80
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
бежном крахе Советской России. В СССР вряд ли было много людей из числа 
интеллигенции кто думал иначе. А как же народ? Он не безмолвствовал; он 
трудился 
и поддерживал Сталина из чувства самосохранения и собственного достоинства. 
Однопартийность соответствовала по сути самодержавию и была гарантом мирной 
трудовой привычной жизни.
Сугубо философских тем он касался мимоходом, называя себя марксистом-ленинцем. 
Порой отступал от теоретических догм, ссылаясь на диалектический метод, 
предполагающий изменчивость бытия. Так, в 1934 году он критически отзывался о 
некоторых высказываниях Энгельса, огульно охаивающего политику царского 
правительства. В 1941 году, провожая с парада на фронт части Красной армии, 
говорил: "Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих 
предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия 
Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!" Позже он, как известно, 
ввел 
в армии погоны. Он был русским патриотом. (В июне 1935 года, беседуя с Роменом 
Ролланом, обронил - "мы, русские...")
Сталин склонялся к философии монизма: "Единая и неделимая природа, выраженная в 

двух формах - в материальной и идеальной; единая и неделимая общественная жизнь,
 
выраженная в двух различных формах - в материальной и идеальной, - вот как мы 
должны смотреть на развитие природы и общественной жизни". По его утверждению, 
сначала меняются внешние материальные условия, "а затем соответственно 
изменяется сознание, идеальная сторона". И если производство "принимает 
общественный характер, следовательно, скоро и собственность примет общественный 

характер". А ведь и он, и Ленин, и Маркс идеями своими явно опережали изменение 

"материального базиса". Впрочем, Сталин говорил о единстве: "Сознание и бытие, 
идея и материя - это две разные формы одного и того же явления, которое, вообще 

говоря, называется природой или обществом".
Сталин избегал сомнений. Это помогало ему твердо следовать по избранному пути, 
но, конечно, отдаляло от философских исканий. В юности он верил в Бога. И тогда 

же, завершая стихотворение о вдохновенном певце, которого сначала завороженно 
слушали, а затем напоили ядом, юный Иосиф привел слова толпы:
Не хотим небесной правды, Легче нам земная ложь.
Напрашивается сходство с одной из тем поэмы Достоевского "Великий Инквизитор". 
Читал ли тогда Иосиф Джугашвили "Братьев Карамазовых"? Неизвестно. Однако 
совпадение знаменатель-
СТАЛИН
81
ное (Сталин в отличие от Ленина высоко ценил Достоевского). Образ Великого 
Инквизитора поразительным образом воплотился в Сталине. Вот характеристика: 
"Это 
- один из страдальцев, мучимый великой скорбью и любящих человечество. Он - 
аскет, он свободен от желаний низменных материальных благ. Это - человек идеи. 
У 
него есть тайна. Тайна эта - неверие в Бога, неверие в Смысл мира, во имя 
которого стоило бы людям страдать. Потеряв веру, Великий Инквизитор 
почувствовал, что огромная масса людей не в силах вынести бремени свободы, 
раскрытой Христом. Путь свободы трудный, страдальческий, трагический путь... 
Перед человеком ставится дилемма - свобода или счастье, благополучие и 
устроение 
жизни; свобода со страданием или счастье без свободы. И огромное большинство 
людей идет вторым путем". Так писал Н.А. Бердяев, комментируя поэму 
Достоевского.
Было бы излишним упрощением придавать абсолютное значение сходству литературно-
философского и реального Великого Инквизитора. И у Достоевского не случайно 
Иисус Христос целует Инквизитора, а тот отпускает Христа на волю. Вот и,Сталин, 

став избранником народа, не уничтожил православие (к этому стремились многие 
воинствующие атеисты из "ленинской гвардии"). И не случайно в романе М. 
Булгакова "Мастер и Маргарита" образ Воланда навеян личностью и деяниями 
Сталина, а эпиграфом поставлены слова Мефистофеля из "Фауста" Гёте: "Я - часть 
той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". Генсек был добрым 
гением 
М. Булгакова, спасавшим его от нападок злобных литературных завистников. 
Интересно, что в ответ на обвинения в "правом" уклоне Сталин ответил, что 
"уклоны" относятся только к партийцам: "Странно было бы поэтому применять эти 
понятия к такой непартийной и несравненно более широкой области, как 
художественная литература, театр и пр.".
Для Сталина существовали не только экономический базис и организации-надстройки 

(к которым Н.Я. Марр относил язык). Он понимал, что есть более высокие ценности,