Два ливорнца, братья Кальзабиджи, предложили по образцу "генуэзского лото" (его 

принцип в общих чертах соответствует нашему Спортлото) разыгрывать лотерею на 
девяносто номеров. Вначале власти испытывали вполне

ДЖОВАННИ ДЖАКОМО КАЗАКОВА

203

объяснимые сомнения относительно осуществимости заманчивых планов. Но Казанова 
убедительно доказывал, что народ с готовностью будет раскупать лотерейные 
билеты 
и вырученные деньги наверняка принесут королю прибыль. Лотерея должна была 
проводиться под эгидой короны, а не от лица частных предпринимателей, что 
значительно укрепило бы доверие к ней со стороны обывателей и рассеяло любые 
сомнения относительно честности и порядочности устроителей. В конце концов 
предложение было принято, и Казанова был назначен официальным представителем 
короля, ответственным за проведение лотереи. Было открыто несколько контор по 
продаже лотерейных билетов, одну из которых Казанова возглавил лично.

"Намереваясь обеспечить себе постоянный приток клиентов, я объявил повсюду, что 

все выифышные билеты, содержащие мою собственную подпись, будут приняты к 
оплате 
и погашены в моей конторе не позднее 24 часов после окончания тиража. Услышав 
подобные заверения, толпы желающих приобрести билеты стали осаждать мою контору,
 
а доходы мои сразу резко возросли... Кое-кто из клерков других контор был 
настолько глуп, что принялся жаловаться Кальзабиджи, обвиняя меня в махинациях, 

подрывающих их собственные прибыли. Но он отослал их обратно в конторы со 
словами: "Коль вы хотите перещеголять Казакову, берите с него пример, если, 
конечно, у вас достанет средств".

Первый день дал мне сорок тысяч франков. Спустя час после розыфыша тиража мой 
клерк принес мне список выифавших номеров и уверил меня, что выплаты по 
выифышам 
составят от семнадцати до восемнадцати тысяч франков, каковые средства я 
предоставил в его распоряжение.

Общая сумма, полученная от продажи во Франции лотерейных билетов, составила два 

миллиона франков, а чистый доход устроителей достиг шестисот тысяч франков, из 
которых только на Париж пришлось не менее ста тысяч. Это было совсем неплохо 
для 
начала".

Казанова больше всего ценил в жизни три вещи - еду, любовь и беседу. Свои 
приключения он немедленно облекал в увлекательные истории, которыми занимал 
общество. ("Я провел две недели, разъезжая по обедам и ужинам, где все желали в 

подробностях послушать мой рассказ о дуэли"). К своим устным новеллам он 
относился как к произведениям искусства, даже ради всесильного герцога Шуазеля 
не пожелал сократить двухчасовое повествование о побеге из Пьомби.

Ярче всего импровизационный дар Казаковы проявился в беседе с Фридрихом Великим,
 
когда он попеременно обращался в ценителя парков, инженера-гидравлика, военного 

специалиста, знатока налогообложения. Но так было всегда и везде, и нередко чем 

меньше он знал, тем вернее был успех. В Митаве он, сам себе удивляясь, давал 
полезные советы по организации рудного дела, в Париже оказался великим 
финансистом. В большинстве случаев достаточно было молчать - собеседник сам все 

объяснит. Так неплохой химик Казанова "учил" таинствам алхимии их знатока 
маркизу д'Юфре, так вел ученые беседы с великим швейцарским биологом и медиком 
А. Галле-РОМ, черпая необходимые для ответа сведения из самих вопросов. Для 
него 
Делом принципа было бить соперника его же оружием, и потому он так гордился 
победой над польским вельможей Браницким, вынудившим его драться не на шпагах 
(как он привык), а на пистолетах Но главным оружием Казаковы было слово Он с 
юности умел расположить к себе слушателя, заставить сочувствовать своим 
невзгодам (в этом, как он подчеркивал, одно из

204

100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ