Тимошка уже и тогда умел пользоваться положением, и щедрая мзда более 
руководила 
его решениями, чем правда и совесть. Тимошка проявил наглость во время болезни 
отца Нектария, ставя на бумагах подпись "Тимофей Анкудинов, наместник архиерея 
вологодского и великопермского".
Отец Нектарий корил его, но потакал многим слабостям своего любимца.
Так благодушествовал Тимошка до 1636 года; когда престарелый архиепископ умер, 
на его место назначили другого, и тот устранил от себя и Анкуди-нова, и других 
близких покойному лиц. В числе них был дьяк Патрикеев, который дружил с 
Анкудиновым. Этот Патрикеев уехал в Москву и там скоро пристроился к одному из 
приказчиков. Остался Тимошка один и затосковал. Вероятно, он принадлежал к 
порочным от природы натурам, и только доброе влияние старика архиерея 
сдерживало 
его, потому что не прошло и года с его смерти, как Тимошка развернулся вовсю и 
пустился в разгул.
В кабаках, с разгульными женщинами, скоморохами, голью кабацкою, за игрою в 
зернь Тимошка проводил все свое время и быстро растратил женино приданое.
Отец его умер, прокляв его, мать ушла в монастырь, постригшись под именем 
Соломониды, жена изводилась в слезах и горе.
1

118

100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ

Тимошка в два года пропил все свое состояние и тогда опомнился. На время вновь 
он принял человеческий образ, решился взяться за ум, примирился с женою и 
поехал 
в Москву, думая о своем приятеле Патрикееве. Патрикеев в то время был уже 
дьяконом при воеводе князе Черкасском в приказе Новой Чети. Тимошка прямо 
направился к нему, разжалобил его, и Патрикеев тотчас устроил Тимошку у себя в 
приказе писцом. Здесь у него товарищами оказались Василий Григорьевич Шпилькин 
и 
Сергей Песков.

Тимошка образумился и ретиво взялся за дело. Несомненно, он был незаурядным 
человеком, потому что в короткое время стал считаться в приказе самым 
деятельным 
и нужным человеком. Приказ Новой Чети ведал всеми царскими кабаками и 
кружальными дворами. Всем им надо было вести строгую запись и собирать с них 
деньги за водку.

Прошло всего три года, и Тимошка Анкудинов стал заниматься сбором денег и 
хранить казну в приказе. Снова он жил в почете и довольстве, снова звался 
Тимофеем Дементьевичем, на него не без зависти смотрели его приятель Патрикеев 
и 
любовно - сам князь Черкасский. У Тимошки снова был дом - полная чаша, жена на 
него не могла налюбоваться; и ко всему у него родился сын Сергей, которого 
крестили его сослуживцы - писец Песков и дьяк Шпилькин. Но натура Тимошки не 
выдержала строгой жизни, и он снова предался разгулу и игре в зернь. Москва не 
Вологда, и здесь денег понадобилось еще больше. Тимошка, не стесняясь, 
пользовался царскою казною и скоро опустошил ее. Измученная его поведением жена 

стала, вместо слез и упреков, грозить ему. Дела Тимошки запутывались все больше,
 
жена стала для него страшилищем, и ко всему боярин Морозов стал производить 
ревизию по всем приказам, а в то время за казнокрадство у вора рубили руку.

Все было худо, а хуже всего, что денег на разгул не хватало. Тут Тимошка 
совершил первое воровское и наглое дело. Он пришел к куму своему Шпиль-кину и 
выпросил у него дорогие уборы и украшения для своей жены.

"Приехали ко мне вологодские купцы. Хочется жену в богатстве показать. Так не 
откажи. Сделай милость!"

Шпилькин с радостью сделал одолжение куму и отдал Анкудинову все уборы своей 
жены, серьги, запястья, ожерелья, которые тот тотчас пропил. Спустя время 
Шпилькин спросил их у Анкудинова, а тот с наглостью отказался и даже обиделся. 
Шпилькин пошел жаловаться князю Черкасскому, но Тимошка так азартно стал ругать 

и поносить Шпилькина, что князь махнул рукой и сказал: "Делайтесь промеж себя 
сами!"

Анкудинов в лице бывшего своего друга и кума приобрел злейшего врага, который 
потом сторицею заплатил ему за свою доверчивость. Тимошка продолжал куролесить.

Он редко стал являться в приказ, пьянствовал без просыпу, бил жену смертным 
боем, и, когда приблизился день ревизии, он решился на страшное дело.

За время своих скитаний по кружалам и кабакам он сдружился с одним потерянным