ся к штурмовикам. Меня охватила ярость. Да и мой 
ведомый действовал в этом полете не лучшим образом. Резко вывел свой самолет из 
косого переворота и ринулся за Ме109, явно упоенным своим успехом. Еще миг – и 
противник у меня в прицеле. Наверное, в эти секунды фашист и заметил 
смертельную опасность. Энергичным переворотом он уходит из моего прицела и 
вертикально пикирует к воде. Я за ним. Малая высота, на которой проходил бой, 
не позволила ему оторваться. На выходе из пикирования он снова попал мне в 
прицел. Две хорошие очереди сразили наповал Ме109, и тот пошел на дно бухты, 
куда всего лишь две минуты назад собирался отправить меня.
      Боевым разворотом вновь набираю высоту. Только в этот момент почувствовал,
 что весь мокрый от пота. Да, нелегко достается победа…
      Пристроив к себе Ершова, мы парой пошли сопровождать «илов». В тот вылет 
они нанесли мощный штурмовой удар по скоплению гитлеровских войск.
      20 апреля противник предпринял отчаянные попытки уничтожить наш десант. В 
воздухе обстановка еще больше накалилась.
      В первый вылет на сопровождение группы Пе2 взлетели тройкой. У ведущего 
второй пары отказала матчасть. В этом полете нам удалось отразить все атаки 
«мессершмиттов», но ведение боя усложнял идущий ниже своей группы одиночный 
Пе2, поврежденный зениткой.
      На обратном маршруте, уже подходя к Новороссийску, увидел, как в хвост 
ему заходят два «ФоккеВульфа190». Я и мой ведомый, Иван Савин, пикированием 
свалились на них. Атака была молниеносной. Мы сразу же сбили обоих. Повидимому,
 вражеские пилоты не заметили, как сами превратились в мишень. После этого я 
горкой выскочил к группе наших бомбардировщиков, а Савин остался прикрывать 
подбитый Пе2. Тот шел на аэродром к Геленджику. Обеспечив безопасную посадку 
бомбардировщика, Савин, несмотря на мое строгое распоряжение сесть на этом 
аэродроме, решил нас догнать.
      Но практикой десятки раз подтверждено: одиночный самолет – верная цель. К 
несчастью, так и получилось. Савина вскоре атаковала пара «охотников» и сбила в 
предгорьях севернее Геленджика. Так мы потеряли еще одного очень способного 
молодого летчика.
      На другой день вновь сопровождали две девятки Пе2. Вылетали шестеркой. 
Заев приказал включить в нашу группу Паскеева с ведомым Степаном Вербицким и 
назначил их верхней парой в боевом порядке. После бомбометания бомбардировщики 
на траверзе Анапы начали разворачиваться в сторону моря. Пара Паскеева 
несколько оторвалась от нашей четверки и летела ближе к берегу. Я дал команду 
Паскееву подойти к нашей группе, и тут же увидел четверку Ме109: выскочив из 
облаков, они шли в атаку.
      – Паскеев! Сзади «мессеры»! Разворот на них и атакуйте в лоб! – дал 
команду и сразу пошел на помощь.
      Вербицкий, выполняя приказ, ринулся на четверку «мессершмиттов». Паскеев 
же со снижением нырнул под нашу группу. Четверка «мессеров» накинулась на 
одиночный самолет, быстро подожгла его и скрылась за облаками. На наших глазах 
ветром сносило Вербицкого на парашюте в открытое море. Мы ничем не могли ему 
помочь…
      После посадки командир части, выслушав мой доклад о ходе боя, спросил:
      – Что будем делать?
      Еще когда летели домой, у меня не выходил из головы этот случай. Чем 
объяснить, что летчик, боевой в прошлом, так ведет себя? Ведь Паскеев до того, 
как его сбили, храбро сражался.
      – Может быть, его медики проверят? Хоть поступок и отвратителен, но надо 
разобраться со всех сторон.
      Вскоре на медкомиссии у Паскеева действительно выявились серьезные 
отклонения. Тяжелая травма нарушила его психику. Редко, но случалось, что 
летчик после этого не мог справиться с собой. Паскееву надо было основательно 
лечиться. Позднее он был переведен в авиацию связи и добросовестно выполнял 
свои задачи.
      Случай этот говорил о многом. Прежде всего, о необходимости иметь крепкую 
закалку, быть готовым ко всем превратностям боевой жизни, Натиск противника в 
районе Мысхако после семидневных ожесточенных боев затихал. Десантники, проявив 
беспримерный героизм, упорно удерживали этот клочок земли, обильно политый их 
кровью. Воздушная обстановка также изменилась в нашу пользу. Смелые действия 
советской авиации, усиление ее прибывшими на Кубань авиационными соединениями 
укрепляли боевую мощь наших Воздушных Сил на Северном Кавказе. Однако и враг в 
долгу не оставался.
      Вскоре на мою долю вновь выпала задача сопровождать две девятки Пе2 в 
район Мысхако. При определении группы меня настойчиво упрашивал взять на боевое 
задание молодой летчик Николай Островский. Но в тот момент он еще слабо был 
подготовлен к тяжелым схваткам, которые мы вели здесь.
      Островский прибыл в наш полк осенью сорок второго года после окончания 
авиашколы. Проверили его летную подготовку. Она была, мягко говоря, невысока. 
Стали обучать молодого пилота. Учился он старательно. Однажды увидел его 
плачущим, с письмом в руках.
      – Островский, – спрашиваю, – что произошло?
      Николай протянул мне письмо. В нем сообщалось, что его мать, отца,