была человек, а от человека не может родиться Бог" При этих словах, 
противоречивших вере и учению константинопольской церкви, среди слушателей 
поднялся сильный шум Архиепископ встал со своего места и сказал "Анастасий 
прав; 
не нужно более называть Марию Матерью Божией, Богородицей; она мать только 
человека, человекородица". В течение нескольких дней в Константинополе только и 

было разговоров, что о сцене, происшедшей в церкви, и об учении, которое 
проповедовал новый архиепископ. Много спорили об этом и при дворе Император не 
знал, как ему поступить. Наконец Несторию было велено объясниться перед 
собранием народа. Архиепископ согласился, отложив однако свое выступление до 25 

декабря, праздника Рождества Христова, более удобного времени для изложения 
догмата Воплощения нельзя было выбрать.
25 декабря весь город отправился в собор. Несторий, подойдя в своей проповеди к 

интересующему всех предмету, сказал: "Говорить, что Слово Божие, второе лицо 
Пресвятой Троицы, имело мать, не значит ли это оправдывать безумие язычников, 
которые дают матерей своим богам? От плоти может родиться только плоть, и Бог, 
как чистый Дух, не мог быть рожден женщиной; создание не могло родить 
Создателя... Нет, Мария не родила Бога, совершившего наше искупление... Мария 
родила только человека, в котором воплотилось Слово, она родила человеческое 
орудие нашего спасения. Слово приняло плоть в смертном человеке, но Само оно не 

умирало, а напротив, воскресило и Того, в Ком воплотилось. Но и Иисус, 
рожденный 
Марией, тем не менее и для меня есть в некотором смысле Бог, потому что Он 
вмещал в себя Бога. Я почитаю храм ради Обитающего в Нем; я почитаю видимого 
человека ради скрытого в Нем невидимого Бога. Я не отделяю Бога от видимого 
Иисуса; не разделяю части неразделяемого, разделяю естество, но соединяю 
поклонение". Свою идею Несторий пояснил еще таким примером: человек состоит из 
души и тела. Так как от родителей происходит только тело, а душа от Бога, то 
мать рождает собственно тело, ее можно назвать матерью человека, но нельзя 
назвать "душеродицею", хотя и несомненно, что она рождает одушевленное существо.

Слушатели Нестория разделились одни одобряли его, другие осуждали. 
Константинопольский пресвитер по имени Прокл на одном из праздников в честь 
Богородицы постарался доказать, что такое имя вполне и по истине благоприлично 
Марии. В своей проповеди он между прочим сказал: "Мы веруем, что Христос не 
через постепенное восхождение к божественному естеству сделался Богом, но, 
будучи Богом, по Своему милосердию соделался человеком. Не говорим человек 
сделался Богом, но исповедуем, что Бог воплотился. Рабу Свою избрал для Себя в 
матери Тот, Кто по существу Своему не имеет матери... Если бы Христос был Кто-
либо особый и Бог Слово - особый, то была бы уже не Троица, но четверица..." 
Проповедь заканчивалась обращением к Несторикг "Не разрывай одежды 
домостроительства... не раздирай соединения двух естеств, что бы тебе не быть 
отлучену от Бога". Смелый пример Прокла воодушевил ревнителей православия. 
Некто 
Евсевий, константинопольский адвокат, поместил у дверей храма свое воззвание с 
призывом "заградить путь еретику" и доказывал сходство учения Нестория с 
еретическим учением Павла Самосатского.
НЕСТОРИЙ
243
От этих волнений и раздоров, возмущавших город, не оказался в стороне и 
императорский дворец. На одной его половине, где жил император, Несторий 
торжествовал- здесь никто не смел называть Марию Богородицей. Феодосии, 
которому 
архиепископ сумел представить и разъяснить несообразность этого наименования, 
был первым его сторонником. За ним, кто как мог, старались быть или казаться 
несторианами все придворные. Но на другой половине дворца, где жила сестра 
императора Пульхерия, положение было совершенно иное: здесь имя Нестория 
произносили с ужасом и едва терпели его присутствие.
Нападки Нестория на Марию были только следствием его общего взгляда на природу 
Христа. Главное же понятие его вероучения состояло в том, что во Христе 
Божество 
и человек существовали по отдельности - каждое в своих свойствах, в своей 
ипостаси. Причем человеческое во Христе было настолько полно, что могло жить и 
развиваться как бы само по себе, вне зависимости от Божества. Отсюда видно, что 

человек Иисус являлся для Нестория не Богом в полном смысле этого слова, а 
только "храмом" для "живущего в нем Господа" или "сосудом" Божества.
Соединение "лиц" Божества и человека в Христе Несторий определял как обмен и 
взаимообщение, как "взаимное пользование образами": Бог Слово приемлет "лицо" 
человека и сообщает человеку свое "лицо". "Бог воплотился в человека, - писал 
Несторий, - и сделал его лицо Своим собственным лицом", принял в Себя "лицо" 
виновной природы. В том и состоит безмерность Божественного снисхождения, "что 
лицо человека становится Своим для Бога, и Он дает человеку Свое лицо" Божество 

пользуется лицом человека, а человек - лицом Божества. В этом смысле можно 
говорить о вселении Божества, о восприятии человечества. Человеческая природа