участвует в гребных гонках. Она и в тюрьму послала скакалку, заставила Ренато 
заниматься гимнастикой. 

Ренато сообщил в открытке, что фотографии Орнеллы висят на стене, возле его 
тюремной койки, ими любуются даже тюремщики, и сам капо гвардиа спрашивал - кто 
снят?.. 

Но разве дело только в опасности, которой подвергали себя жених и невеста? 
Конспиратор Скарбек думал лишь об этой стороне дела, а ведь во всем поведении 
молодых людей была еще и другая, этическая сторона, о ней не переставала думать 
Анка: "Может, мы лишаем влюбленных непосредственности чувств? Ворвались в их 
интимную жизнь. Даже поцелуи их отныне отравлены конспиративными требованиями". 


Да, прежде Ренато ждал свидания с радостным и беззаботным возбуждением, а 
сейчас сильно нервничал, потому что каждый раз ему предстояло выполнить 
нелегкое и опасное поручение. Ведь перед тем как передать ответ Орнелле, нужно 
еще получить его из второй камеры через рыжеволосого мойщика окон, нужно 
надежно спрятать до того дня, когда Ренато поведут в комнату свиданий. А затем 
кто-то из двоих уносил со свидания записку за щекой. 

Позже Орнелла призналась Анке, что недолго были им в тягость новые тайные 
обязанности. Каждое свидание отныне больше волновало, лучше запоминалось, 
поцелуи окрасились новым, надежным чувством. К согласию любящих сердец и к 
нежной чувственности добавилась обоюдно переживаемая тревога, гордое сознание, 
что они стали точкой соприкосновения каких-то сил, борющихся на воле, с силами, 
которые продолжают борьбу в тюрьме. 

65 

Этьен еще раз перечитал записку, переданную через Ренато: 

"Приказываю подписать прошение о помиловании..." 

Отдавая приказ, Старик был знаком с донесением Гри-Гри: 

"...Этьен ведет себя в тюрьме геройски. Его побаивается дирекция, его уважают 
другие заключенные. По сообщению итальянских друзей, был случай, когда 
заключенные объявили голодовку, и за это вожаки получили пятнадцать суток 
карцера. Этьен в это время лежал в тюремном лазарете. Но он оттуда обратился к 
директору тюрьмы и потребовал, чтобы и ему дали карцер в знак солидарности с 
остальными". 

После очередного свидания Ренато с Орнеллой Этьен получил новую записку: 

"Прошу подтвердить получение приказа. Напомни мне, сколько месяцев тебе 
осталось сидеть. Пойму этот как знак, что приказ получен и принят к исполнению. 
Отказ подать прошение многое испортит. Шкурничества в подаче прошения никакого 
нет. Объясни это всем товарищам по камере. 

С т а р и к". 

Приказ Центра совпал с новым вызовом в дирекцию тюрьмы по поводу того же самого 
прошения о помиловании. После первого предложения, сделанного капо диретторе 
две недели назад, номер 2722 ответил: 

- Просьбу о помиловании может подать виновный, когда он просит милости. А я 
виновным себя не признаю. 

И снова Джордано был приторно учтив и любезен, снова угощал заключенного 2722 
сигаретами, снова уговаривал: 

- Мы вас поддержим. Мы даже напишем, что вы себя примерно ведете. Хотя мы оба 
знаем, это далеко не так. Мы уже несколько раз с вами ссорились. 

- Значит, вы считаете, что мы несколько раз мирились? Нет, я с вами не мирился. 
Я с вами в вечной ссоре на все оставшиеся мне семь лет пребывания под вашей 
крышей. 

- Семь лет могут превратиться в несколько месяцев. Нужны лишь ваше раскаяние, 
правда о самом себе, и тогда вы можете рассчитывать на милосердие. 

- Чем более нелепы законы и чем более жестоки судьи, тем нужнее знаки 
королевской милости осужденным, - Кертнер насмешливо глянул на портрет 
Виктора-Эммануила, висящий на стене напротив дуче. - Это случается, когда 
король начинает тяготиться своей репутацией деспота и хочет прослыть 
милосердным... 

- Номер 2722, я запрещаю неуважительно говорить о короле! - У Джордано 
побагровела морщинистая лысина. - Еще одна фраза - и... - он указал пальцем на