духа" перевел проблему в другую плоскость. По его мнению, "для Запада байронизм 

означал по преимуществу пессимизм философский и общественный, мировую скорбь", 
плач и рыдание и неукротимый ропот на тризне надежд Великой французской 
революции. Для славянства он был огненным крещением Духа, первою врезавшеюся в 
сердце, как раскаленная печать, вестью об извечном праве и власти человеческой 
личности на свободное самоопределение перед людьми и Божеством".
Приведенные высказывания показывают, каким значительным социальным явлением 
стала начиная с конца XVIII века литература (вспомним хотя бы Шиллера). Но 
конечно же личность и творчество Байрона были несравненно сложней, чем их 
отражение в общественной жизни. Тем более что он, как всякий человек, менялся
232
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
со временем. В 1809 году в сатире на английских бардов и шотландских 
обозревателей он признавался:
Ведь я из этой шайки озорной, Едва ль не самый член ее шальной, Умеющий в душе 
ценить благое, Но в жизни часто делавший другое. Я, помощи не ждавший никогда, 
Столь надобной в незрелые года, Боровшийся с кипучими страстями, Знакомый с 
теми 
чудными путями, Что к наслажденью завлекают нас, Дорогу там терявший каждый 
раз...
А завершая свой опус, дважды двадцатиоднолетний лорд, словно умудренный опытом 
старец, заключает:
Я зачерствел .   теперь не тот уж я, Бесследно  юность канула моя; Я научился 
думать справедливо            ¦,
И говорить хоть резко, но правдиво...
Увы, это у него получилось слишком резко, а потому и не вполне справедливо. 
Вскоре он постарался скупить как можно больше экземпляров язвительной и 
недостаточно отточенной сатиры, предваряя которую высказал верную мысль: 
"Злоупотребление талантом для низких целей заслуживает самого решительного 
порицания".
Байрон не был байронистом (как не был дарвинистом Дарвин, марксистом - Маркс). 
Подлинный гений, он не укладывался в прокрустово ложе какого-то одного 
направления. Кстати, он не столько в жизни, сколько в поэтическом воображении 
бродил угрюмо средь суровых скал и наслаждался гордым одиночеством в пустыне. В 

одном из писем с полной убежденностью утверждал, что великие творения 
архитектуры "не уступают по красоте ни Монблану, ни Этне, да, пожалуй, и 
превосходят их, будучи непосредственными воплощениями ума... они заключают в 
себе некие свойства самой жизни, неведомые неодушевленной природе, если, 
конечно, не принять систему Спинозы, согласно которой мир есть божество". Или 
такой пассаж' "Но уберите пирамиды - и что останется от пустыни?" Как творцу 
культуры, а не исследователю природы, поэту близки и дороги великие создания 
людей, а дикие и страшные стихии представляются "демонами глухонемыми" 
(великолепный образ Ф. Тютчева, позже дополненный М. Волошиным).
Или вот еще один пример "небайронизма" Джорджа Ноэля Гордона:
БАЙРОН
233
В полночь  месяц  чуть  колышет
Воды в глубине;
Лоно моря еле дышит,
Как дитя во сне
Так душа, полна мечтою,
Чутко дышит красотою;
Нежно в ней растет прибой,
Зачарованный   тобой.
Спору нет, для иноязычных стихов огромное значение имеет искусство переводчика 
(в данном случае - Константина Бальмонта). Но и без того очевидно, что 
гениальный поэт создает многообразный, одухотворенный сильными чувствами и 
неожиданными мыслями воображаемый мир. И мир этот должен просветлять человечную 

душу.
"По моему убеждению, - писал Байрон, - нет выше поэзии, чем поэзия, проникнутая 

этическим началом; как нет на земле ничего достойнее правды, в основе которой 
лежат высокие нравственные принципы". И еще: "Если смысл поэзии сведется ко лжи,
 
останется только швырнуть такую поэзию собакам или изгнать ее за пределы 
республики, как это сделал бы Платон. Лишь тот, кто способен внести в поэзию 
правду и осмысленность, является "поэтом" в истинном значении этого слова, 
"создателем" "творцом", - разве данные понятия означают "лгун", "притворщик", 
"выдумщик"? Человек способен на большее". По его словам, "в наши дни стало 
модным превозносить то, что зовется "воображением" и "фантазией" и, по сути, 
является даром вполне заурядным; любой ирландский крестьянин, хлебнув немного 
виски, сочинит и нафантазирует вам куда больше, чем какой-нибудь современный 
поэт".
Итак, он стремился к правде, искренности, осмысленности, тогда как салонный 
"байронизм" быстро выродился в нечто прямо противоположное. В этом, конечно, не 

вина поэта, а беда общества.