изумительную игру великой артистки.
      В перерыве усталая Ермолова садится на стул у кулисы. Вдруг к ней 
подбегает режиссер и, падая на колени, просит прощения. Мария Николаевна 
испуганно спрашивает, поднимая его с колен: «Что такое? Что случилось?» — 
«Простите, какимто образом в гробу очутилась львиная шкура». — "Я не видела! — 
отвечала Ермолова.
      Всем великим актерам свойственны сомнения и неуверенность в своих силах. 
О застенчивости и скромности Ермоловой знала вся Москва. «Предложит, ктонибудь 
Ермоловой сыграть новую роль, — рассказывает Станиславский, — и Мария 
Николаевна вспыхнет, вскочит с места, покраснеет, замечется по комнате, потом 
бросится к спасительной папиросе и начнет нервными движениями закуривать ее, 
произнося отрывисто своим грудным голосом: „Что это вы! Господь с вами! Да 
разве я могу? Да у меня ничего нет для этой роли! Зачем это я сунусь не в свое 
дело? Мало ли молодых актрис и без меня? Что это вы?!“»
      К концу 1890х годов Ермолова стала чувствовать непосильную усталость от 
работы в Малом театре. Даже летом стала уезжать в скромные городки немецких 
курортов и жила там в уединении, наслаждаясь природой и тишиной.
      Болезнь дочери в 1898 году заставила ее прожить три летних месяца в Крыму.
 Она поселилась с дочерью и сестрой мужа в местечке Олеиз. Ермолова страстно 
любила море, южную природу Крыма, его живописные места…
      В Крыму Ермолова познакомилась с доктором медицины Леонидом 
Валентиновичем Срединым. Образованный, тонко понимавший искусство, он был 
знаком со многими выдающимися писателями, художниками, музыкантами. Его другом 
был А.П. Чехов. «За последние двадцать лет я таких людей не встречала…» — 
признавалась Ермолова в одном из писем.
      Дружба Марии Николаевны со Срединым продолжалась до его смерти. В 1908 
году она писала Леониду Валентиновичу: «У меня одна мечта — поехать весной в 
Ялту, забраться к вам на террасу и вместе с вами вспоминать все то хорошее, что 
мы пережили». Этой мечте не удалось осуществиться… Средин был болен 
туберкулезом и умер, когда ему было всего 49 лет…
      В 1907 году Ермолова решила взять продолжительный отпуск. Ровно через год 
она снова появилась перед публикой в пьесе Островского «Без вины виноватые». 
Это был не спектакль, а настоящий триумф актрисы. Зрители стоя приветствовала 
Ермолову. Спектакль не раз прерывался овациями.
      Москва стремилась на «Без вины виноватые», восторженно встречая Марию 
Николаевну, а она скромно сообщала о себе Федотовой: «Я опять играю, как вам 
известно, „Без вины виноватые“, очень устаю, сил совсем нет, но удовлетворяет 
одно, что публика с удовольствием смотрит, и плачет, и смеется».
      Ермолова была чрезмерно перегружена работой. В течение многих лет она 
играла почти ежедневно. Одновременно со спектаклями почти все время шли 
репетиции. Только по субботам вечером полагался отдых. В свободное время 
Ермолова предпочитала посещать симфонические концерты. Из русских композиторов 
она любила М. Глинку. Новые веяния принимала с трудом. У Модеста Мусоргского 
она видела «отсутствие таланта», а про «Бориса Годунова» писала: «Помоему, это 
падение, если в музыке слышны проселочные дороги и топот лошадей». В опере Н. 
РимскогоКорсакова «Моцарт и Сальери» ею отмечались лишь холодные идеи. «Мне 
ненавистно это новое направление, это изображение беспросветного мрака и ужаса 
жизни. Этой голой правды, одной страшной правды, одним словом, этот „ибсенизм“».

      Мария Николаевна много читала. Пушкин, Некрасов, Гоголь, Островский… 
Никогда у нее не было «страсти коллекционирования». Только разве изображения 
Жанны д'Арк во всех видах: статуэтки, бронза, гравюры, рисунки, которые ей 
дарили.
      Личная жизнь актрисы складывалась непросто. Отношения с мужем Н. 
Шубинским свелись к необходимости жить в одном доме ради дочери… Ее большой 
любовью был известный в Европе ученый. Но оставить семью ради призрачного 
счастья она не захотела. Много лет спустя, когда дочь Марии Николаевны выросла 
и вышла замуж, ее возлюбленный опять предложил соединить с ним судьбу, но, так 
как эту перемену он связывал с ее уходом из театра, Ермолова отказалась. Все 
осталось постарому. Мария Николаевна еще больше замкнулась в себе, встречалась 
только со старыми друзьями.
      В 1920 году был торжественно отпразднован 50летний юбилей сценической 
деятельности Ермоловой. Накануне она играла сцену из «Марии Стюарт» (свидание 
Марии с королевой Елизаветой). Ей первой было присвоено звание «Российской 
Народной Артистки». Правительство передало ей дом на Тверском бульваре, в 
котором она прожила большую часть своей жизни. Актриса получила сотни 
поздравлений со всех концов страны.
      После юбилея Мария Николаевна продолжала работать, невзирая на уговоры 
близких беречь себя. «Разве такое теперь время, чтобы думать о себе?» — 
отвечала она.
      В январе 1921 года Мария Николаевна заболела. По распоряжению 
Наркомздрава актрисе были предоставлены необходимые лекарства и продукты 
питания. Ее лечили лучшие профессора, поклонники буквально осаждали дом, чтобы 
справиться о ее здоровье, и каждый приносил ей все, что мог.
      Ермолова поправилась и в декабре 1921 года вышла на сцену в «Холопах». 
Это был ее последний спектакль.
      Актриса все реже появляется на сцене. Накануне своего 70летия Ермолова 
писала А.И Южину: «…Я хочу только одного, чтобы в этот вечер все мои товарищи 
были со мной вместе. Я есть только единица, а надо, чтобы было целое…»
      С каждым годом здоровье актрисы ухудшалось. 12 марта 1928 года в 7 часов