зы. Один прицельный снаряд угодил в крыло моего самолета. Тут 
сомнения, что на нашем самолете был фашист, у меня исчезли. Дал команду своим 
летчикам сбить „яка“. Но он успел развернуться и ушел к группе „мессершмиттов“. 
После этого „мессы“ ринулись на нас. Мы тоже сделали доворот и пошли в лобовую. 
Поймав с упреждением в перекрестие прицела ведущего группы противника, я 
длинной очередью сбил его. Остальные сразу же ушли. Бомбардировщики так и не 
появились, очевидно, отменили налет.
      Закончив патрулирование, пришли на аэродром.
      – Фадеев сел? – спросил Чувашкина после посадки.
      – Нет, не садился.
      – Где Вадим и что с вами было? Докладывайте! – потребовал я у Труда.
      Из его рассказа коечто стало ясно. Оторвавшись от моего звена, пара 
Вадима вышла на Крымскую. Там наскочила на группу Ме109. Завязался жаркий бой. 
Пара рассыпалась. В один из моментов боя Труд услышал Вадима:
      – Я – Фадеев, иду домой…
      По голосу чувствовалось, что Фадеев был ранен. А Труду никак не удавалось 
оторваться от двух «мессершмиттов».
      Ждали мы сообщений о судьбе Фадеева несколько дней. Стало ясно, что Вадим 
погиб.
      После освобождения Крымской наши войска еще неделю вели тяжелые бои за 
высоты западнее станицы. Этот рубеж позволял выйти в глубокие тылы обороны 
противника, на Новороссийск. Гитлеровцы защищались отчаянно. Они перебросили в 
этот район все резервы и сосредоточили здесь большую авиационную группировку. 
Бои в воздухе носили ожесточенный характер. Наши летчики самоотверженно 
вступали в схватки с численно превосходящим противником, чтобы сорвать 
бомбардировку наших войск. В этих боях полк потерял отважных и способных 
командиров звеньев Дмитрия Коваля и Михаила Сутырина. Меня также чуть не сбили 
над Таманским плацдармом. Спасла случайность.
      Вылетели мы тогда четверкой рано утром на прикрытие района. В группе были 
летчики третьей эскадрильи, оставшейся без командира после гибели Вадима 
Фадеева. Ведомым в свою пару я нерасчетливо назначил молодого летчика, имеющего 
небольшой боевой опыт.
      Подходим к Крымской. Сплошная многоярусная облачность. Вражеская авиация 
могла быть только на большой высоте. Решил пробить облака. Мой ведомый не имел 
опыта полетов в сложных метеоусловиях. Оторвался от нас. А искать его и 
пристраивать к группе условия не позволяли – к линии фронта шла девятка 
двухмоторных бомбардировщиков Ю88. Дал по радио команду ведомому уходить домой.
 Тройкой ринулись навстречу противнику. Набирать высоту для «соколиного удара» 
времени не было, да и второй ярус облаков мешал.
      Вначале все складывалось хорошо, как было задумано. С боевого разворота 
вклиниваюсь в строй девятки. В упор, длинной очередью, расстреливаю ведущего. 
Проскочив строй бомбардировщиков, посмотрел в сторону и назад. Сбитый Ю88 
дымил в падении. Успел заметить рядом остальных бомбардировщиков. С них вниз 
сыпались бомбы. Сделал рывок в сторону – и вновь захожу в атаку.
      Бомбардировщики стали беспорядочно разворачиваться на запад. Я кинулся на 
отставшего Ю88. Он пытается уйти, переходит в пикирование. Догоняю «юнкерса» и 
расстреливаю его. Вывел самолет из атаки над самым верхним краем нижней 
облачности. Дальнейшее следование за Ю88 грозило столкновением с землей, ибо 
нижний край облачности был всего в двухстах метрах.
      Выйдя на высоту боевым разворотом, увидел под облаками вторую девятку 
бомбардировщиков. Не теряя времени, устремился к ней. Главное – не допустить 
«юнкерсов» к линии фронта. Атакую правого бомбардировщика в девятке. Ю88 
загорелся. Остальные, сбрасывая на развороте бомбы, круто отворачивали строем 
на запад. Пристраиваюсь им в хвост, сближаюсь. Вот они рядом. Прицеливаюсь по 
крайнему справа «юнкерсу». Он чуть отстал от группы. Очередь по стрелку, вторая 
– по мотору. Черный дым тянется за «юнкерсом». Но он еще летит. Надо добить. 
Нажимаю гашетку – оружие не стреляет. Повидимому, отказало. Решаю перезарядить.
 И тут, несмотря на азарт боя, глянул в сторону хвоста моего самолета. Шестерка 
«мессершмиттов» уже пристраивалась ко мне. Тут же делаю энергичный переворот. 
Трассы огня прошли выше. Проскочив нижнюю облачность, вывел самолет у земли, 
над населенным пунктом, Узнал его – подо мной была станица Варениковская. 
Горкой вошел в облака. Скрываясь от «мессершмиттов» и зениток, взял курс на 
аэродром. После посадки приказал Чувашкину:
      – Проверьте, почемуто внезапно отказало оружие. Через несколько минут 
техник, усмехнувшись, доложил:
      – Оружие работает отлично. В контейнерах нет ни одного снаряда и ни 
одного патрона.
      – Да!.. Это меня и спасло. Если бы оружие еще дветри секунды стреляло, 
то сегодня домой не вернулся бы. «Мессеры» бы прикончили, – невольно вырвалось 
у меня.
      На первого сбитого бомбардировщика, упавшего вблизи линии фронта, штаб 
получил подтверждение стрелковой части. Его засчитали мне. Второй, сбитый в 
глубине вражеской обороны, и третий, подбитый, который наверняка упал позже, 
пошли в пользу общей победы. Старчиков в этом бою также сбил «юнкерса» из 
первой девятки. Мы выполнили боевую задачу – не дали бомбить наши войска.
      После 10 мая наступление на фронте прекратилось В воздухе наступило 
относительное спокойствие. Обстановка позволяла подвести итоги последних боев. 
С докладом о действиях летчиков выступил командир полка. Итоги он в основном 
подводил по цифровым показателям; сколько вылетов, часы боевого налета, 
количество боев, сбитых самолетов. Понятно, что летчики слушали эти данные без 
особого интереса. А ведь в этих боях впервые мы применили много новинок. Да и 
противник перешел к другой тактике. Смелее стал использовать высоту, маневр. 
Сбивать «м