Парашют не успел раскрыться полностью и Олиференко погиб. 
После его похорон, по дороге в общежитие Клубов поссорился с мотористом и 
выстрелил в него из пистолета.
      Такое начало деятельности в должности командира дивизии поразило меня как 
гром среди ясного неба.
      – А вы что делали? Как допустили полеты без техсостава, а также поминки 
со спиртным? – спросил я. – Возвращайтесь немедленно в Ямполь и с прибытием 
техсостава организуйте перегонку полков к линии фронта. Со всеми этими фактами 
строго разберусь, когда приеду.
      Через два дня полки перелетели на установленные для них аэродромы 
Стефанешти и Лихнешти. Уже на другой день началась боевая работа по прикрытию 
переднего края нашей обороны. По согласованию с генералом А. В. Утиным 
командиром шестнадцатого полка назначили Бориса Глинку. Для боевого управления 
на переднем крае обороны разместили передовой пункт наведения истребителей с 
постоянным нашим позывным – «Тигр».
      Обстановка в воздухе была пока несложная. Налеты противник осуществлял 
редко и небольшими группами. Это позволяло постепенно вводить в боевой строй 
молодых летчиков. Группы в составе восьмерок водили опытные воздушные бойцы.
      В один из дней перед вылетом моей группы на патрулирование к самолету 
подошел капитан, представился и доложил:
      – Товарищ подполковник, я следователь прокуратуры воздушной армии. Прибыл 
с предписанием арестовать Клубова. Разрешите выполнить приказание прокурора.
      Это напоминание о случае с Клубовым сразу повернуло мысли, 
сосредоточенные на предстоящем боевом вылете.
      – Я сейчас веду группу на задание и прошу вас до моего возвращения ничего 
не предпринимать. Вернусь, мы разберемся с этим делом.
      Весь полет не покидала мысль о Клубове. Даже при атаке десятки «фоккеров»,
 которые, не приняв боя, ушли на Яссы. Настроение отвратительное. Интуиция 
подсказывала, что в этом происшествии было чтото неясное. А такого отличного 
воздушного бойца,, как Клубов, было жаль. Не верилось, что он поступил так 
опрометчиво.
      После посадки состоялся разговор со следователем.
      – Товарищ капитан, слетайте на место происшествия, в Ямполь, и 
разберитесь серьезно в этом деле, – посоветовал я следователю. – Вас подбросит 
туда летчик на УТ2. Завтра я прилечу к вам. Там мы решим, что дальше делать.
      На другой день к вечеру я прилетел в Ямполь. Иду к землянке, вижу, стоит 
следователь, улыбается. У меня и так на душе тревожно за Клубова, а тут эта 
улыбка. С чувством неприязни подумал: «Чему радуется?»
      – Товарищ подполковник, все выяснилось. Клубов не стрелял и никаких 
потерь нет. Все надумано.
      Слова следователя меня и ошеломили, и обрадовали. Посмотрел на капитана, 
вижу, лицо веселое, приятное.
      – Спасибо, что прилетели сюда и разобрались, – сказал я, пожимая ему руку.
 – А где моторист, я хочу с ним лично поговорить.
      В беседе с мотористом выяснилось, что он сам виноват в ссоре. Не 
рассмотрел в темноте офицера, нагрубил ему. Клубов проявил ненужную 
запальчивость, выстрелил вверх. За это, разумеется, он был наказан.
      Улетая в штаб дивизии, я думал: как же понимать поспешный доклад? Неужели 
Заев сам не мог разобраться во всем?
      Вопрос о Клубове со следователем решился благоприятно, но через несколько 
дней прокурор фронта попросил меня прилететь к нему. Он показал мне 
телефонограмму из Москвы.
      – Вот, почитайте приказание об аресте Клубова за убийство моториста. Вы 
просите его не судить, и я с вами согласен, но мне приказано доложить в Москву 
о его наказании за хулиганство.
      Логически все было правильно и спорить не стоило.
      – А вы, Александр Иванович, знаете, что искаженное сообщение об этом 
происшествии ушло в Москву из вашей дивизии? – сообщил при расставании прокурор.

      Все это надо бы расследовать на месте, но заниматься выяснением нет 
времени, надо командовать боевыми действиями и наводить порядок. Обстановка 
усложнилась и требовалось все внимание уделять боевой работе.
      Во второй половине мая авиаразведкой было вскрыто усиленное 
сосредоточение вражеской авиации на ближайших к нам аэродромах. Командование 
фронта и воздушной армии приняло решение нанести массированный удар по 
скоплению вражеских самолетов. На дивизию была возложена задача блокировать 
аэродромы истребительной авиации противника во время действий наших 
бомбардировщиков и штурмовиков.
      На рассвете группами по шесть – восемь самолетов ушли на это задание все 
полки дивизии. Летчики в бою действовали смело и настойчиво. Они не только не 
дали взлететь вражеским истребителям, но подавляли зенитные средства, мешающие 
штурмовке, уничтожали самолеты на земле.
      Базировавшиеся в излучине рек Серета и Прута гитлеровские и румынские 
авиачасти понесли значительные потери от внезапных ударов нашей авиации. Это 
впоследствии, в конце мая, облегчило боевые действия наших войск против 
наземных сил противника.
      Немецкофашистское командование, стремясь сорвать подготовку к 
наступлению 2го Украинского фронта, а также улучшить свое позиционное 
положение, предприняло сильные танковые контратаки. Усилила свои действия и 
вражеская авиация. Подготовка противника к наступательным действиям не осталась 
незамеченной нашим командованием. Утин предупредил меня быть готовым к таким 
изменениям обстановки.
      Дивизия была полностью укомплектована летчиками и самолетами. Это 
позволило на силу противника ответить силой и прикрытие войск осуществлять 
одновременно двумятремя восьмерками. Такое увеличение патрулирующих групп в 
воздухе вело к тому, что в три раза возрастало количество боевых вылетов на 
каждого летчика.
      Помня суворовское правило: «Каждый солдат должен знать свой ма