Труппа Бородая часть сезона проводила в Саратове. За два с половиной года 
Качалов переиграл свыше двухсот пятидесяти ролей! В свой бенефис он исполнил 
роль Шаховского в пьесе «Царь Федор». Саратовская газета писала: «Приятный, 
звучный голос, отличные, сдержанные манеры, умение преображаться в различных 
ролях от ворчливых стариков до бурливых молодцов и чванных джентльменов, 
естественная горячность в драматических местах — это Качалов…»
      В Казани он познакомился со своей будущей женой. Нина Николаевна 
Литовцева вместе с ним играла в Казанском театре. Молодые мечтают опять 
работать в одном театре. Однако судьба пока разъединяет их.
      27 февраля 1900 года Качалов приехал в Москву, чтобы стать артистом 
ХудожественноОбщедоступного театра. Для знакомства, или, как выразился 
режиссер НемировичДанченко, чтобы «нащупать, что он может», Качалову следовало 
показаться в двух картинах «Смерти Грозного»: сначала в роли Бориса Годунова, 
потом царя Грозного. Актер безнадежно провалился в обеих ролях. За кулисы к 
нему пришел К.С. Станиславский. Отметив «богатые данные», он тут же оговорился: 
«Вам предстоит ужасная работа над самим собой. Я даже не знаю, сумею ли 
объяснить вам, какая именно». Вскоре Качалова перестали вызывать на репетиции. 
Но он с завидным упрямством приходил в театр.
      Роль царя Берендея в «Снегурочке» готовил Станиславский и еще два актера. 
Ни у кого из них образ не получался. Станиславский вдруг обратился к 
отверженному актеру: «Почитайте дома Берендея… Завтра мы вас посмотрим…»
      На следующий день Качалов с таким вдохновением сыграл царя Берендея, что 
Станиславский обнял актера. «Нечего больше искать! У нас есть Берендей! — 
взволнованно заговорил он. — Это — чудо! Вы — наш! Вы все поняли. Поняли самое 
главное, самую суть нашего театра. Это поразительно! Я так рад!»
      После триумфального дебюта 26 сентября 1900 года в спектакле «Снегурочка» 
Качалову доверили большую роль Рубека в пьесе Ибсена «Когда мы, мертвые, 
пробуждаемся». Пройдет совсем немного времени, и НемировичДанченко будет 
рекомендовать молодого актера на роль Тузенбаха в «Трех сестрах». В другой 
пьесе Чехова «Вишневый сад» Качалов предстанет в образе Пети Трофимова. 
«Отказав им [Тузенбаху и Трофимову] в импозантности, он наполнил их своим 
собственным оптимизмом, мягким юмором и душевной ясностью, — пишет биограф В.Я. 
Виленкин. — Они волновали зрителя значительностью своего внутреннего мира, в 
котором переплетались и тоска, и тревога, и невозможность примириться с 
окружающим, и жажда счастья, и одиночество и предчувствие надвигающихся бурь». 
Чехов писал 5 ноября 1902 года из Москвы: «Отсутствие Мейерхольда незаметно; в 
„Трех сестрах“ он заменен Качаловым, который играет чудесно…»
      Одновременно произошла первая встреча Качалова с Горьким: он сыграл в 
пьесе «На дне». Актер воплотил в образе Барона «одну из самых катастрофических 
кривых человеческого падения». Горький после премьеры спектакля говорил по 
поводу Барона: «Я и не подозревал, что написал такую чудную роль. Качалов ее 
выдвинул и развил и объяснил великолепно».
      Крупным событием в жизни театра был шекспировский спектакль «Юлий Цезарь».
 Через месяц после премьеры НемировичДанченко написал Чехову: «От Цезаря все 
чурались, а я говорил, что это самая эффектная роль, и чуть не силой заставил 
Качалова прославиться». По мнению критиков, актеру удалось достигнуть 
великолепного сочетания «мрамора и бронзы». Пресыщенный властью честолюбец, 
счастливый баловень судьбы, обладающий острым умом и железной волей, Цезарь 
одновременно восхищал и отвращал своим сложным внутренним миром.
      В 1903 году Качалов подружился с профессиональным 
революционеромбольшевиком — Николаем Бауманом, который, тайно вернувшись в 
Россию, несколько месяцев скрывался от полиции в квартире Василия Ивановича.
      В декабре 1906 года Качалов сыграл на премьере «Бранда» Ибсена. Успех был 
грандиозным. Затем были роли адвоката Нуллюса в «Анатэме» Л. Андреева и Ивана 
Карамазова. Качалов говорил: «Я любил в Иване Карамазове его бунт против Бога, 
навязанного человеку, как камень на шею, его страстную веру в силу разума, 
дерзновенно разрушающего все преграды на пути к познанию. И эта идея освещала 
для меня какимто особенным светом каждое, пусть и страшное переживание Ивана». 
За такое исполнение роли, писал один из критиков после спектакля «Братья 
Карамазовы», «некогда венчали золотыми венками».
      В 1909 году состоялся спектакль «У врат царства» по пьесе Кнута Гамсуна. 
Критики писали о качаловском герое Иваре Карено, что это «едва ли не самый 
совершенный из всех образов, созданных артистом» и что он «предстал прямо в 
ослепительном блеске». «Бунт Карено — это подлинно человеческий, благородный 
бунт», — говорил актер.
      Вызвала общественную бурю и следующая роль Качалова. Однако на этот раз 
горячо обсуждалась «вина» артиста", дерзнувшего разрушить традиционную 
трактовку Глумова — героя комедии Островского «На всякого мудреца довольно 
простоты». Московские студенты даже обратились к Василию Ивановичу с письмом, в 
котором говорилось, что они привыкли видеть в нем путеводную звезду: «Качалов — 
Бранд, Качалов — Карено, Качалов — Тузенбах смутил нас, внес разлад в нашу душу,
 дав нам Качалова — Глумова. Зачем Вы заставляете нас сочувствовать Глумову 
против нашего желания, против нашей совести?»
      Русская сцена еще не знала такого сатирического Глумова. «…Я поставил 
задачу, — писал Качалов, — показать, что Глумов не только умен, но и очень 
талантлив, что в нем живет нечто от сатирического Пушкина и эпиграммиста. И 
потом Глумов из тех натур, для которых жизнь — увлекательная игра. Эта игра 
сильнее тешит его, чем правит им злоба на людей или забота о карьере. В основе 
Глумова лежит чуткий наблюдатель, улавливающий все смешное в окружающих людях».
      Тридцать пять разных ролей сыграл Качалов на сцене Художественного театра,