистоты душевной, которой он никогда не поступился бы при любых, 
даже самых важных обстоятельствах, что, впрочем, не раз испытывали на себе и 
его начальники, которые за это и за другие его качества видели в нем не столько 
протомагистра и своего исполнителя, сколько отца и брата, почитая его за его 
отнюдь не притворную, но природную доброту.
      В щедрости своей он никому не отказывал и любил своих родителей настолько,
 что лишал себя многих удобств ради того, чтобы оказать им помощь, хотя сам он