Сталин». Намеки на покровительство Сталина были достаточно прозрачны и 
красноречивы. 
      Пришлось Артузову защищать в письме и своего товарища по ИНО Штейнбрюка. 
Очевидно, на одном из совещаний Урицкий намекнул о якобы имевшихся политических 
подозрениях против корпусного комиссара. Ничего конкретного он не сказал, но в 
тяжелой 
125 
      обстановке 1936 г., когда шли массовые аресты иностранных коммунистов, 
находившихся в СССР, таких намеков со стороны начальника Управления по 
отношению к начальнику отдела, ведущего агентурную разведку против стран Европы,
 оказалось достаточно чтобы попасть под подозрение. Немец по национальности, 
бывший офицер австро-венгерского генштаба, член венгерской и германской 
компартий, он хорошо вписывался в качестве жертвы в бушевавшую на территории 
Союза вакханалию репрессий, которая сметала лучших представителей 
коммунистов-эмигрантов. 
      Артузов считал, что единственной виной Штейнбрюка (а знал он его много 
лет, и его мнение можно считать объективным), являлось только медленное 
продвижение агентурной работы в Германии. Но он тут же замечал, что и у 
разведупровского ветерана Стигги, тоже работавшего по Германии, успехи по этой 
стране еще меньше, и что вся экономическая сеть Стигги в Германии либо села, 
либо перевербована. Очевидно, Артузов за два с половиной года работы в 
Разведупре так и не понял той атмосферы склок, подсиживаний, интриг, попыток 
столкнуть вышестоящего, чтобы занять его место, столь характерной для высших 
эшелонов военного ведомства. Может быть, отсюда и такое искреннее недоумение в 
конце его подробного письма: «Я думаю, что Вы изменили свое отношение к 
пришедшим со мной товарищам, Семен Петрович. Для чего? Не пойму. Не хочу думать,
 что и Вас коснулась атмосфера несколько нездоровых отношений среди многих 
товарищей к чекистам ... но я думаю, что я привел в Разведупр неплохой народ. 
Ему не хватает военной школы, у него много недостатков, но он полезен для 
разведки и не надо от нас избавляться Семен Петрович. Конечно он требует не 
только холодного административного приказа, но и некоторого терпения». Но здесь 
бывший начальник ИНО ошибся. Держать дальше «пришельцев» в аппарате военной 
разведки не собирались, и момент для их изгнания, учитывая изменившуюся с мая 
1934 г. политическую обстановку в стране, был выбран удачно. Безусловно, это не 
являлось личной инициативой Урицкого. Наверняка его поддерживал и нарком 
обороны, так и не смирившийся с тем, что группу чекистов направили в святая 
святых военного ведомства. Дни Артузова в Разведупре были сочтены. 
      Письмо Урицкому написано 20 декабря. А уже через три недели, 11 января 
1937 г., по предложению Ворошилова Политбюро принимает решение об освобождении 
Артузова и Штейнбрюка от работы в Разведупре и направляет их в распоряжение 
НКВД. Новым замом начальника Управления тем же постановлением назначается 
старший майор госбезопасности М.К.Александровский. Начинался 1937 г., 
обстановка в Европе накалялась, впереди был Мюнхен, и замена аса разведки на 
человека, ранее не имевшего к ней прямого отношения, но с большим опытом 
контрразведывательной работы, была весьма показательной — она говорила о 
планируемой чистке рядов, уничтожении предателей — настоящих, мнимых и 
потенциальных. 
      К назначению Александровского начальник Управления не имел никакого 
отношения. Эта кандидатура обсуждалась на более высоком уровне. Уже после 
ареста 24 апреля 1938 г. в своих показаниях Урицкий говорил, что назначение 
Александровского в Разведупр состоялось совершенно помимо него: «Когда я 
получил согласие Наркома Обороны по увольнению Артузова, он (т.е. Ворошилов) 
имел ряд переговоров в наркомате Ежова о замене Артузова. Назывались разные 
кандидатуры, в том числе и Александровского ...». 
      Вместе с Артузовым, как уже говорилось, обратно в НКВД отправили и 
Штейнбрюка. Важнейший отдел Разведупра, ведавший агентурной разведкой в Европе, 
остался без руководителя. Но здесь Урицкому удалось отстоять должность. Из НКВД 
в первый отдел никого не прислали, и временно исполняющим должность (врид) был 
назначен сотрудник Управления, ветеран Разведупра полковник С.Л.Узданский. 
Полковник во главе крупнейшего отдела (пусть даже врид) вместо корпусного 
комиссара — явление, ставшее обычным для РККА 1937 г., когда более молодые и 
энергичные командиры среднего звена быстро делали карьеру, занимая генеральские 
должности. Узданский продержался на этом высоком посту, 
126 
очевидно, до мая 1937 г.188, а затем разделил трагическую судьбу Артузова, 
Штейнбрюка и того же Александровского. 
      Корпусной комиссар Карин пока удержался на должности начальника 2-го 
(восточного) отдела. Вряд ли это было заслугой Ворошилова. Если нарком «сдал» 
Артузова и Штейнбрюка, а иначе, как сдачей, направление в распоряжение НКВД 
назвать нельзя, то, видимо, он не отстаивал на заседании Политбюро Карина. 
Скорее всего, причина того, что Карина оставили на должности, объяснялась 
просто: пока ему как специалисту по Востоку достойной замены в Разведупре не 
нашлось. Очевидно, это понимал и Сталин, и решил до поры не трогать корпусного 
комиссара. Несколько месяцев Карин продолжал руководить отделом, но и его 
судьба была предрешена. 
      Артузов вернулся в НКВД. Во внешнюю разведку его не пустили, а 
предоставление ему скромной должности по архивной части можно назвать 
издевательством для специалиста такого класса. Осознавал ли корпусной комиссар 
свое положение: что дни его сочтены, что впереди лубянские подвалы и путь в 
небытие? Вряд ли. За два с половиной года работы в другой системе, в другом