музыканта Чарлза Смита, обойденного благополучием, но богатого душой.
      В годы войны Лоутон возвращается на сцену, он с успехом выступает в 
госпиталях. Много времени Чарлз уделял актерамлюбителям, начинающим режиссерам 
и просто мечтателям. Он организовал труппу «Чарлз Лоутон плейерз» и поставил с 
ней «Вишневый сад», продержавшийся на афишах пять месяцев. Известный 
американский критик А Джонсон назвал Чарлза «великим человеком, который из 
многих возможных для него путей выбрал путь актера».
      В 1946 году Лоутон взялся за постановку «Жизни Галилея» Б. Брехта. 
Репетиции «Галилея» заняли весь год. По свидетельству Брехта, Чарлз сделал все, 
чтобы его герой выглядел не отрешенным интеллектуалом, а «обыкновенным 
смертным». Отвечая на вопрос драматурга, почему он стал актером, Лоутон 
произнес: «Потому что люди плохо знают себя, а я могу показать им их истинное 
„я“».
      Премьера «Жизни Галлилея» состоялась 31 июля 1947 года в БеверлиХиллз. 
Успеха пьеса не имела. Слишком уж непривычной оказалась манера Брехта для 
публики.
      В 1948 году Лоутон снялся в четырех голливудских фильмах — экранизации 
ремарковской «Триумфальной арки» (гестаповец Хааке); «Девушке из Манхэттена» 
(епископ), «Больших часах» (магнат прессы), «Подкупе» (попрошайка). Тенденция 
продюсеров давать ему не только одноплановые, но и третьестепенные, 
эпизодические роли удручала актера. Но театральные эксперименты требовали денег,
 поэтому он вынужден был играть то, что ему предлагают.
      Лоутон собирался поставить в концертном исполнении третий акт пьесы Б. 
Шоу «Человек и сверхчеловек». Для участия в спектакле он пригласил трех 
известных актеров: своего старого друга, сэра Седрика Хардвика, француза Шарля 
Буайе («Буайе — мастер тирады, именно это нужно для Шоу») и американку Агнес 
Мурхед, прославившуюся в фильме Орсона Уэллса «Гражданин Кейн».
      Лоутон добивался максимальной отточенности каждой интонации, паузы, жеста.
 Буайе в шутку спрашивал: «Вы никогда не отдыхаете, Чарлз?» — «Зачем отдыхать, 
если впереди вечность?» — отвечал Лоутон, и это была своего рода концепция 
жизни. Ему принадлежит характерное высказывание о жизни и смерти: «Однажды мы 
говорили об искусстве с моим большим другом Жаном Ренуаром и пришли к выводу, 
что если мы и боимся смерти, то только потому, что не сможем узнать ничего 
нового об искусстве. Ибо в искусстве сосредоточено все, что стоит знать 
человеку».
      Вопреки мрачным прогнозам критики постановка имела подлинный успех. После 
занявшей весь 1950 год поездки по стране микротруппа Лоутона показала «Дон 
Жуана в аду» в зале Карнегихолл. Восторженный прием публики заставил замолчать 
даже недоброжелателей. Представления перенесли на Бродвей. Рецензенты 
согласились, что Лоутон совершил чудо — четыре человека в вечерних костюмах 
стояли у пюпитров и читали пятидесятилетней давности пьесу без сюжета. На сцене 
разворачивалась философская и интеллектуальная дискуссия между Дон Жуаном, 
статуей Командора, донной Анной и Дьяволом.
      Триумф спектакля в немалой степени объяснялся появлением Лоутона в роли 
Дьявола. Респектабельный джентльмен в очках, он вовсе не походил на 
традиционного Сатану. Однако постепенно герой Лоутона вырастал в полного 
сарказма, самоуверенного и циничного Дьявола, уверенного как в своем могуществе,
 так и в порочности человека…
      Развивая успех, Чарлз взялся за театрализацию поэмы Бенета «Тело Джона 
Брауна», посвященную знаменитому борцу за освобождение негров. И вновь победа 
над зрителем. Критика затруднялась, какой из постановок отдать предпочтение — 
Шоу или Бенета. К этому времени относится знакомство и дружба Лоутона со 
знаменитым негритянским актеромпевцом Гари Белафонте. Жена Лоутона, уже 
известная английская актриса Эльза Ланчестер, участвовала в середине 50х годов 
в одной из концертных программ Белафонте. После этого Лоутон сам хотел 
поставить театрализованный концерт с его участием — вечер негритянского 
фольклора. Но, к сожалению, обстоятельства помешали им воплотить эти замыслы.
      Традиционное турне по стране (с композицией о Джоне Брауне) прошло при 
аншлагах. Актер выступал по телевидению с самостоятельной программой «Это Чарлз 
Лоутон», читал по радио «Моби Дика» Г. Мелвилла, появлялся со своей композицией 
по Библии перед ньюйоркской публикой. Лоутон утверждал, что искусство способно 
завоевать миллионы, если только оно идет в верном направлении: «Публика готова 
слушать настоящую литературу в любых количествах… Она очень любит высокую драму 
и высокую комедию…»
      Лоутон не только играет в кино и театре, но и занимается переводом на 
английский язык пьес зарубежных драматургов, редактирует сборники сказок для 
детей, не забывает и свое любимое занятие для души — садоводство.
      Последние десять лет его жизни прошли в основном под знаком театра. 
Лоутон поставил пьесу К. Ваука «Военный суд по делу о мятеже на „Кейне“», пьесу 
Б. Шоу «Майор Барбара», в которой сам сыграл роль Эндрю Андершафта.
      Завершающей работой Лоутона на сцене стал король Лир в спектакле 
шекспировского Мемориального театра в СтрэтфорденаЭвоне в 1959 году. Лир в 
его исполнении был не сильным, властным монархом, а «добрым королем мирных 
поселян», человеком, завоевавшим любовь подданных своей добротой и 
справедливостью. Правда, такая трактовка роли вызвала споры среди критиков.
      В 1950х годах актер снялся в семи голливудских фильмах. Он брался за 
любую роль, лишь бы она выходила за амплуа «злодея», но чаще всего был вынужден 
повторять себя.
      В 1955 году Лоутон дебютировал в качестве кинорежиссера. Поставленный им 
фильм «Ночь охотника» по роману Дэвида Грабба критика рассматривает как одно из