военной разведки и возглавил службу связи Исполкома Коминтерна (интересно, что 
человек, которого он сменил в Коминтерне — Александр Абрамов — перешел в IV 
Управление и получил в свою очередь пост помощника начальника, курировавшего, 
правда, не восточное, как Мельников, а испанское направление). Другой помощник 
— В.Х.Таиров — был переведен на дипломатическую работу в Монголию. 
      Подлили масла в огонь и ноябрьские (1935 г.) присвоения персональных 
воинских званий. «Пришельцы» — А.Х.Артузов, Ф.Я.Карин, О.О.Штейнбрюк, Л.Н.
Захаров-Мейер — получили звания корпусных комиссаров, а А.М.Никонов и О.А.
Стигга — только комдивов. Появление недовольства со стороны «коренных» 
разведупровцев в этой обстановке было неизбежным. 
      Новый начальник, комкор Семен Урицкий, стал на сторону сотрудников 
Управления, возражавших против засилья чекистов. Его нельзя назвать новичком в 
военной разведке, еще в начале 20-х гг., обучаясь в Военной академии, он 
работал в центральном аппарате, а в 1922-1924 гг. находился в нелегальной 
командировке в Чехословакии, Франции и Германии. Кроме того, в начале 30-х гг. 
он в течение года учился в Германии. Как кадровый военный, прослуживший в РККА 
19 лет, Урицкий просто не мог стать на сторону сотрудников другого наркомата. 
Так что противостояние в руководстве Разведупра было неизбежным. Хорошо понимая 
это, Артузов решил написать своему непосредственному начальнику обстоятельное 
письмо. (Видимо эпистолярный стиль изложения мыслей он предпочитал другим. 
Письма Менжинскому и Урицкому, несколько писем наркому Ежову, обстоятельное и 
подробное письмо Сталину, написанное перед самым арестом, — далеко не полный 
перечень переписки этой незаурядной личности. Копии данных писем лежали в сейфе 
его служебного кабинета, во время ареста их изъяли и приобщили к уголовному 
делу, и они навсегда осели в центральном архиве ФСБ). 
124 
      Надо отметить, что энергичный Урицкий и по интеллекту, и по характеру, и 
по манере поведения с подчиненными несколько отличался от своего флегматичного 
предшественника. Участник мировой и гражданской, провоевавший почти всю войну в 
кавалерийском седле, он воспринял характерный для некоторой части высшего 
комсостава РККА грубый и пренебрежительный стиль отношения к подчиненным. И 
если вначале с приходом в Управление в мае 1935 г. он как-то сдерживался, входя 
в новую для себя атмосферу, то спустя какое-то время он стал открыто проявлять 
недостатки своего характера и поведения. 
      Тактичный и сдержанный Артузов указал ему на это в своем письме: 
«исключительная усилившаяся резкость с вашей стороны в отношении бывших 
чекистов». Карину и Штейнбрюку доставалось в первую очередь. Урицкий прекратил 
обсуждение оперативных вопросов с начальниками двух ведущих отделов. Все 
руководство с его стороны свелось к написанию резких и обидных резолюций по 
каждому мелкому упущению и вызовам в свой кабинет для отчитывания и 
высказывания угроз снять с должности. Подобные солдафонские меры руководства в 
разведке явно не годились, и Артузов, хорошо понимая это, писал ему в письме: 
«Лично я считаю, что меры взыскания и внушения необходимы для поднятия нашей 
работы. Однако без чередования со спокойной, воспитательной, подбадривающей 
работой они цели не достигают, особенно в разведке (полагаю также и в строевых 
частях)». Намек на грубость и нетактичность нового начальника был достаточно 
ясным. 
      Однако нельзя не отметить следующее. Сталин не мог сразу после ухода 
Берзина назначить чекиста Артузова начальником Управления. Для этого ему 
пришлось бы вступить в конфликт с наркомом обороны Ворошиловым, чего вождь явно 
не хотел. В то же время Урицкий, придя в Управление, довольно быстро понял, что 
в Разведупре ему отведена неблагодарная роль дурака-начальника при умном заме. 
С таким положением вещей амбициозный комкор смириться никак не мог. Это и 
привело к его недоброжелательному отношению к чекистам. 
      Изменилось отношение Урицкого не только к начальникам первого и второго 
отделов, но и к Артузову. Как первый заместитель он руководил стратегической 
разведкой, курируя основные отделы Управления. Но все указания и распоряжения 
этим отделам отдавались через его голову, и таким образом ас разведки 
становился заместителем без определенных занятий. Артузов понимал, что тучи над 
ним и пришедшими с ним людьми сгущаются и старался взять под защиту людей ИНО в 
Разведупре. До Ворошилова он добраться не мог, нарком никогда не вызывал его, 
предпочитая получать всю информацию о работе Управления от Урицкого. Поэтому 
Артузов и написал подробное письмо комкору. 
      Конечно, Урицкий знал, почему и по чьему приказу появился в Разведупре 
начальник ИНО с группой сотрудников. Наверняка он был знаком и с постановлением 
Политбюро от 26 мая 1934 г. И все-таки Артузов еще раз подчеркивает в письме, 
кем он был послан в военную разведку и под чьим покровительством находится. «Не 
для того, чтобы искать положения, популярности, выдвижения или еще чего-либо 
пошли эти товарищи со мной работать в Разведупр. Вот слова тов. Сталина, 
которые он счел нужным сказать мне, когда посылал меня в Разведупр: «Еще при 
Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен 
отказываться работать на том посту, который ему предлагается». Я хорошо помню, 
что это означало, конечно, не только то, что как невоенный человек я не могу 
занимать вашей должности, но также и то, что я не являюсь Вашим аппаратным 
замом, а обязан все, что я знаю полезного по работе в ГПУ, полностью передать 
военной разведке, дополняя, а иногда и поправляя Вас». И, упрекая Урицкого в 
плохом отношении к нему, Артузов опять упоминает о том, что Сталин хотел видеть 
его в Разведупре: «Простите меня, но и лично Ваше отношение ко мне не 
свидетельствует о том, что Вы имеете во мне ближайшего сотрудника, советчика и 
товарища, каким, я в этом не сомневаюсь, хотел меня видеть в Разведупре тов.