ебя уж вон какие! Как гляделками-то не совестно моргать!
    - Ха! Совесть! - Григорий обнажил в улыбке кипенные зубы, засмеялся. - Я об 

ней и думать позабыл. Какая уж там совесть, когда вся жизнь похитнулась... 
Людей 
убиваешь... Неизвестно для чего всю эту кашу... Да ить как тебе сказать? Не 
поймешь ты! В тебе одна бабья лютость зараз горит, а до того ты не додумаешься, 

что мне сердце точит, кровя пьет. Я вот и к водке потянулся. Надысь припадком 
меня вдарило. Сердце на коий миг вовзят встановилося, и холод пошел по телу... 
- 
Григорий потемнел лицом, тяжело выжимал из себя слова: - Трудно мне, через это 
и 
шаришь, чем бы забыться, водкой ли, бабой ли... Ты погоди! Дай мне сказать: у 
меня вот тут сосет и сосет, картит все время... Неправильный у жизни ход, и, 
может, и я в этом виноватый... Зараз бы с красными надо замириться и-на кадетов.
 
А как? Кто нас сведет с советской властью? Как нашим обчим обидам счет 
произвесть ? Половина казаков за Донцом, а какие тут остались - остервилисъ, 
землю под собой грызут... Все у меня, Наташка, помутилось в голове... Вот и 
твой
462
І

дед Гришака по Библии читал и говорит, что, мол, неверно мы свершили, не надо 
бы 
восставать. Батю твоего ругал.
    - Дед - он уж умом рухнулся! Теперь твой черед.
    - Вот только так ты и могешь рассуждать. На другое твой ум не подымется...
    - Ох, уж ты бы мне зубы не заговаривал! Напаскудил, обвиноватился, а теперь 

все на войну беду сворачиваешь. Все вы такие-то! Мало через тебя, чорта, я лиха 

приняла ? Да и жалко уж, что тогда не до смерти зарезалась...
    - Больше не об чем с тобой гуторить. Ежели чижало тебе, ты покричи, - слеза 

ваше бабье горе завсегда мягчит. А я тебе зараз не утешник. Я так об чужую 
кровь 
измазался, что у меня уж и жали ни к кому не осталось. Детву - и эту почти не 
жалею, а об себе и думки нету. Война все из меня вычерпала. Я сам себе страшный 

стал... В душу ко мне глянь, а там чернота, как в пустом колодезе...
    "Тихий Дон" начинается и кончается в хуторе Татарском. Первая фраза романа: 

"Мелеховский двор - на самом краю хутора". Последняя сцена: Григорий стоит "у 
ворот родного дома", держит на руках сына. И в его глазах навечно застыла 
печальная судьба России. Здесь, в отчем доме, в семье, среди близких, на родной 

земле, на родине все начала и все концы ;
жизни.                                               а
БУНИН
"ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ"

Иван Бунин. Художник И. Цыганков
    Лучшее произведение о любви в мировой литературе, созданное не в молодости 
или в зрелые годы, а в старости, на склоне лет. В этом, вероятно, и кроется 
секрет сборника новелл, написанных 70-летним Буниным в оккупированной фашистами 

Франции и изданных впервые крошечным тиражом - 600 экземпляров - в Нью-Йорке в 
1943 году в самый разгар второй мировой войны. Писатель голодал, но предложений 

коллаборационистов о сотрудничестве не принял, предпочел жизнь затворника в 
приальпийском Грасе с ежедневной картофельной баландой и работу над последним 
шедевром в своей жизни посулам сытого достатка со стороны предателей Франции и 
врагов России. Казалось, позади осталось все - жизнь, молодость, Родина, друзья,
 
литературная слава и всемирное
464	
признание (Нобелевская премия была присуждена Бунину ровно за десять лет до 
появления "Темных аллей"). Но сохранилось то, что, оказывается, никогда не 
умирает - Любовь.
    Если отвлечься от конкретики сюжетов, бунинская проза - единое и 
неповторимое песнопение в честь любви. Жизнь - вечное возвращение. И 
возвращается она в любви. У Бунина - в памяти о любви. Память бессмертна. У 
писателя-эмигранта оставалась еще память о России