| |
- Будем откровенны. Чего вы боитесь? Никто не ведет стенограмму нашей беседы.
Следствие давно закончено. Мужской разговор без свидетелей, наедине.
- Вы ошибаетесь, синьор, есть свидетель. Вот он! - Кертнер показал подбородком
на портрет Муссолини, висящий над директорским столом. Полагаю, этот свидетель
не даст показаний в мою пользу. Он - свидетель обвинения.
Лицо Джордано стало отчужденным. Правду неприятно слушать, даже когда беседуешь
с глазу на глаз.
- Мы с дуче слишком разные люди, - усмехнулся Кертнер. - Единственно, что меня
с ним объединяет, - мы оба летчики-любители...
- Сыскной агент, которому это было поручено, проверил вашу легенду на месте, -
перебил Джордано сухо. - Он побывал в Вене на Нибелунгенштрассе, 11, это рядом
с оперным театром. Да, вы снимали там комнату. Но жили под другой фамилией.
Хозяйка просила вам кланяться. Она сообщила, что вы часто ходили в театр. Что
вы два раза в неделю ездили на аэродром, летали на планере. Не расставались с
фотоаппаратом. У хозяйки до сих пор хранятся фотографии, снятые вами: фрау с
молитвенником в руке, фрау с внучкой, фрау с таксой...
"Не пожалели денег на поездку сыщика в Вену. Значит, охранке очень важно
установить, кто я такой. Даже спустя пятнадцать месяцев после суда".
- Ваши паспортные данные оспариваются муниципальным советником в Вене, -
Джордано снова заглянул в бумагу, лежавшую на столе. - Отныне вы лишены прав
гражданства, ваш паспорт аннулирован. Таким образом, в глазах нашей юстиции вы
перестали быть иностранцем. Независимо от того, кем вы являетесь на самом деле
- русским, сербом или австрийцем..
Кертнер пожал плечами:
- Какое же государство признается, что это его гражданина обвиняют в шпионаже?
Сегодня вся Австрия перепугана, не только тот полицейский чиновник, у которого
наводили справки обо мне...
- Все страны выменивают своих агентов, - вежливо напомнил капо диретторе.
Кертнер промолчал и при этом подумал: "Когда наши найдут возможным, меня тоже
обменяют. Признают своим и обменяют. Но как это отразилось бы на судьбе
Блудного Сына и других, кто сидит по моему делу?"
- Вы теперь человек без родины, - жестко сказал капо диретторе; у него
сделалось каменное выражение лица.
- Странно было бы, если бы обо мне сейчас в Австрии кто-нибудь позаботился. Где
тут до какого-то заключенного, если пропали без вести и сам президент и
федеральный канцлер!
- Нужно признать, что вы держитесь стойко. Даже юмора не утратили. Но боюсь,
что это - юмор висельника. И вам не удастся сбить меня с толку тем, что вы
говорите на разных языках.
- Мы с вами разговариваем на разных языках, даже когда я говорю по-итальянски,
- усмехнулся Кертнер.
Кертнер чувствовал себя скверно, его очень утомила словесная перепалка с капо
диретторе, и он все больше раздражался оттого, что стоит рядом с пустым креслом,
а Джордано не предлагает ему сесть.
Наверное, никто другой ни в одной итальянской тюрьме чаще, чем Джордано, не
говорил "прего" и "пер фаворе", что означает "прошу" и "пожалуйста". Благодаря
подобным пустякам Джордано удалось прослыть учтивым, добрым, но только - среди
посетителей тюрьмы, а не ее обитателей.
Если бы Джордано мог сейчас прочесть мысли стоящего перед ним заключеного 2722,
он прочел бы: "Умелый притворщик, опытный лицемер, чем ты вежливее, тем опаснее,
с тобой нужно держать ухо востро".
- Извините, пожалуйста, но вы сами виноваты, - донесся как бы издалека
металлический голос Джордано. - Давно нужно было написать мне чистосердечное
признание, сообщить о себе родным, и ваша участь была бы облегчена. Очевидно, в
вашей стране считают вас потерянным. Я не припомню за многие годы, чтобы так
бросили узника на чужбине. Я не получал насчет вас никаких заявлений, никаких
прошений. Во всех странах в таких случаях интересуются своими гражданами,
осужденными за рубежом. И пожалуйста, я даю справки, посильно помогаю. А для
вас никто и пальцем не пошевелил... Правда, еще зимой появился неизвестный
господин, он выдавал себя за швейцарского адвоката. Но без формальной
доверенности от родных или от какого-либо посольства, аккредитованного в Риме.
Пришлось указать ему на дверь.
|
|